Страница 58 из 58
— Визит получился несколько необычный, — заметил Громобой.
— Да, не совсем, — согласился Аллейн.
— Что касается тебя, дорогой мой Рори, ты проявил завидное умение обходить острые углы.
— Старался как мог. Не без помощи, если это правильное выражение, дипломатической неприкосновенности.
Громобой робко улыбнулся ему. Редкостный случай, подумал Аллейн. Обычно он либо разражается хохотом, сияя, словно маяк в ночи, либо хранит важное молчание.
— Итак, — сказал Громобой, — этих неприятных людей убил полковник Кокбурн-Монфор.
— Весьма на то похоже.
— Очень неприятные были люди, — задумчиво сказал Громобой. — Противно было прибегать к их услугам, однако — нужда заставила. Тебе в твоей работе наверняка приходится попадать в подобные ситуации.
Поскольку сказанное было чистой правдой, Аллейн не нашел, что ответить.
— Необходимость позволить им вновь обосноваться в Нгомбване вызывала у нас глубокое сожаление.
— Что ж, — сухо сказал Аллейн, — теперь сожалениям пришел конец.
— Вот именно! — радостно воскликнул Громобой. — Как гласит пословица, нет худа без добра. От Санскритов мы избавлены. Это приятно!
Аллейн, не находя слов, молча взглянул на него.
— Я что-нибудь не так сказал, старина? — спросил Громобой.
Аллейн покачал головой.
— А, я кажется понял. На горизонте опять замаячила пресловутая пропасть.
— И мы опять можем разойтись, назначив новую встречу где-нибудь в другом месте.
— Вот почему ты так и не задал мне некоторых вопросов. Например, до какой степени я был осведомлен о контр-заговоре против моего предателя-посла. Или о том, имел ли я сам дело с одиозными Санскритами, сослужившими нам столь добрую службу. Или о том, не сам ли я придумал, как заставить бедного Гибсона заблудиться в трех соснах нашего парка.
— Если бы только Гибсона.
На большом черном лице Громобоя обозначилось выражение крайнего огорчения. Он стиснул плечи Аллейна и крупные, налитые кровью глаза его наполнились слезами.
— Постарайся понять, — сказал он. — Мы свершили правосудие в соответствии с нашими нуждами, с нашими древними традициями, с нашими глубинными убеждениями. Со временем мы изменимся и постепенно эти черты отомрут в нас. Пока же, драгоценный мой друг, думай о нас… обо мне, если угодно, как…
Он поколебался и, улыбнувшись, закончил с новой ноткой в раскатистом голосе:
— …как о незаконченном портрете.
Кода
Очень теплым утром в самом разгаре лета Люси Локетт в красивом ошейнике, который, похоже, и самой ей чрезвычайно нравился, сидела на ступеньках крыльца дома номер один по Каприкорн-Уок, оглядывая окрестности и прислушиваясь к тому, что творилось в подвальной квартирке.
Мистер Уипплстоун нашел подходящего съемщика, и Чаббы готовили квартирку к его вселению. Внизу гудел пылесос, раздавались какие-то неравномерные удары. Из открытых окон доносились голоса Чаббов.
Сам мистер Уипплстоун ушел в «Неаполь», чтобы купить камамбера, и Люси, никогда на Мьюс не ходившая, ожидала его возвращения.
Пылесос замолк. Чаббы обменивались мирными замечаниями, и Люси, движимая приливом вошедшего в пословицу любопытства, присущего ее породе и полу, аккуратно спрыгнула в садик, а из него — в подвальное окно.
Имущество последнего обитателя этой квартиры уже вывезли, однако кое-какой сор в ней еще оставался. Люси для начала сделала вид, будто охотится на смятую газетную страницу, а после принялась копаться по разным укромным углам. Чаббы не обращали на нее внимания.
Когда мистер Уипплстоун возвратился домой, кошка сидела на верхней ступеньке крыльца, прикрывая что-то передними лапами. Она оглядела хозяина и коротко произнесла нечто одобрительное.
— Ну-ка, что у тебя там такое? — спросил хозяин. Он вставил в глазницу монокль и нагнулся, вглядываясь.
Это была маленькая глиняная рыбка.