Страница 36 из 40
Думать мешали пассажиры за спиной. Сосед, судя по речи, финн, громко разговаривавший со своей спутницей, просто не закрывал рта. Его собеседница лишь изредка вставляла одну-две фразы. «Вот и говори после этого о болтливости женщин, – думал Евгений. – В жизни не встречал такого трепача!» Рёв самолета, беспрерывный монолог за спиной порождали шум, при котором, казалось, и собственных мыслей не слышно.
Наконец он не выдержал. Повернувшись к соседям, спросил почти резко: «Вы не устали от беседы?», на что говорун совершенно серьезно отрицательно мотнул головой. «А я устал и хотел бы отдохнуть от вашего разговора». Финн, посовещавшись со своей спутницей, протянул Евгению затычки в уши: «Take it, very good thing!». Евгению ничего не оставалось, как взять беруши и употребить по назначению. Стало и впрямь гораздо лучше, хотя финн продолжал болтать, сквозь пломбы в ушах доносился лишь общий гудящий фон. А вскоре сосед, видимо всё же уставший от своего словесного марафона, обессилев, заснул.
Ученых встретили венками из экзотических цветов, которые приветливые хозяева надевали им на шею. Свой прелестный букет-хомут получил и Евгений. Все улыбались, пожимали руки, вокруг щелкали фотоаппараты, видеокамеры запечатлевали для телевидения кадры готовящегося научного форума. Участников повезли в отель в мягком, как колыбель, автобусе, и Евгений, с любопытством разглядывая в окно незнакомый город, удивлялся непосредственности быта, в котором не считалось неприличным справлять нужду прямо на улице, на виду у всех. «Неудивительно, что у них то и дело вспыхивает холера», – подумал он. И вспомнил наставления коллег: «Не ешь ничего, приготовленного руками, никаких салатов, как бы соблазнительно они не выглядели, – только еду с огня. И никаких напитков со льдом. Им, местным, привычным ко всему, ничего, у них желудки лужёные, а наши могут до госпиталя довести».
На тротуарах и шоссе по-хозяйски разгуливали коровы, отдыхая на газонах, по стенам храмов прыгали обезьяны, промышляя еду в тропических зарослях садов или на жертвенниках богов, где обычно лежали фрукты. Встречались скульптуры этих богов то в обличье слона, то обезьяны, попадались изваяния фаллоса и вагины, культу которых здесь поклонялись, украшая их пышными венками. Жертвенные цветы с аппетитом обгладывали козы…
Отель поразил простором, сверкающей чистотой, прозрачным лифтом посреди роскошно обставленного холла, радушием и предусмотрительностью персонала: Евгения особенно умилили бабочкой выложенное лёгкое покрывало на постели и букетик свежих орхидей на подушке. На столе своего однокомнатного люкса он нашел программу конференции с расписанием работы и именами докладчиков. В списке он увидел и свою фамилию – своё сообщение он посвятил теме эво-дево, чтобы не светиться по основной.
Просмотрев тезисы выступлений, Евгений обратил внимание на одно из них, в котором автор критиковал некоторые онкологические средства. На миг он оторопел: докладчик ссылался на его открытие, сделавшее ненужными эти ядовитые препараты. Откуда этот человек мог знать о его трудах? Неужели он штудировал русские научные издания? Имя доктора Феликса Недоскама было ему незнакомо. Евгений напряженно рылся в памяти, пытаясь уловить истоки этой взаимосвязи и взаимопонимания, интуитивно ощущая, что где-то они с его единомышленником всё-таки пересекались. Фамилия ученого была несколько странной, он повторял её на все лады, пока, вспомнив детскую игру, не прочел наоборот: Макс Оденс! Так вот где он нашелся, его внезапно исчезнувший интернетовский адресат!
Обрадованный открытием, Евгений в перерыве подошел к доктору Недоскаму:
– Я счастлив познакомиться лично, доктор Феликс, – сказал он, пожимая коллеге руку. – Мы знакомы по Интернету, Макс.
Мистер Феликс отпрянул, взгляд из улыбчивого стал тревожным.
– Не волнуйтесь, – успокоил его Евгений, – мы друзья по несчастью, я вынужден скрываться, как и вы.
– Да. Спецслужбы, – с унылым вздохом подтвердил ученый.
