Пустышка

– Так пациент, наверное, притворился, что вошёл в гипнотический транс. Может, это у него юмор такой?

– Вот для этого, Надюш, к нам его и направили. В четвёртом, где Головин заведует, естественно своего ЭЭГ нету, чтоб подключиться и понаблюдать за волнами мозга во время сеанса. А по-другому как проверишь – забавляется новоиспеченный шизик или просто от армии косит? Так или иначе, его для начала разоблачить надо.

– Может, он действительно под гипнозом правду говорит или это не вариант?

– Не вариант.

– Почему?

– А потому, Наденька… Если бы ты услышала эту чушь… Короче, этого быть не может, потому что не может быть! И точка!

– Не хотите говорить?

– Не-а… Ты у нас человек религиозный – баптистка, насколько мне известно…

– А причём тут моя вера?

– А при том, что мне твоя предвзятость к пациенту ни-к-че-му… Следи себе спокойненько за показаниями энцефалографа и сообщи, когда я в нужный момент спрошу об активности его мозга. Ты озвучишь показания аппарата, которые запишутся на плёнку, что и станет неоспоримым доказательством его притворства. Кода мы его припрем к стенке, от меня лишь потребуется выяснить мотивацию его действий – диагноз для военкомата ему нужен или это просто игры больного воображения. Таким образом, голубчик точно не отвертится.

– Лев Серафимович, а почему вы считаете…

Тук-тук!

– Да-да, входите!

– Здравствуйте. Милеев пришёл, впускать?

– Пять минуток в коридоре подождите. Я позову как надо…

– Надя, у нас всё готово?

– Да, конечно…

– Аппарат тоже настроила?

– Да.

– Хорошо.

– Будем начинать?

– Надя, не торопись. Мне для начала нужно с его биографией хоть немного ознакомиться, а то как же сеанс вести?

– Вы же Милеева разоблачать собирались, зачем вам его прошлое?

– Была когда-нибудь на сеансе гипнотерапии?

– Разумеется. Я же в лаборатории сна закреплена, мы там и трансовые состояния исследуем…

– Тогда ты должна знать, что когда пациент находится в состоянии гипнотического транса, он может вспомнить то, что давно забыл – любые тайны прошлого, аккуратно упакованные, хранятся на полочках памяти. Под гипнозом человек не может врать, рассуждения его логичны и последовательны, все пережитые события воспринимаются очень эмоционально и ощущаются так, будто происходят прямо сейчас…

– Это мне понятно.

– Так вот, чтобы уличить исследуемого в обмане, нужно коснуться вопроса раннего детства, так как никто из взрослых о нём почти ничего не помнит. Если будут нелогичности или несоответствие эмоциональных переживаний, то значит перед нами притвора. Этим способом пользуются гипнологи, если появляется подозрение на фиктивное погружение пациента в транс. Прижать к стене фактов и разоблачить – вот моя задумка.

– Но ведь пациент и дальше может притворяться, не признавая, что разоблачён – делай вид, что спишь, – и все дела.

– Вот для этого ты мне и нужна на подстраховке. Я сначала хочу сам попытаться разоблачить Милеева, а показания приборов использовать как доказательство… И кстати, нельзя исключать, что на этот раз нам может повезти, и Милеев поддастся гипнозу.

– Тогда получится выяснить причину его проблем из первых уст?

– Да, Надя! Страх армии или же дефект психики – вот в чём вопрос!

– А мне кажется, тут и причин искать незачем. Он же альбинос! Альбинос в стране, где на негров до сих пор смотрят как на пришельцев с Марса. Вся его жизнь наверняка проходила под пристальным вниманием окружающих. Попробуй тут не чёкнись! И в самом деле «белая ворона»…

– Каламбурить изволите? Ха, белая ворона – забавно!

– Я не это хотела ска…

– Да ладно тебе. Всё в порядке… Итак, переходим к биографии…

– А ничего, что нас в коридоре ждут?

