Чернее некуда

— Простите, сэр, это место свободно?

— Да, — ответил Аллейн. — Прошу вас.

Фокс уселся, потребовал кофе и, получив его, поинтересовался у Аллейна который теперь час.

— Будет вам, — сказал Аллейн. — Никто на вас не смотрит.

Тем не менее оба продолжали изображать незнакомых друг с другом людей, занятых пустым разговором.

Фокс сказал:

— Занятная там обстановка. Каждый делает вид, будто двое других ему неизвестны. Полковник, похоже, еле держится на ногах. Ткни его пальцем, он и повалится.

— Что внутри?

— В лавке ничего не видно. Шторы сдвинуты, свет не горит.

Он подул на кофе и сделал глоток.

— Состояние у всех троих не из лучших. Гомец весь белый и трясется. По-моему, он в любую минуту может сорваться. Как вы считаете, мистер Аллейн, они дали деру? Санскриты.

— Последний раз Санскрита видели примерно в 9.10, когда он вернулся домой.

— Малый с мелками, считает, что пока он сидел здесь они улизнуть не могли.

— Он, видимо, забыл, как отходил к въезду в гараж, чтобы поговорить со мной. Конечно, объявленная в связи с бомбой тревога увела отсюда людей Фреда Гибсона, и все же я не думаю, что они улизнули. Скорее всего, затаились в своем логове.

— Так какая диспозиция? — спросил, обращаясь к кофейной чашке, Фокс.

— У меня имеется ордер на обыск. И будь я проклят, братец Фокс, если я им не воспользуюсь. Стало быть, так, — Аллейн вынул изо рта трубку и с удовлетворением оглядел небо. — Мы имеем дело с довольно опасной публикой. Поэтому возвращайтесь к машине и вызывайте подмогу. Люди Фреда, надо полагать, уже закончили поиски бомбы. Как только они появятся, начинаем действовать. Вы подаете сигнал нашему живописцу, и мы тут же идем на сближение.

— Что насчет Гомеца с Полковником? И Чабба?

— Постараемся задержать их без лишнего шума. Действуйте. Увидимся у дверей мастерской.

Фокс поставил пустую чашку на стол, огляделся, встал, кивнул Аллейну и зашагал в сторону Каприкорн-Уок. Аллейн подождал, пока он скроется за углом, допил свой кофе и неспешно приблизился к сержанту Джексу, занятому отделкой мелких архитектурных деталей.

— Укладывайтесь, — сказал Аллейн. — Оставьте ваше имущество на въезде в гараж. Через несколько секунд вы получите сообщение от мистера Фокса.

— Дело идет к концу, сэр?

— Возможно. Если эти деятели начнут разбегаться, мы их задержим. Тихо-мирно, но задержим. Ладно. Поторопитесь. Как только мистер Фокс вызовет вас, выходите на улицу, чтобы я вас увидел, и начинаем действовать. Договорились?

— Договорились, сэр.

Доставочный фургон, громыхая, отъехал от «Неаполя», с трудом развернулся перед гончарней и покатил назад. Аллейн медленно пошел в сторону мастерской.

С Баронсгейт донесся, приближаясь, звук полицейской сирены. Где-то совсем рядом взвыла другая.

Из въезда в гараж показался сержант Джекс. Фокс с Гибсоном не теряли времени даром.

Гомец торопливо засеменил в сторону Мьюс, но Аллейн пересек улицу и преградил ему путь. Сирены, совсем уже близкие, вдруг смолкли.

— Мистер Шеридан? — спросил Аллейн.

На миг сквозь облик разгневанного джентльмена средних лет проступил другой — пятнадцатилетней давности облик из альбома мистера Уипплстоуна. Гомец побелел настолько, что его иссиня-черная короткая бородка стала казаться нарисованной.

— Да, — сказал он. — Меня зовут Шериданом.

— Не сомневаюсь. Вы хотели навестить Санскритов, не так ли?

Последовало едва приметное движение: Гомец распределял вес своего тела, отчасти напоминая готовящуюся к прыжку кошку мистера Уипплстоуна. Сзади к Аллейну приблизился Фокс. Двое одетых в форму людей Гибсона свернули на Мьюс с Каприкорн-Плэйс. Вокруг гончарни собиралось все больше крупных мужчин. Сержант Джекс разговаривал с Чаббом, рослая фигура Фреда Гибсона почти заслонила привалившегося к двери полковника Кокбурн-Монфора.

