Шпунтик собачья лапа

— Теперь недолго уже осталось, — говорила какая-нибудь утомленная мамаша своей соседке после приблизительно полутора месяцев кормления. — Скоро и Приют.

— Да, дорогуша, вам это будет полезно.

— Там так тихо и красиво.

— И воздух приятный, бодрящий.

— Да, но все-таки не забывайте, мне будет не хватать моих деток.

— Само собой, но отдохнуть-то надо. Зато лентяй свинарь за это время приберет как следует дом.

Приют отдохновения представлял собой небольшой треугольный участок на склоне холма с неровной поверхностью. Участок этот расширялся от вершины книзу и был ограничен ручьем. По двум сторонам треугольника он был огорожен крепкой, натянутой донизу проволокой, посередине же участка стоял громадный старый дуб. Верхняя часть холма была усеяна муравьиными кучами.

Наутро после того как братья и сестры Шпунтика покинули дом, в стойло номер пять снова заявился свинарь и отпер дверь. Обычно в подобных случаях над дверьми показывались одна-две головы и слышались один-два возгласа: «Счастливого отдыха!» или: «Желаю хорошо провести время!». Но на сей раз все было по-иному: ведь никто не помнил такого случая, чтоб в Приют отправлялся поросенок, а тем более шпунтик. К тому времени, как Шпунтик вежливо попрощался с тетушкой Суиллер и тетушкой Гобблспад, поверх всех загородок из дверей торчали головы. Все хотели поглядеть на необычного малыша. И пока миссис Барлилав с достоинством шествовала позади тяжело ступавшего служителя, а Шпунтик семенил за нею, их сопровождали многочисленные и искренние напутствия, произносимые, правда, вполголоса, чтобы не разбудить Сквайра.

Шпунтику все вокруг казалось новым и чудесным. Едва служитель закрыл за ними ворота, поросенок воскликнул:

— Ох, мамочка! Прямо дух захватывает! Можно я пойду осмотрюсь?

— Ступай, куда хочешь, радость моя, — отозвалась мать. — Только будь осторожен, если спустишься вниз, к воде. Помни: свиньи не умеют плавать.

«Зато свиньи могут летать, — с ликованием подумал Шпунтик Собачья Лапа и побежал по высокой траве. — Особенно если найдется возвышение, откуда можно спрыгнуть».

Миссис Барлилав с гордостью провожала глазами своего любимца. Ее поразило, как быстро он обежал весь Приют, галопом промчался вниз к ручью, полюбовался там на сверкающую, звенящую воду и опять взбежал наверх, продравшись через заросли тростника и жесткой травы, и там потерся о шершавый ствол дуба. Он вспрыгивал на муравьиные кучи и соскакивал с них скорее как ягненок, чем как поросенок. «Может, у него и собачьи передние ноги и тощие задние, но все равно, — думала она, — он подвижнее и бойчее любого из тех дюжин толстеньких за долгие годы материнства».

Наконец Шпунтик достиг самой вершины клинообразного луга и взобрался на самую высокую муравьиную кучу. Там он повернулся к склону и увидел следившую за ним мать.

— Мамочка, смотри! — крикнул он и спрыгнул. Он ткнулся пятачком в траву, перекувырнулся, перекатился пару раз на крутом склоне и налетел на следующий муравьиный холмик, метрах в пяти от верхнего.

— Молодец, родной, ты очень ловкий, — нежно похвалила его мать и направилась к дубу искать желуди.

К концу этого захватывающего дня Шпунтик совсем умаялся. Он залезал на все, что попадалось по дороге: на каждое возвышение и бугорок неровного луга, на каждую муравьиную кучу и каждый пенек от срубленного вяза. Он даже умудрился влезть на самую верхнюю толстую часть огромного сука, который лежал одним концом на земле, и спрыгнул с высоты примерно в четыре метра. Но каждая попытка кончалась падением со всего размаху, и к вечеру теплого августовского дня Шпунтик не только набил себе немало синяков, но и несколько приуныл.

Они с матерью только что покинули мелководье, где как следует напились воды из ручья, и сейчас стояли в том месте, где из года в год поток, делая резкий поворот, подмыл берег. Они стояли на высоте примерно пять метров, а позади них подымался крутой, покрытый короткой травой склон холма.

«Если забраться на вершину, поневоле побежишь быстрее», — подумал Шпунтик. И вслух сказал:

— Мамочка, ты говорила, что свиньи не могут плавать?

