Страница 8 из 40
– Да ты что! – удивился Евгений. – С рибонуклеиновой кислотой работают многие, в том числе и наши генетики открыли массу интересного. Я ведь тоже задействовал РНК в экспериментах – исследовал эпистаз, ну взаимодействие, когда один из генов подавляет проявление другого. И нащупал. С помощью этого механизма можно остановить работу определенного гена, который участвует в развитии болезни.
– Кажется, об этих перспективах здесь и говорится, – продолжала Лора.
Поставив в термокачалку пробирки для наращивания клеток, Евгений подошел к компьютеру, стал читать сообщение.
– Мы шли в том же направлении, – пробормотал он.
– Но это наше попутное открытие, сказал Андрей, отвлекшись от микроскопа. Он чувствовал, что Евгений волнуется – вдруг не успеет, вдруг проблема, над которой они бьются, будет решена по-другому, ибо результаты опытов не так быстро, как хотелось, приближают их к цели. Да и силы неравны: они вдвоем против крупных, мощно оснащенных и щедро финансируемых лабораторий мира. – Наша задача другая, – продолжал он успокаивающе, – и принцип совершенно другой: излечение рака, которое будет не просто безвредным, но и продлит человеческий век – органы-то обновятся! Парадоксально, но рак станет для человека не ужасом, а благом… И, по-моему, мы уже близки к разгадке самых спорных моментов.
– Да-да, – согласился Евгений, – есть еще кое-что хорошее. Я выяснил и как раз собирался тебе сказать, что в твоем эликсире действует разрушитель разрушителя: препарат стимулирует образование каспазы-3 – фермента, который участвует в разрушении клеток. А его в раковых клетках как раз и не хватает. Посмотри. – Евгений протянул пробирку с культурой клеток. – Я ввел в них синтезированный фермент – и сразу начался процесс апоптоза.
Андрей взял мазок на стеклышко, рассмотрел под микроскопом.
– А вот пробирка с твоим эликсиром, – продолжал Евгений. – Вводим его в культуру раковых клеток – та же самая картина… И твой эликсир надо не пить и мазать, а вводить внутримышечно – для должного эффекта.
– Но тогда еще эффективнее будет, если эликсир закапывать в нос! – воскликнул Андрей. – Я синтезировал носитель, с которым он проникает через гематоэнцефалический барьер[2]… Пять минут – и препарат в мозге!
– Но тогда есть искомый ограничитель! – воскликнула Лора. – Безудержное деление блокирует фермент каспаза-3!
Все. Последняя задача с опухолями мозга решена. Теперь пара месяцев на эксперименты с животными – и можно докладывать в Академии медицинских наук. Все трое вскочили, в радостном порыве обнялись и запрыгали как дети.
– Ах ты мой зайчик…Ах ты мой золотой, ты мой красавец, – приговаривала Лора у клетки подопытного кролика. – Сейчас я твою квартирку уберу, почищу, морковочки сладкой дам…
Она любила всех обитателей их небольшого зверинца, привязывалась к ним, жалела даже мышей особых линий, специально выведенных для опытов, и страдала, когда приходилось кого-то из них умерщвлять ради удовлетворения человеческой любознательности. Это чувство любви и сострадания ко всему живому мешало ей в институте, который она едва не бросила, чтобы уйти в другую область науки, где ей не пришлось бы никого препарировать и причинять страдания живым существам.
– Смотри, как ты у нас похорошел, – продолжала Лора разговаривать с «зайчиком», – шерстка какая нежная, мягкая… – она погладила его, почесала между ушками.
Кролик косил на нее красным глазом и уже не уклонялся от ласки, упрыгивая в другой угол клетки, как бывало раньше, он, казалось, одобрительно реагировал на модуляции ее голоса.
– Женя, Андрей, посмотрите-ка… Вот интересно! У него мех вырос длинный и пушистый, как у ангорского! И пятнышко на ухе появилось почти такое же…
Евгений подошел к клетке. Этому беспородному кролику он вот уже месяц каждую неделю вводил РНК его ангорского собрата. Действительно, изменения произошли разительные.
