Чернее некуда

— Это не доставит ей радости, — сказал Аллейн. — Она проделала немыслимую работу за невообразимо короткое время и, похоже, твой портрет обещает стать лучшим из всех ею написанных. Мне даже подумать страшно, что он останется неоконченным.

Громобой расстроено уставился на него и, помолчав, сказал с удивительной простотой:

— Опять я все запутал!

Именно эти слова произнес в свои первые школьные дни мучимый одиночеством чернокожий мальчишка, и именно с них началась его дружба с Аллейном. Аллейн едва не выпалил: «Брось, не расстраивайся». Вместо этого, он взял со стола букет роз, сунул его Громобою в руки и сказал:

— Пойдем, Трой ждет.

— А можно? — с сомнением, но и с великой радостью спросил Громобой. — Ты правда так считаешь? Как хорошо!

Размашистым шагом он приблизился к двери, распахнул ее и требовательно возгласил:

— Куда подевался мой «млинзи»?

Сидевший в вестибюле Фокс вежливо ответил:

— Стоит у входа в студию миссис Аллейн, Ваше превосходительство. По-видимому, он решил, что его место именно там.

— Спасибо, хоть пику с собой не принес, — сказал Аллейн.

IV

Аллейн проводил Громобоя в студию и посмотрел, как тот устраивается на своем возвышении. Трой, чуть ли не дрожа от нетерпения, на все лады расхвалила розы и подобрала для них подходящую вазу. Не меньших похвал удостоилась и афганская борзая, которая, обнаружив пугающий артистический инстинкт, заскочила на подиум и пристроилась у левой ноги Громобоя, создав умопомрачительный эффект. Трой немедленно принялась переносить ее на холст.

Аллейн, в душе которого тревожные предчувствия спорили с разноречивыми привязанностями, с трудом оторвался от этого невиданного зрелища и вышел в вестибюль, к Фоксу.

— Все в порядке? — спросил Фокс, кивнув в сторону студии. — Там, у них?

— Если по-вашему «порядок», это когда моя жена пишет черного диктатора, причем у ее двери торчит предполагаемый убийца, а собака жертвы тоже позирует для портрета — то да, все в порядке. В отличнейшем!

— Да, положеньице аховое, — согласился Фокс. — И что вы намерены делать?

— Поставлю у студии полицейского, чтобы «млинзи» не скучал. Извините меня, Фокс, я на минутку.

Он вышел на улицу, выбрал из стоявших там констеблей самого здоровенного и дал ему необходимые указания.

— По-английски этот человек толком не говорит, — сказал Аллейн, — не думаю также, что от него можно ждать каких-либо неприятностей. Скорее всего, он просто будет сидеть на корточках и есть вас глазами. Он не вооружен и, как правило, не опасен. Ваша задача — глядеть за ним в оба, пока он не усядется вместе с хозяином в машину.

— Слушаюсь, сэр, — сказал здоровяк и двинулся в указанном ему направлении.

Аллейн вернулся к Фоксу.

— Не проще ли было, — решился задать вопрос Фокс, — в данных обстоятельствах, я имею в виду, отменить сеанс?

— Видите ли, братец Фокс, — ответил Аллейн, — я все силы положил на то, чтобы удержать жену подальше от моей работы, и в конечном итоге у меня ничего из этого не вышло. Но я одно вам скажу: если появится даже малейший намек на то, что моя работа может хотя бы на миг встрять между ее кистью и холстом, я брошу все к чертовой матери и открою приготовительную школу для начинающих детективов.

После долгой паузы Фокс рассудительно произнес:

— Повезло ей с вами.

— Да не ей, — ответил Аллейн. — Как раз наоборот. Ладно, что у нас творится в окружающем мире? Где Фред?

— На улице. Он хотел поговорить с вами. О какой-то рутинной мелочи, насколько я знаю.

Мистер Гибсон сидел в патрульной машине, стоявшей чуть дальше по тупичку, рядом с пабом. Вдоль всей улочки были расставлены полицейские в форме, головы ее обитателей торчали из окон верхних этажей. Толпа на въезде значительно поредела.

Аллейн с Фоксом забрались в машину к Гибсону.

— Какие у нас еще неприятности? — одновременно произнесли Аллейн и Гибсон. Вслед за чем Гибсон сообщил, что по его сведениям все члены интересующей их гоп-компании сидят по своим домам. Он послал двух человек с рацией патрулировать район.

