Евгений Чудаков

Все это свидетельствовало о том, какое огромное значение придается в американском автомобилестроении научно-исследовательским работам. А ведь еще пять — десять лет назад в Америке никто к ним серьезно не относился. Теперь же, как говорится, жизнь заставила. Как сразу понял Чудаков, очень многое из американского опыта ведения научно-исследовательских работ можно эффективно и плодотворно использовать в Советском Союзе. Четыре месяца из пяти, которые он пробыл в Соединенных Штатах, Евгений Алексеевич посвятил изучению и описанию научно-исследовательских отделений в американской автопромышленности.

Был холодный и дождливый декабрьский день, когда длинный черный «кадиллак» правления «Дженерал моторс», предназначенный для встречи почетных гостей, подъехал к массивному девятиэтажному зданию на одной из центральных улиц Детройта. Снаружи это солидное сооружение походило на крупную контору или банк. Здесь помещалась центральная лаборатория концерна «Дженерал моторс». Чудаков удивился, когда услышал, что еще три года назад ничего подобного концерн не имел. Следуя за представителем правления, державшимся весьма любезно, Евгений Алексеевич вошел в здание.

О чем думал он, что вспоминал, переходя из одной лаборатории в другую, осматривая испытательные установки, знакомясь с инженерами-исследователями? Может, вставал в его памяти Михаил Михайлович Хрущев-старший, пытающийся создать новый двигатель на слесарном верстаке с помощью молотка и напильника? Или виделся ему первый экспериментальный бокс Научной автомобильной лаборатории, расположившийся на задворках гаража МВТУ, и главный механик Кузьмич, спрашивавший, как точно надо подогнать деталь — «для глазу или для инструменту?» Или думалось, как спустя почти десять лет после образования НАМИ приходится оборудовать каждую новую лабораторию, «выбивая», «доставая», «изыскивая» буквально все и вся, начиная с гаек и болтов и кончая механиками научными сотрудниками?

Чудаков видел прекрасно оборудованные боксы, испытательные станки, на которых, казалось, можно воспроизвести любые условия работы отдельных деталей, агрегатов и автомобиля в целом. Вибростенд для определения предела прочности металлических частей, морозильная камера, которая давала возможность проверить автомобиль в условиях тридцатиградусного мороза… Ни одна установка не простаивала, нигде люди не сидели без дела. Чудакову сказали, что особо важные с точки зрения качества и экономичности исследования ведутся в две и даже в три смены. Так, например, обстояло дело с поисками заменителей для дорогостоящих цветных металлов и для высококачественных сталей.

Как объяснили Чудакову, здание в Детройте — это еще не вся исследовательская база концерна. В 60 километрах от города совсем недавно открылся центр дорожных испытаний концерна «Дженерал моторе» — «Прувинг Граунд» (по-английски «испытательный полигон». — Ю. А.). Через два дня Чудакова привезли на полигон.

Двумя годами раньше он видел в Европе автодром, расположенный прямо на крыше завода «Фиат». Экзотика! И первое, что бросилось Евгению Алексеевичу в глаза на американском испытательном полигоне — всякое отсутствие экзотики. За щитом с аккуратной надписью «Прувинг Граунд» — обычный пейзаж чистенькой провинциальной Америки с чистенькими одноэтажными домиками, ухоженными деревцами и неширокой лентой дороги. Двое мальчишек лет семи в ковбойских шляпах, с игрушечными кольтами на поясах деловито прикручивали длинной веревкой к одному из придорожных столбов третьего мальчишку. Тот отчаянно дрыгал руками и ногами, ругался, вопил, что Большой Билл отомстит за него. По дороге с интервалом две-три минуты проносились автомобили.

Приехавших принял директор «Прувинг Граунд» мистер Эрхард. С нескрываемой гордостью он рассказал, что на кольцевом участке полигона воспроизведены все виды американских дорог. Водители-испытатели работают в три смены. Новые модели концерна и фирм-конкурентов день и ночь, кольцо за кольцом наматывают десятки тысяч миль на спидометры. За несколько недель испытаний машина открывает все свои скрытые качества.

Чудаков быстро оценил преимущества таких испытаний по сравнению с испытательными пробегами. Удобство измерений и технического обслуживания. Точность оценок. А главное — возможность сравнительных проверок разных автомобилей в совершенно идентичных условиях.