– А хомячок Патрик! – продолжала Лора. – Был рыженький, а стал коричневый, как его сосед Сёмка…Ах ты мой хомикадзе…
Евгений взял хомячка в руки, рассмотрел. Патрик действительно стал неузнаваемым – все признаки молодого животного, и масть совершенно другая. Он присмотрелся к крысам – такая же картина. Евгений шагал по виварию, размышляя о природе сюрприза, который неожиданно преподнесли его опыты. Почему сходство – это, пожалуй, понятно: матричная РНК – копия ДНК, считывающая с нее наследственную информацию, транспортная РНК тоже в этом участвует. А какова причина столь явного омоложения?
– Видимо, возобновляется нейрогенез[3] – сказал Зотов. – Я даже убежден в этом. Вспомни одну из теорий старения: млекопитающие стареют потому, что перестают вырабатываться нейроны, а это сказывается в первую очередь на синтезе гормонов. Начинается гормональный хаос, нарушается равновесие внутренней среды организма, из-за чего возникают болезни и в конечном счете наступает смерть. А ведь возможности мозга используются всего на 15 процентов! Для чего-то ведь нужен остающийся грандиозный запас? Не на три – четыре ли наших жизни он рассчитан? Это миф, что нервные клетки не восстанавливаются. Возобновляются, делятся, активизируется этот запас, нужен лишь толчок…
– Какой?
– Такой, как экзогенная РНК[4]. Воздействие на гипоталамус, главного «командующего» взаимодействием всех систем. Если поддерживать выработку нейронов, видовая продолжительность жизни высших существ многократно возрастет. Есть немало теоретических работ на эту тему, а мы с тобой видим доказательства данной гипотезы на примере собственных опытов.
– То есть, в стареющем организме воспроизводится гомеостаз[5] молодой особи…
– Но для возобновления нейрогенеза нужны инъекции РНК именно мозга молодого донора, – уточнил Андрей. – А ты именно это и вводил.
– Надо почитать работы Полежаева, Сараева, Смирнова, – сказал Евгений, – я что-то слышал о них.
Но вникать в их труды Евгению не понадобилось: в Интернете он наткнулся на эксперименты англичанина Макса Оденса, который провел опыты не только на животных, но и на себе.
В старинный особняк на Солянке съехалось на традиционную академическую среду ученое сообщество самое авторитетное. Был академик Демидов, глава республиканского онкологического центра, академик Рогов, прославившийся работами по замедлению старения, известный трансплантолог академик Шумилов, сидел с умиротворенной улыбкой обласканного славой и обеспеченного человека профессор Сухиничев, переговариваясь со светилами кардиологии и хирургии. Друзья и соперники, единомышленники и конкуренты обменивались улыбками и рукопожатиями, одни радуясь встрече, другие изображая радость и используя подходящий момент для льстивых комплиментов нужным людям. Здесь рассматривались кандидатуры претендентов на высшие ученые звания, они присуждались и достойнейшим, и абсолютно недостойным, сумевшим ловкостью и интригами получить нужное количество белых шаров. Здесь избирались и главные боги над всеми богами ученого Олимпа.
Этому конгломерату противоборствующих мнений приверженцев и столь же ярых противников разных теорий и доктрин Акиншину и Зотову предстояло донести свое невероятное, опрокидывающее все нынешние представления об онкологии, открытие.
– Как известно, лечение онкологических больных настолько физически тяжелый процесс, что некоторые зарубежные специалисты считают его вообще бессмысленным, причиняющим человеку лишь дополнительные страдания, – начал свой доклад Евгений. – А иные пациенты умирают не от рака, а от необратимых последствий химиотерапии. Не случайно многие больные при наступлении рецидива отказываются от повторного лечения, не в силах его выдержать, несмотря на то, что современная наука предлагает все новые, более совершенные препараты. И я их понимаю. Я тоже считаю, что от такого лечения нужно отказываться. Нужен другой принцип. То, что раковые клетки, более сильные и жизнеспособные по сравнению с нормальными, – разве не знак человеку, что они могут послужить организму, а не губить его, если заставить их работать в нужном направлении?
2
Гематоэнцефалический барьер – своеобразный фильтр крови, не ропускающий нежелательные для мозга вещества и организмы.
3
Нейрогенез – регенерация нервных клеток, их возобновление.
4
Экзогенная РНК – взятая у донора.
5
Гомеостаз – поддержание постоянства внутренней среды организма, способность организма поддерживать нормальную жизнедеятельность.