Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 40



Больная слабо заворочалась: хотелось изменить позу, но не позволяла капельница. В ёмкостях оставалось уже на донышке, и Бородин позвал медсестру. Ему подумалось о том, что вот так лежала на больничной койке двадцать лет назад молодая красивая женщина, бледная, но иной бледностью – от тяжелых трудов разъединения с существом, девять месяцев бывшим с ней единым целым. И этим существом был их сын. И улыбка жены была не мученической, как сейчас, и словно бы виноватой за причиняемые всем хлопоты, а умиротворенной, улыбкой облегчения от того, что столько тревог, волнений, боли остались позади.

Капельницу унесли. Евгений переглянулся с Андреем.

– Ничего этого больше не нужно, – сказал он, обращаясь к Бородину. – Поговорите с врачами о выписке домой. Здесь нам работать не дадут – вмешательство в их лечебный процесс.

И тогда началось дома это священнодействие – лечение по невероятной, невиданной доселе методике. Жена академика стала трудно, медленно, но поправляться. Она похорошела и словно сбросила несколько лет, вернувшись в свои годы. Опухоли и метастазов больше не находили. Сейчас Евгений думал о том, что просьбы такого рода последуют. И тогда посмотрим, кто кого…

Телефонная трель, внезапная и особенно пронзительная в тишине, заставила Евгения вздрогнуть и с досадой подумать о собственной забывчивости – все никак не соберется отрегулировать звук. Правда, из спальни звонок действительно было бы плохо слышно, зато здесь, в кабинете этот истошный механический вопль действовал на нервы. Он не спеша подошел к аппарату, заливавшемуся во всю, с намерением тут же, после разговора, свести звук до минимума, а в спальне поставить параллельный телефон.

Незнакомый бас с иностранным акцентом попросил Евгения Акиншина, представившись помощником сэра Эдуарда Делано Бэкхема.

– Мы восхищены вашей замечательной работой, – рассыпался в комплиментах собеседник, – и готовы предложить любую помощь. Сэр Эдуард хотел бы с вами встретиться – когда и где вам будет угодно. Мы можем подъехать к вам куда укажете, в удобное для вас время…

Евгений не хотел «указывать» ни свою обшарпанную лабораторию в институте, ни снятое для совместной работы помещение, которое они с Зотовым тщательно скрывали от посторонних глаз, ни тем более квартиру, поэтому он молча слушал, соображая, как быть и нужна ли вообще эта встреча. Ничто даром не дается, и наверняка за обещанную помощь от него что-то потребуют, чего он, возможно, не в состоянии будет дать. Уловив заминку, помощник сэра Эдуарда предложил в качестве варианта встречу в ресторане или в офисе компании. Евгений вздохнул с облегчением: хорошо, он готов приехать в офис.





Условившись о времени и месте, Евгений задумался. «Делано» в фамилии незнакомца что-то ему напоминало. Где он его слышал или о нем читал? Франклин Делано Рузвельт – тоже Делано… Ну не родственник же он в самом деле покойному президенту США… Клан это или распространенное имя? Евгений напряженно ворошил мозги. Есть! Семейство, имеющее отношение к так называемому всемирному правительству, о котором он читал в книге Джона Колемана «Комитет 300». Баснословные богатства, грязные деньги от торговли опиумом…

Он подошел к шкафу, взял книгу Колемана, открыл наугад. «Когда речь заходит о состояниях, накопленных исключительно на торговле опиумом с Китаем, первые имена, которые приходят на ум, – Асторы и Делано…Фактически именно Комитет 300 определял, кто будет участвовать в сказочно прибыльной опиумной торговле с Китаем через свою монополию БОИК (Британскую Ост-Индскую компанию)» – читал Евгений. Полистав, наткнулся на теорию «открытого пространства», «идею лучшего мира», который должен стать намного меньше, чем сейчас: излишнее население, миллионы «бесполезных едоков» должны быть отбракованы и уничтожены. Члены этой тайной элитной группы ставили целью сокращение населения по сценарию, отработанному режимом Пол Пота в Камбодже, планы геноцида для него были разработаны одним из исследовательских центров «Римского клуба» – крупного подразделения Комитета. Путем ограниченных войн в развитых странах, а в странах третьего мира – посредством голода и болезней требовалось уничтожить 3 миллиарда человек, писал Колеман. Задачей Комитета было «не допускать, чтобы народы сами решали свою судьбу, искусственно создавая с этой целью различные кризисные ситуации с последующим управлением этими кризисами…Внедрение подрывных агентов во все правительства..» Планировались прекращение всех научно-исследовательских работ, кроме тех, которые Комитет считает полезными, а также легализация наркотиков и порнографии, в результате чего будут подорваны и разрушены основы семьи.