У директорского домика затормозила черная машина без опознавательных знаков — фирменных эмблем, хромировок, заводских украшений.

— Модель будущего года, — пояснил директор.

О том, что истинный облик модели скрывается от конкурентов до ее массового поступления на рынок, русскому инженеру рассказали еще раньше.

— Хотите попробовать? — предложил директор. Через минуту Чудаков уже покачивался на сиденье «шевроле», идущего со скоростью 50 миль в час по шоссейному участку полигона. Рядом с ним неподвижно уставился на дорогу водитель — здоровенный угрюмый детина, словно отлитый вместе с сиденьем. Сзади — юркий клерк, почти мальчишка, с толстой тетрадью на коленях.

Участок гладкого шоссе резко оборвался, и машина с разбегу вылетела на «стиральную доску» — жесткий, ухабистый проселок. Еще через полмили вонзилась в огромную, явно искусственного происхождения лужу. Потом, поднатужившись, полезла на крутой подъем.

— Очень устаете? — спросил Чудаков своих спутников.

— Нормально, — ответил детина за рулем. А сидевший сзади клерк пояснил, хихикнув:

— Устаешь, когда без работы бегаешь с десятью центами в кармане. А на работе уставать некогда. Доллары капают.

Завершив круг, Чудаков вышел из машины к поджидавшему его директору. Про себя он отметил, что дорога на полигоне действительно чрезвычайно разнообразная, но одного вида покрытия явно недостает.

— Мистер Эрхард, — сказал Чудаков, — я восхищен четкой организацией испытаний и продуманным подбором участков дороги на вашем полигоне. Но жидкий проселок у вас все-таки отсутствует.

Директор не понял, о чем речь. Тогда Чудаков описал ему дорогу с глубокими рыхлыми колеями, покрытую на тридцать сантиметров жидкой грязью. И по таким дорогам, может быть, придется идти автомобилю. Поняв, о чем говорит русский, Эрхард уверенно возразил:

— Мистер Чудаков описывает пашню после дождя. Для поля мы делаем трактора. Автомобили проектируются для дороги. А дорог, как пашня, не бывает.

Евгений Алексеевич представил себе сотни верст размытых российских проселков, вязнущие в грязи телеги и автомобили, но разубеждать американца не стал. Как бы ему самому хотелось ошибаться!

Покидая вечером полигон, Чудаков заметил у дороги прежних мальчишек. Они поменялись ролями. Теперь те двое, в шляпах, были привязаны к столбу, а веснушчатый крикун, поддерживаемый долговязым медлительным парнем лет четырнадцати, по-видимому, тем самым Большим Биллом, злорадно скакал вокруг них, требуя доллар за то, что отпустит их «к мамочкам». Никто из американцев на мальчишек внимания не обратил.

Потом были новые поездки на заводы, в лаборатории, в конструкторские бюро. Чудаков научился фотографировать и теперь, как завзятый репортер, щелкал камерой, благо американцы в надежде на крупные заказы позволяли. Будни проходили в напряженной, захватывающей работе, почти ежедневно дающей новое, значительное и сулящей заманчивые плоды при перенесении ее результатов на родную почву. А воскресенья и редкие свободные вечера были заняты пикниками и коктейлями, которые начинались по-разному, но заканчивались всегда одинаково — длинными разговорами об автомобилях и автомобильной промышленности.

Только за три дня до отъезда, к стыду своему, вспомнил Евгений Алексеевич о том, что необходимо купить подарки родственникам и друзьям. Сказался больным. Как студент-прогульщик, улизнул из гостиницы и целый день ходил по магазинам. Занялся этим делом так же планомерно и тщательно, как до того изучением завода и лабораторий. К вечеру два чемодана были набиты подарками.

И вот снова вокруг океанский простор, а под ногами — мерно вибрирующая палуба. И снова в корабельном ресторане — пустующие стулья и нетронутые приборы побежденных морской болезнью попутчиков. Перед высадкой на берег Европы каждому пассажиру вручают сувенир — сумку, игрушку, платочек и прочую «мелкую галантерею» с названием парохода и туристической фирмы. Приятно. Оказывается, пароходная компания делает это не столько из любви к клиентам, сколько по трезвому расчету, чтобы не растащили «на сувениры» корабельную утварь. Мода на фирменные безделушки уже обошлась нескольким пароходным компаниям потерей половины столовых приборов, пепельниц, ручек, вешалок…