Миссис Барлилав, как и всех ей подобных, приучали с детства верить россказням старых свиней. Считалось, что свинья, которая попытается плыть, порежет себе горло своими острыми копытцами из-за неловких движений. В этом она постаралась убедить и своего сына. Она сейчас до отвала наелась желудей, разных корней, трав и ягод, не считая утренней порции земляных каштанов, принесенных служителем, и сейчас сонным взглядом созерцала мерцающую воду и говорила с сыном почти машинально.

— Но у меня же нету… — начал было Шпунтик, но тут же спохватился.

— Чего нету, милый? — рассеянно спросила мать.

— Нету таких сведений, — быстро нашелся Шпунтик. — Я раньше ничего такого не слыхал.

— Ты много чего еще не слыхал, сынок, — сказала миссис Барлилав тоном, каким всегда в таких случаях говорят матери.

«А ты тоже кое-чего еще не знаешь, — подумал про себя сын. — Того, например, что если я заберусь на холм и быстро-быстро побегу вниз… Свиньи могут летать, — повторил он про себя. — Так сказала тетушка Гобблспад. Конечно, хорошо бы сперва посоветоваться с экспертом…» Шпунтик часто раздумывал над необходимостью посоветоваться с экспертом и не раз расспрашивал птиц, прыгавших около стойла номер пять. Но воробьи на его вопрос ответили лишь «Чик-чирик, тю-тю!» самым нахальным образом, а скворцы просто-напросто невежливо свистнули. Однажды черная ворона взгромоздилась на стенку хлева, но в ответ на расспросы поросенка издала лишь громкое «Карр!».

И тут вдруг, пока он стоял рядом с мамой на обрыве, послышался свист крыльев, и над головами у них пролетела черная с белым птица. У нее были ярко-красный клюв, такие же щечки и широкие перепончатые лапы с острыми когтями. Быстро махая крыльями, она вдруг затормозила и шлепнулась на поверхность ручья, подняв целый фонтан брызг, которые блестели на солнце, как золото. Покачивая хвостом, она начала быстро плавать кругами. Сперва она пила воду, потом начала плескать крыльями, обливая себя водой.

«И летает, и плавает! — подумал Шпунтик. — Это уже слишком!»

— Что это за птица, мамочка? — спросил он. — Я ни разу такой не видел.

— Ты много чего еще не видел, — ответила мать таким тоном, каким всегда отвечают матери. — Это утка.

— Откуда она тут взялась?

— Кажется, свинарь их держит несколько штук, — ответила миссис Барлилав. — Ради яиц, я думаю. В конце концов, — добавила она задумчиво, — даже служителям, наверное, надо есть. Пусть себе едят яйца.

— Можно я поговорю с ней, мамочка? — нетерпеливо попросил.

Шпунтик Собачья Лапа. — Ведь она мне ничего плохого не сделает, правда?

— Не сделает, — ответила миссис Барлилав. — Но вряд ли от этого будет толк. Безмозглые создания. Ни словечка, поди, не поймет, что ты ей скажешь.

Но когда Шпунтик сбежал вниз, на мелководье, и окликнул утку, та немедленно повернула и поплыла в его сторону с приветливым выражением на изящном личике.

Глава шестая

Фелисити

— До-бро-е ут-ро, ут-ка, — произнес Шпунтик с расстановкой и очень громко, как принято говорить с иностранцами. — Мо-гу я вас кое о чем спро-сить?

Утка уже шла, быстро переваливаясь, в его сторону по песчаной отмели, потом вспрыгнула на нижнюю ветку ивы, удобно обхватила ее когтями, отряхнула перья и уставилась на поросенка блестящими глазками.

— Спрашивай, что угодно, — отозвалась она тихим мелодичным голосом.

— Ох, — выпалил удивленный Шпунтик, — а мамочка говорила, что вы не… — Он в смущении замолчал.

— Ни слова не пойму из того, что ты скажешь? — засмеялась утка. — Ну что ж, очевидно, твоя мама не очень-то разбирается в мускусных утках.

Шпунтик поперхнулся.

— Простите, а что такое мускусная утка?

— Мы принадлежим к разновидности, которая селится на деревьях, для того у нас и когти. — И она, подняв одну лапу, показала изогнутые когти. — Мы из Южной Америки.