Страница 69 из 104
— Понятно.
— И убедительно тебя прошу, милый друг, не болтай лишнего!
Он долго лежал, закрыв глаза, но дышал тяжело и неровно.
Аня два раза подходила к нему и щупала его лоб, сначала рукой, а потом даже губами.
При этом она вызывающе смотрела на Сережу.
Она пыталась задавать ему вопросы, но после первого же очень вежливого ответа поняла, что он скорее даст разрезать себя на мелкие кусочки, чем будет что-нибудь рассказывать теперь, когда ему велено не болтать лишнего.
Начинало темнеть. Сережа зажег лампу, включил электрический чайник и сказал, что сходит за хлебом.
Владимир отбросил шинель и встал.
— Потом сходишь, — он подошел к письменному столу. — Ну как, сделал уроки?
— Напрасно ты встаешь, — сказала Аня.
— Напрасно вы не уходите.
Сережа протянул ему градусник.
— Потом.
Он подошел к шкафу, взял стакан, налил себе воды из графина. Проходя мимо стула, на котором стоял чайник, неловко зацепил за шнур, чайник опрокинулся с шипением и паром.
Аня вскочила.
— Ты не обжегся? Володя, ну зачем ты ходишь, если ты так…
Он багрово покраснел.
— А я, Аня, теперь всегда так хожу. У меня иначе не получается. Я нарочно хожу, можете этим живописным зрелищем любоваться!
Он два раза еще прошел по комнате, натыкаясь на мебель, виновато посмотрел на Сережу, вытиравшего лужу.
— Прости, Сережка! — и лег на диван так, что пружины застонали.
После этого Аня и Владимир делали вид, что читают, а Сережа делал вид, что учит уроки.
Чайник захлопал крышкой, закипая вторично.
— Вот и прекрасно! Заваривай, и будем ужинать. Что-то есть хочется.
— Владимир Николаевич, ведь у нас хлеба нет.
— Сергей, ты можешь сегодня обойтись без ужина? Я могу.
Сережа кивнул головой, налил три стакана чая, поставил один на стул около дивана, другой на подоконник — Аня сидела в кресле у окна, а третий себе на письменный стол.
Потом достал три конфеты и положил каждому на блюдце. В дверь постучались.
Вошел вчерашний капитан.
— Ну, как здоровье? — приветливо спросил он. — Да вы, кажется, молодцом… Лекарство ваше подействовало.
Он заметил Аню у окна и поклонился.
— Анна Павловна Смирнова, — сказал Владимир.
— Тимашов Андрей Викторович, — еще раз поклонился капитан.
— Признаюсь, судя по тому, как вы вчера выглядели…
По лицу Ани он понял, что она не знает о вчерашнем и что вообще в комнате атмосфера какая-то напряженная.
— Очень вам благодарен, что вы зашли, — оживленно заговорил Владимир. — Сережа, чаю! И откупори баночку консервов.
Сережа ответил испуганным шепотом:
— Хлеба нет!
Тот поморщился:
— Нда-с! Это неудачно… — и вдруг прибавил совсем тихо: — Сергей! Пока он здесь сидит… летом!
Сережа выскользнул из комнаты.
Капитан просидел несколько минут, стараясь понять, что, собственно, здесь происходит. Его новый знакомый, так заинтересовавший его накануне, был несомненно рад его приходу.
Зато черненькая девушка у окна смотрела нетерпеливо и гневно.
Анин чай демонстративно остывал на подоконнике.
Капитан выпил свой чай, съел конфетку и встал.
Анины глаза благодарно блеснули.
— Что вы, что вы! — испуганно сказал Владимир. — Посидите еще. Сейчас придет мой завхоз, будем ужинать.
Капитан сел.
— Вы можете потом выйти вместе с Анной Павловной. Знаете, а то так темно на улицах… Если бы вы ее проводили… хотя бы до трамвая.
— С большим удовольствием! — галантно поклонился капитан.
— Благодарю вас, но я еще не сразу уйду, — холодно возразила Аня. — Мне нужно поговорить с Владимиром Николаевичем.
Капитан решительно взял свою фуражку и подошел к дивану.
Владимир тихо сказал:
— Товарищ капитан, у меня к вам большая просьба: не уходите!
Капитан снова положил фуражку на стол и только поежился под взглядом черных Аниных глаз.
Прибежал Сережа.