Евгений захлопнул книгу бывшего сотрудника британских спецслужб. Триста страниц разоблачений тайных козней, заговоров, интриг, массовых убийств, запланированных войн и бедствий, проводимых многочисленными «фондами», «клубами», «институтами» и прочими зашифрованными подразделениями всеохватной сети Комитета. Так вот с кем свела его судьба! Евгений пожалел, что согласился на эту встречу. Но тут же успокоил себя: он вправе ни на что не соглашаться, если это противоречит его убеждениям. Было отчасти и любопытно взглянуть на одного из вершителей судеб человечества.

В назначенный день Евгений шел от метро Октябрьская по направлению к Коровьему валу. Офис, куда он прибыл, оказался корпунктом газеты «Нью-Йорк Дэйли Ньюс». В редакции, занимавшей весь первый этаж, висел дух недавнего ремонта. Коридор, обшитый светлыми деревянными панелями в тон полированным дверям, заканчивался большим открытым настежь кабинетом, в глубине которого виднелась еще одна дверь с табличкой на английском языке. Несколько столов с компьютерами, огороженных барьерами, словно соты, пустовали, перед дверью с табличкой крупный мужчина говорил по мобильному телефону. На солидном, подстать хозяину, письменном столе стояла внушительная, со сковородку, пепельница, полная окурков, а из его проема выглядывали циклопические туфли, внушавшие невольное уважение к обладателю таких нерядовых размеров. За спинкой его кожаного кресла висела огромная, во всю стену, карта России, на которой красными флажками цвели какие-то пункты, лучи, тянувшиеся от них, как спицы помятого колеса, сходились к кружку в центре, где-то внутри которого вероятно находился и кабинет владельца карты. Хозяин быстро закончил разговор, захлопнул крышку мобильника и с улыбкой поднялся навстречу гостю. Дородность, длинный нос и седые волосы торчком над низким лбом делали его удивительно похожим на ежа, вставшего на задние лапы.

– Здравствуйте, здравствуйте, – басисто протянул он, оттопырив нижнюю губу, и Евгений узнал голос, говоривший с ним по телефону. – Джеймс Элиот, сотрудник «Нью-Йорк Дэйли Ньюс», – он протянул руку для пожатия. – Рад познакомиться, мистер Акиншин. – Губа, замешкавшись, вернулась на свое место. – Пройдемте сюда, – помолчав, пригласил он, указав на дверь с табличкой, – там будет удобнее. – Он открыл кабинет, предложил гостю занять место на кожаном диване и позвонил по мобильному. – Сэр Эдуард Бэкхем сейчас подойдет.

В ожидании сэра Эдуарда мистер Джеймс завел разговор о выдающемся открытии Акиншина, обнаружив подробности, которые можно было почерпнуть только из каких-то научных источников, в популярных газетных статьях, рассказавших о сенсационной работе ученого, этого не было. И все это время с его румяного лица не сходила медовая улыбка. Он даже высказал сожаление, сменив улыбку на печальное выражение, что такое эпохальное, судьбоносное для человечества открытие осталось почти без внимания российской научной элиты и властей. «Откуда он это знает? – напрягся Акиншин. – Ах, так это же Комитет 300, от них ничего не укроется… Может, они сами это внимание и заблокировали. Мало, что ли, у них агентов влияния и среди журналистов, и в парламенте, да и в научных кругах». Он не успел ответить мистеру Джеймсу, потому что вошел спортивного вида джентльмен, немолодой, но моложавый благодаря одежде, в темных очках такой черноты, что Евгений удивился, как в них можно обходиться без поводыря. Он протянул руку Акиншину, поздоровался по-английски и назвал себя. Совсем не таким представлял Евгений сэра Эдуарда Делано Бэкхема, явившегося не в строгом костюме, а во вполне демократичном свитере и джинсах.