Конец эры мутантов

– Это слишком невероятно, Олег Николаевич, – воодушевился Максимов. – Работая с медицинскими приборами, мы наткнулись на одно замечательное свойство лазерной установки. Я говорю «мы», поскольку идея исходила от моего аспиранта, и дальше мы стали работать вместе. Так вот, нам удалось с помощью лазерной аппаратуры считывать информацию с любого вещества. Тотальная информация переносится на какой-то нейтральный носитель, например, воду. И представьте, вода приобретает свойства вещества, с которого снимали информацию! К слову, наверное этим объясняются лечебные качества гомеопатической крупы, когда при огромных разведениях лекарственной субстанции в них не остаётся даже молекулы исходного материала.

У нас уже есть интересные наблюдения, – продолжал Максимов. – У подопытных крыс вызвали диабет. Половину заболевших облучали лучом, пропущенным через селезёнку здорового крысёнка, и в течение месяца животные выздоравливали. Та же часть группы, на которую не транслировали эту целебную информацию, через тридцать дней погибла. И вот ещё что оказалось – возникает словно информационное поле, живительный луч воздействует не только непосредственно на объект, но и в окрестностях: у крысят, которые находились рядом с нашими опытами, произошел гормональный сдвиг, то есть половая зрелость наступила не в три месяца, как обычно, а в шесть… У них, выходит, отдалилось старение, продлилась жизнь. Таким образом, воздействуя на животное, на разные жизненно важные участки его организма, можно «дотянуть» его до глубокой старости, в два-три раза увеличив его век. Это сулит большие возможности для человека. Надо бы как-то выйти на медицинскую промышленность, но как – без разглашения информации?

– Зачем? – отозвался внимательно слушавший Евгений. – Ведь прибор-то уже есть, не так ли?

– Нужен надёжный передатчик, – пояснил Максимов, – не всякий лазер способен работать по снятию информации и воздействию её на другой объект. Мы пробовали разные варианты, нашли один, и его не так-то просто сделать. К тому же, необходим ведь не единичный экземпляр…

Евгению стало ясно, чем пользовал себя Максимов.

– Ну и как он на людях? – спросил осторожно. – Вы ведь пробовали?

– Не только я. Кое-кого из родственников от диабета, гастрита, холецистита избавили, ничего не объясняя, конечно. Но против онкологии он не идет. Улучшение произошло, но не излечение. Вот почему я у вас.

Евгений задумался.

– Вы правильно делаете, что пока держите всё в строгой тайне. Ведь это не только исцеление, но и оружие, не так ли?

Максимов со вздохом кивнул.

– В том-то и дело. Ведь снять негативную информацию и направить её на любой живой объект – так можно целый город заразить какой-нибудь страшной болезнью, эпидемию вызвать. Вот и не знаю, что делать. Правда, пока негатив считывать опасно для самого оператора – он в первую очередь заразу воспримет. Но со временем какая-нибудь защита найдётся… Сложно всё. Может быть, стоит сначала военное ведомство известить?

– Трудно сказать, – покачал головой Евгений. – Надо подумать. А сейчас давайте займёмся вами.

Приступив к лечению Максимова, Евгений, в очередной раз восхитившись гениальными находками своих коллег, окончательно решил, что баллотироваться в Думу будет обязательно.

Окончив прием пациентов, Сухиничев позвал Агафангела на совет, как делал это часто за последнее время. Обычно они подолгу сидели, обсуждая свои действия, предпринятые и намечаемые в поисках пропавшего Акиншина. И хотя Сухиничев чувствовал себя уже сносно – правда, и времени прошло пока немного – страх возвращения болезни не покидал его, как не покидала мысль, навязчивая, словно идея маньяка, во что бы то ни стало разыскать Акиншина. Или хотя бы какие-то следы его таинственного исчезновения. Что-то здесь не так, пришли они с Агафангелом к обоюдному выводу, и настойчиво искали способ прояснить это тёмное дело.

– Не поставить ли нам охрану у дома родителей Акиншина? – задумчиво пробормотал Сухиничев и поднял на помощника вопросительный взгляд.