– Ничего, подождут. Читаю… так… угу… записано со слов матери… бла-бла-бла… двадцать четвёртого ноль седьмого девяносто первого года рождения… в городе Москве… так. Отец – Юрий Олегович… мент… ушёл из семьи, когда мальчику было полтора… ага. Мать – Елена Валентиновна, шестьдесят шестого года рождения… учитель начальных классов… так… Роды-роды… угроза выкидыша… Рождён на три недели раньше… с глазно-кожным альбинизмом «А-один»… в результате мутации гена тирозинозы на хромосоме одиннадцать… Так, это мне непонятно, потом пускай Палыч объяснит, когда анализ закончит… Кожа белая, волосы белые, радужка глаз очень светлая, голубоватого оттенка… при ярком освещении становится красной.

– Представлю, аж жутко становится…

– И не говори. Дальше описано общее развитие. Ходить начал в восемь месяцев, читать в два с половиной…

– Во сколько?!

– В два с половиной года. Головин, кажется, упоминал, что парень с книгами не расстаётся – ему только и успевают их подносить. А чего ты удивляешься?! Высокий интеллект не гарантирует здоровую психику, скорее наоборот. Знаешь, какие в НИИ выдающиеся умы лежали?

– Я понимаю, но в два с половиной читать…

– Согласен, впечатляет. Поехали дальше… Пошёл в детский сад в четыре… мать боялась, что у него начнутся проблемы с адаптацией среди детей и мальчик начнёт болеть…

– И как, оказалась права?

– Удивительно, но нет! Простудные, инфекционные и другие само собой разумеющиеся болезни обошли его стороной.

– А дети его нормально приняли?

– Им маленького альбиносика вообще не пришлось принимать… То есть, если я правильно понял из записей, они «белого» мальчика игнорировали.

– Боялись?

– Нет же. Скорее не обращали внимание. Будто перед ними самый обычный ребёнок. Потом следует уточнение, что окружающие о нём постоянно «забывали»… словно на Даниле надета шапка невидимка… Другие детки играют спокойно, а он сидит себе тихонечко в сторонке, книжки читает.

– Получается, что никто над ним не издевался?

– Абсолютно! Словно и нет его вовсе! Но ладно дети… оказывается, и воспитатели, собираясь на прогулку, могли взять всех, а его забыть.

– Лев Серафимович, странно это… казалось бы, он наоборот должен глаза мозолить, а тут такое.

– В школе всё повторилось… Мать рассказывает, что когда учительница вызывала Милеева к доске, одноклассникам будто каждый раз заново приходилось вспоминать о его существовании. Причём бьюсь об заклад, если не список учеников, сама бы хрен вспомнила ученика Даниила Милеева.

– А с учёбой у него как?

– Судя по вопросу, ты уже сама обо всём догадалась?

– Просто предположила.

– Даниил отвечал всегда безукоризненно, идеально, точно… Любые знания ему давались необычайно легко, особенно точные науки. Но наибольший интерес он всегда проявлял к гуманитарным: психология, философия, история религий, литература, искусство, теория музыки, иностранные языки – их он изучал особенно рьяно.

– Откуда в школе философия и история религий?

– А он с третьего класса на домашнем обучении.

– Что-то случилось?

– Написано, что просто пришёл однажды из школы, сказав, что хочет учиться дома.

– И всё?! А мать?

– А что мать? Ей только в радость, что сын будет сидеть дома – волнений меньше. Вот она и добилась того, о чём он просил.

– Так Милеев что, дома постоянно сидел?

– Постой… так… здесь об этом ничего не говорится. Дальше следует описание, какой он хороший и добрый мальчик…

– А институт? А профессия?

– Не-а! Видимо, Даниил для матери вроде домашнего питомца… Как раз в самом конце она просит не брать его в ряды российской армии… Говорит, что ему туда нельзя. Всё, теперь понятно – десять к одному, что парень притворяется чтобы откосить. Обычный маменькин сыночек.

– Только я не понимаю, как он вообще до комиссии с альбинизмом добрался?

– Я же уже говорил, что обычных для больных ГКА проблем у парня нет – зрение в норме, здоровье отменное… что ещё для армии надо? Поэтому-то на призывной комиссии и не могли сообразить, годен он или нет… Ну ладно, давай приступим. Надь, позови, пожалуйста, Милеева из коридора.