Гомец перевел взгляд с Аллейна на Фокса.

— Что это значит? — прошепелявил он. — Чего вы от меня хотите? Кто вы?

— Мы из полиции. Мы собираемся войти в гончарню, и я хотел предложить, чтобы вы составили нам компанию. Устраивать сцену на улице, пожалуй, не стоит, вы не считаете?

На миг лицо Гомеца приобрело такое выражение, словно он именно сцену устроить и собирается, однако вместо того он, не разжимая зубов, сказал:

— Да, я хочу повидать этих людей.

— Вот мы и предоставим вам такую возможность.

Гомец пробурчал что-то, поколебался и в конце концов сказал:

— Очень хорошо.

После чего он, Аллейн и Фокс направились к гончарне.

Гибсон и сержант управились без осложнений. Чабб стоял по стойке смирно и молчал. Гибсону удалось оторвать от кнопки звонка палец полковника Кокбурн-Монфора, развернуть его тело на сто восемьдесят градусов и прислонить к дверному косяку. Глаза у Полковника были стеклянные, рот слегка приоткрыт, однако ему, как и Чаббу, все же удавалось сохранять остатки былой солдатской выправки.

Появилось еще четверо полицейских в форме, вокруг уже собирались зеваки.

Аллейн позвонил, постучал по верхней доске двери, с полминуты подождал ответа и затем сказал одному из полицейских:

— Замок американский. Будем надеяться, что он не заперт на два оборота. У вас найдется чем его открыть?

Полицейский пошарил по карманам и выудил плотную пластиковую карточку с отпечатанной на ней таблицей перевода английских мер в метрические. Аллейн протиснул ее под язычок замка и покачал ею туда-сюда.

— Дело мастера боится, — пробормотал полицейский, и дверь, словно согласившись с ним, отворилась.

Аллейн сказал Фоксу и Гибсону:

— Подождите здесь немного с этими джентльменами.

Затем он кивнул констеблям, один из них встал в дверном проеме, остальные последовали за ним.

— Эй! — крикнул Аллейн. — Есть кто-нибудь дома?

Голос у Аллейна был достаточно звучный, но в спертом воздухе квартиры он прозвучал глухо. В узкой прихожей висели какие-то выцветшие африканские одежды, пахло пылью и застоявшимся дымком сандарака. Слева, прямо от входной двери поднималась наверх крутая лестница. В дальнем конце прихожей имелась дверь, судя по всему ведущая в мастерскую. У стены стояли два больших чемодана, перетянутые ремнями и украшенные наклейками.

Аллейн щелкнул выключателем, под потолком загорелась псевдовосточная лампа с красными стеклышками. Он взглянул на наклейки: «Санскрит, Нгомбвана».

— Пошли, — сказал он и первым начал подниматься по лестнице. Добравшись до верхней площадки он крикнул еще раз.

Тишина.

Четыре закрытых двери.

Две маленьких, тесных, обставленных экзотической мебелью спальни, пребывающие в беспорядке. Со спинок неубранных кроватей свисает какое-то белье. Открытые, наполовину опустошенные комоды и бюро. Еще два небольших чемодана, не уложенных до конца и брошенных. И заполняющий все чрезвычайно неприятный запах.

Запущенная и грязная ванная комната, пропахшая распаренным, влажным жиром. Стенной шкафчик заперт.

Наконец, обширная, заставленная тяжелой мебелью комната с диванами, толстыми коврами, кошмарными шелковыми, вышитыми стеклярусом абажурами на лампах, курильницами для благовоний и множеством якобы африканских поделок.

Они вернулись на первый этаж.

Аллейн открыл дверь в конце прихожей и оказался в гончарне.

Здесь было совсем темно. Лишь тонкий лучик серебристого света пробивался сквозь щель между тяжелыми оконными шторами.

Он постоял в дверном проеме. Констебли переминались с ноги на ногу за его спиной. По мере того, как глаза его привыкали к недостатку света, в сумраке стал вырисовываться интерьер мастерской — стол, бумажный мусор, обрывки упаковочного материала, незаколоченные ящики на полках, одна-две глиняных свиньи в едва угадываемых цветочках. Он помнил, что в конце бывшей конюшни имеется подобие алькова или ниши, в которой размещается печь для обжига и рабочий стол. Да, действительно, там и сейчас что-то красновато светилось.

Его охватывало странное оцепенение, памятная по давним детским ночным кошмарам неспособность сделать хотя бы одно движение.