Агафангел кивнул. – Было бы хорошо, – согласился он, – какие-то сведения это может принести, а там и толчок более направленным действиям.

– Я думаю о другом, – уточнил профессор. – Не исключено, что в его поисках заинтересованы не только мы – иначе зачем ему скрываться? А значит, могут быть специфические подходы к его родителям – я имею в виду насилие, пытки. Бандитскими приемами что угодно можно выколотить. А этого допустить нельзя.

Если бы он спросил себя, чего больше в таком решении – прагматизма, страстного желания подольше продлить своё земное существование, смирения перед Акиншиным и желания искупить перед ним свою вину, остаться в союзе с ним в истории науки или вызвать расположение Акиншина этой заботой о его родных, он наверное не сумел бы ответить, ибо всё это было для него одинаково важно. С некоторых пор, когда в нем произошел этот перелом, Сухиничев чувствовал себя так, словно испытал сложную хирургическую процедуру, болезненную, но необходимую. Он усмехнулся, вспомнив операцию по живому над петухом, свидетелем которой стал однажды в Казахстане. Петух наклевался ядовитой икры рыбы маринки и распрощался бы с жизнью, если бы не жестокая рука хозяйки, безжалостно вспоровшей его зоб, вычистившей всё оттуда и зашившей рану обычными нитками. Нечто подобное, казалось ему, и над ним проделала судьба. Первое время он ощущал какую-то тоску в душе – от неестественности своего положения, состояния измены собственной натуре, но это вскоре прошло, усилия по розыску Акиншина, занимавшие все его мысли, требующие всё больше изобретательности и предприимчивости, вытеснили мелкие, несущественные эмоции.

– Подбери подходящих парней, – распорядился он, приняв решение. – Не просто качков, а с каким-то интеллектом, чтобы действовали не бездумно.

– Понял, – с готовностью отозвался Агафангел. – А деньги? Это ведь не на один день…

– Конечно. Заплатим, сколько скажут. Кстати, говорил ли ты в Минздраве насчет клинических испытаний?

– А как же, – подтвердил Агафангел. – Провёл соответствующую работу. Сопротивлялись. Но министр, ваш партнер по бизнесу, распорядился. Только главного-то фигуранта нет…

– Ничего, поищем. Может быть, на эту новость как-то отзовётся. Надо бы заглянуть в институт Бородина, закинуть известие. Ну, с Богом.

С той поры, как Сухиничев, обратившись к Богу, начал употреблять это выражение, он стал казаться себе лучше, добрее, отзывчивее, он даже перестал брать деньги с пациентов, довольствуясь доходами своего предприятия. Они, впрочем, были несопоставимы с «благодарностями» больных, выглядевшими грошовыми гонорарами по сравнению с суммами, которые они с министром извлекали на разнице в проставляемой и действительной цене закупаемых для государства лекарств. Теперь он гордился тем, что лечит бескорыстно, не особенно заморачиваясь тем, что в сущности, по-прежнему обирает, только в других масштабах. Как бы то ни было, капитал профессора умножался, требовалось лишь употребить его с наибольшей пользой, в связи с чем на долю Агафангела доставалось все больше новых поручений, которые он, впрочем, исполнял не без удовольствия, ибо сам не только уже вошел в охотничий раж, но и ковал собственную судьбу. Он удивлялся интуиции и проницательности шефа, восхищался его умом, и чем гуще они раскидывали свои ловчие сети, тем больше, несмотря на неудачи, он верил в счастливый исход. А вскоре после того, как хлопотливый Агафангел реализовал их общий замысел по охране дома в Истре, прозорливость Сухиничева принесла и первые результаты.

Однажды, уже к вечеру нанятая команда «качков» увидела группу гражданских, направившихся к калитке.

– Минуточку, – встал на их пути охранник. – Вы кто такие? Что вам здесь надо?

– Мы из милиции, – помедлив, ответил один из направлявшихся к дому. – А вы кто?

– Покажите документы, – не отвечая на вопрос, потребовал охранник. Он протянул руку, слегка растопырив пальцы, и тут же нарвался на насмешку.