Пока он монотонно излагал это, из двери Аллейнова дома вышел здоровяк-констебль, обратившийся с каким-то вопросом к одному из своих оставшихся на улице коллег. Коллега указал в сторону их машины.

— Это за мной, — сказал Аллейн. — Сейчас вернусь.

Звонил мистер Уипплстоун, как всегда сдержанный, но распираемый новостями. Он все-таки зашел к мистеру Шеридану по поводу водопровода и обнаружил того в состоянии далеко не нормальном.

— Весь белый, трясется, почти неспособен собраться с мыслями и толком меня выслушать. У меня создалось впечатление, что он собирается уйти. Сначала я думал, что он меня не впустит, однако он быстро проехался взглядом вверх-вниз по улице, отступил внутрь дома и кивком пригласил меня войти. Мы с ним стояли в прихожей. По правде сказать, не думаю, чтобы он понял хоть слово из сказанного мной, однако он кивал и время от времени не то, чтобы улыбался, но оскаливался.

— Как мило!

— Ничего милого, уверяю вас. Знаете, я словно бы снова вернулся в те годы и прямиком в нгомбванский суд. У него был такой вид, точно он сидит на скамье подсудимых.

— Собственно, вы не столь уж далеки от истины. Вы сказали ему что-нибудь о Санскритах?

— Да. Сказал. Решился. Уже уходя. Пожалуй, могу утверждать, что я не переборщил. Я спросил, может быть, он знает — не берут ли в гончарной мастерской, что в конюшнях, фарфоровую посуду в починку. Он уставился на меня, как на сумасшедшего, и покачал головой.

— Он ушел?

— Боюсь, что этого я не знаю. Можете мне поверить, я хотел за ним последить и направился прямиком к окну, но в прихожей меня остановила миссис Чабб. Сказала, что Чаббу нездоровится и не буду ли я возражать, если она сама займется моим завтраком — подаст мне его и все такое? По ее словам, у мужа случаются, как она выразилась, «приступы», а лекарство, которое он принимает в таких случаях, кончилось, и он хочет сходить в аптеку. Я, разумеется, ответил, что могу, если это поможет, позавтракать где-нибудь вне дома. Времени-то было всего-навсего десять часов. Но она, бедняжка, была страшно расстроена. Не отпихивать же ее было, чтобы пройти в гостиную, поэтому поклясться, что Шеридан-Гомец — не ушел, я не могу. Как только мне удалось развязаться с миссис Чабб, я подскочил к окну. Калитка была открыта, а я уверен, что прикрыл ее.

— Понятно. А что Чабб?

— Что Чабб! Ушел Чабб. Ничуть не таясь. Я спросил об этом у миссис Чабб, и она сказала, что муж настоял на своем. Сказала, что приготовление лекарства требует времени и что ему придется подождать.

— Он уже вернулся?

— Пока нет. Как и Шеридан. Если, конечно, он выходил.

— Вы там последите немного, Сэм, ладно?

— Конечно.

— Хорошо. Думаю, я скоро буду у вас.

Аллейн вернулся к машине. Он пересказал Фоксу и Гибсону сведения, полученные от мистера Уипплстоуна, и они втроем коротко обсудили положение.

— На мой взгляд, — сказал Аллейн, — самое важное это то, как думают и что чувствуют наши заговорщики. Если мои догадки верны, случившееся в ночь приема было для них серьезным ударом. Все было подготовлено. Выстрел прозвучал. Свет погас. Началась ожидаемая ими неразбериха. Крики со всех сторон. Однако, когда свет снова зажегся, они увидели, что убит совсем не тот человек, хотя и тем самым оружием, которое было намечено для убийства. Большое разочарование для всех заинтересованных лиц. Какова была их реакция? На следующую ночь они встретились у Санскритов. Времени на то, чтобы произвести несколько простых арифметических действий и прийти к выводу, что у них в подполе завелась крыса, они имели достаточно.

— Какая еще крыса? — спросил Гибсон.

— Предатель в их рядах. Стукач.

— А! О!

— По меньшей мере, они должны были проникнуться подозрениями. Многое бы я дал, чтобы узнать, как протекало их совещание, пока мы с Фоксом сидели на Мьюс.