А потом, после рабочего дня они гуляли по окрестным улицам, говорили, говорили и не могли наговориться: каждому было что рассказать и чем поделиться за эти полные опасных приключений годы. Доктор Феликс, почувствовав к Евгению безграничное доверие и истосковавшись по искренности, обрушил на него поток откровений о собственных невзгодах, связанных с научными поисками.
Окончание работы конференции пришлось на канун католического Рождества, и хозяева, уважая религиозные чувства гостей, устроили праздничный обед. В кадке стоял кипарис, убранный «под ёлку» игрушками и ватой, имитирующей никогда не виданный здесь снег, из-под кипарисовой ёлки глядел Санта Клаус – Дед Мороз, окруженный, как и полагается, нарядными коробками – подарками. Всё это производило впечатление чего-то фальшивого, опереточного. В этом благословенном краю было достаточно своего, естественного и настоящего, оно коренилось в его дивной природе, чудесных песчаных пляжах с чистейшей и теплейшей водой, в которой кипела жизнь многоцветного тропического моря: сновали оранжевые, в голубую или фиолетовую полоску рыбы, пошевеливали бежевыми иглами морские ежи, величаво плыли сиреневые купола медуз, волнуясь бахромчатыми краями, пятились, прячась в коралловые заросли, терракотовые крабы. И на эту красоту, казалось, невозможно было насмотреться.
Ученые разделились по интересам, за столиками сидели уже сложившиеся группы, в которых разным и разноплеменным представителям медицинской науки было хорошо и интересно общаться. Евгений с Феликсом оказались за двухместным столиком в уютном уголке, где никто не мог им помешать. Невероятно, но за эти несколько дней они словно сроднились, общие интересы и схожая судьба сплотила их будто братьев, готовых во всём помочь и поддержать друг друга. Мистер Феликс жил теперь в ЮАР, спецслужбы потеряли его след, медик, занятый проблемами фармацевтических препаратов, интереса у них не вызывал. Он же втайне, как алхимик, продолжал свои эксперименты, и судя по внешности – на вид ему было не больше тридцати, хотя, по его признанию, перевалило за пятьдесят – в своих занятиях вполне преуспел.
– Посмотри на тех двоих, только незаметно, – Феликс глазами показал на соседний столик, где за бутылкой шампанского сидели крепкие, по виду янки, молодые парни. – Они следят за нами. За тобой охотятся, не за мной. Я краем уха слышал их разговор у буфетной стойки, да они не особенно и маскируются, уверенные, что их задача никому здесь не интересна. Тебя пасут из-за какого-то необыкновенного прибора, созданного в твоей стране, – кажется, лазера с совершенно необычными свойствами. Похоже, его выкрали, но без технической документации не могут разобраться, как он действует.
Евгений обомлел: прибор Славки Максимова уже в чужих руках! Кто-то прошляпил, а может, неосторожно похвалился…
– Так что надо разработать меры спасения, – почти шепотом продолжал Феликс, растянув улыбку до ушей и создавая видимость чудесного досуга.
– Да ведь я ничего не знаю! – в отчаянии воскликнул Евгений.
– Неважно. Они думают, что знаешь. И будь уверен, они выколотят из тебя всё, что возможно и невозможно. А потом, чтобы избежать скандала, сбросят тебя где-нибудь в лестничный пролет, имитируя загадочное самоубийство, как уже бывало. Так что берегись, им надо заполучить тебя любой ценой. Блокируют тихо, изолируют так, что и пикнуть не успеешь…
Кошмар повторялся. Опять спасаться, опять бежать! Опасность крылась и в том, что они, эти заплечных дел мастера, могли выбить из Евгения его собственную тайну, погубив дело всей его жизни…
– Для начала давай разыграем из себя геев, – предложил многоопытный Феликс. – Положи нежно свою руку на мою. Я ласково улыбаюсь. Поверчу у тебя на глазах ключом от своего номера. Потом пойду в туалет, возвращусь и сажусь на место. Мы воркуем. Через несколько минут уходишь ты и не возвращаешься. Хватай вещи и срочно уезжай в другой отель, пока я тут их отвлекаю.
– Думаешь, они не знают, где и как меня искать?! Да у таксиста тут же выяснят!