После ужина, от которого Аня отказалась, недоумевающий капитан ушел наконец.
Владимир сказал устало:
— Аня, уже поздно, придите в другой раз, когда я буду здоров. Ну, хорошо, поговорим, только не сегодня… Сегодня я не могу.
— Ничего, ничего, — спокойно ответила Аня, — ты полежи, отдохни, мы поговорим, когда Сережа ляжет спать.
— Сергей! Я прошу тебя как мужчина мужчину: ты можешь не ложиться сегодня?
— Могу, Владимир Николаевич.
Сережа сел за письменный стол и положил перед собою географическую карту.
Ночью Сережа спал очень мало и плохо. Он очень скоро почувствовал, что не ложиться — это одно, а не спать — совсем другое дело.
Голова была какая-то странная, мягкая, будто ватная. Время от времени Сереже казалось, что он вдруг проваливается куда-то. Он вздрагивал и снова старался как можно внимательнее смотреть на карту. И вдруг все начинало двоиться в его глазах.
На карте все приходило в движение. Полуостров Пелопоннес уплывал куда-то в Африку, сталкиваясь по дороге с Мальтой и Сицилией.
После нескольких безуспешных попыток привести в порядок свое географическое хозяйство Сережа опять провалился в темноту.
— Ну вот, — сказала Аня, — твой мужчина заснул, а мы можем поговорить.
Она присела на краешек дивана. Голос ее звучал очень нежно:
— А знаешь, если не хочешь, можно даже и не разговаривать. Володя, ведь все ясно! — Она провела рукой по его волосам: — Удивительно симпатичная у тебя эта завитушка. Когда я о тебе думала, я всегда первым делом ее вспоминала.
Владимир крикнул совсем отчаянным голосом:
— Аня! Пожалей меня хоть немного! Уйди!
— Уйди? Ах, опять уйди? Опять гонишь? — Аня говорила уже со слезами: — Никогда, никогда в жизни не думала, что ты сможешь со мной так грубо разговаривать! И письмо это… и вчера… и с капитаном этим противным!.. Платок мой бросил, как будто я тебе какую-нибудь гадость на голову положила! Я знаю! Ты все это нарочно делаешь, чтобы я обиделась и ушла! Так вот же, назло тебе, осел упрямый! Не обижаюсь! Никуда я от тебя не уйду!
Она обняла костыль, прислоненный к валику, и плакала, по-детски всхлипывая.
Владимир вскочил с дивана.
Что-то загрохотало, зазвенело и рассыпалось. Сережа уже окончательно проснулся, но не сразу понял, что произошло.
Поперек пола лежал высокий круглый столик, а рядом — разбитый графин, книжка в луже воды и тонкие осколки стакана.
Владимир сидел на диване, не на сиденье, а на валике, боком.
Аня сидела на полу, обхватив руками костыль.
Она быстро подняла голову, но не встала, а только отвернулась и начала обмахивать платком разгоряченное, мокрое лицо.
Владимир посмотрел на Сережу и смущенно потер завиток волос надо лбом.
— Придется тебе, милый друг, убрать все это… Как видишь, мы поговорили крупно… Недаром я этого разговора боялся!.. Не понимаю, что за удовольствие иметь мужем такую развалину! Разве что ругаться хорошо. Ну что ж, Аня, можешь начинать: «Смотри, что ты опять наделал, черт безрукий!»
А глаза у него были счастливые, совсем такие, как на фотографии в Дубровке, довоенные глаза.
Сережа понял, что счастливыми их сделала эта девушка, которая смеется и плачет, сидя на полу, и полюбил ее.
Владимир проболел почти до конца мая. Но он уже не лежал лицом к стене и не разглядывал ненавистный подушкин угол.
Наоборот, он с большим оживлением и даже с жадностью следил за всем происходящим в комнате.
Аня переехала накануне и теперь разбирала вещи и устраивалась. Она распахивала полные чемоданы и задвигала под кровать пустые, гладила и расправляла какие-то пестрые салфеточки, со звоном теснила стаканы на полке в шкафу, чтобы поместить ее чашки, влезала на подоконник и говорила:
— Дай-ка мне, Сережа, еще два гвоздика. Ненавижу эту черную бумагу. У меня занавески плотные.
Когда она слишком часто стала выходить в маленькую проходную комнату и что-то приколачивать там, Владимир окликнул ее: