Страница 62 из 70
Таким образом, мы видим, что в течение длительного периода после окончания боевых действий альянс между кремлевской бюрократией и чеченскими бандитами продолжал действовать, нанося ущерб России.
Связь времен
ЗАБЫТЫЕ УРОКИ ДРЕВНИХ СТРАТЕГОВ
Древность — огромное богатство. Этого не в состоянии понять приверженцы раскрепощенного самосознания, певцы либеральных свобод. Именно поэтому они не способны выигрывать войны, укреплять государство и обеспечивать ему и его гражданам стратегическую перспективу.
Если бы советские-российские генералы учились военному делу всерьез, они бы не упустили той мудрости, которая драгоценными россыпями заложена в древних манускриптах.
Мы остановимся лишь на знаменитом трактате о военном искусстве китайского стратега Сунь-цзы (IV–V вв. до н. э., псевдоним полководца Сунь Биня) и последующих комментариях к нему, почти столь же древних (цитирование ведется по изданию Н.И.Конрад, Сунь-цзы. Трактат о военном искусстве. Институт востоковедения АН СССР, Москва-Ленинград, 1950.).
Мудрость древних заключена в понимании связей перспектив большой стратегии с положением народа, состоянием духа.
Китайский полководец У-цзы (IV–V в до н. э.) писал: "Если государь, знающий Путь, хочет направить свой народ на войну, он прежде всего достигает согласия и только потом берется за большое предприятие".
Ему вторят комментаторы трактата Сунь-цзы.
Сань Лио: "Если у тебя и у масс будет одна любовь, никогда не будешь иметь неудачи. Если у тебя и у масс будет одна и та же ненависть, все склонится перед тобой. Правят государством, держат в мире свой дом только потому, что обретают людей; губят государство, разрушают свой дом только потому, что утрачивают людей.".
Вэй Ляо-цзы: "Войско побеждает своим спокойствием, государство побеждает своей целостностью; у кого силы разделены, те слабы". "В государстве «вана» (царя — законного правителя) богат весь народ; в государстве «ба» (гегемона-завоевателя, главы союза царей) богаты одни воины; в государстве, едва поддерживающем свое существование, богаты одни знатные; в государстве гибнущем богаты только сокровищницы государя. Про это и говорят: наверху полно, а внизу пусто; это — бедствие, от которого нет спасения."
Все эти стратегические условия начала войны были полностью проигнорированы руководством России накануне Чеченской войны. Именно поэтому в войну вступило разваливающееся государство, население которого не понимало ее задач, средства массовой информации настраивали граждан против властей и армии. Богатыми, действительно, оказывались "одни знатные" ("новые русские", чурающиеся всего русского).
Провалы большой стратегии были дополнены провалом в военной стратегии, связанной с ведением боевых действий.
На этот счет У-цзы писал: "Люди обычно находят себе смерть в том, в чем они неискусны, терпят поражение в том, что они не умеют с успехом применить."
Неискусность политического и военного руководства России привела к практически полному перебору всех возможных ошибок, которые могли привести только к поражению. Глупость и косность, насилие и жестокость стали следствием тупиковой стратегической линии, на что указывал Цзя Линь: "Если иметь только ум, станешь разбойником; если руководствоваться только гуманностью, получится косность; если придерживаться только правдивости, получится глупость; если опираться только на мужество и силу, получится насилие; если быть чрезмерно строгим, получится жестокость".
Не достижение победы стало для российских стратегов целью, а периодическое оправдание своих действий демонстрациями гуманизма. Там, где был враг, указывали на его принадлежность к российскому гражданству; там, где были союзники, их уравнивали в правах с врагом; где требовалось военное искусство — говорили о справедливости; где требовалась предельная правдивость — врали.
Ван Чжэ писал: "Обман — это средство добиться победы над противником, но в руководстве массами обязательно следует придерживаться правдивости". О том же упоминал Чжан Юй: "В основу войны полагают гуманность и справедливость, но для того, чтобы одержать победу, непременно нужны обман и ложь."
Российские власти делали все наоборот. По отношению к народу и армии применялась ложь, по отношению к противнику — гуманность и правдивость. Народ и армия как бы стали врагами правительства, чеченские бандиты — союзниками. Может быть именно поэтому войну предпочитали официально не считать войной, и на основании этого запрещали военным вести себя так, как подобает вести себя воинам и полководцам?
Беда была и в другом. Российские генералы во многом не столько были связаны вмешательством "кремлевских мечтателей", сколько затруднялись вести масштабные боевые действия с нужной эффективностью.
Сунь-цзы писал: "Когда полководец не умеет оценить противника, когда он свои малые силы сводит с большими силами противника, когда он, будучи слабым, нападает на сильного, когда у него в войске нет отборных частей, это значит, что войско обратится в бегство." У-цзы описывал обстановку развала в армии так: "Когда приказы и предписания неразумны, когда награды и наказания несправедливы, когда люди не останавливаются, хотя и ударяют в гонги (сигнал к отступлению), когда они не идут вперед, хотя и бьют барабаны, пусть будет и миллион таких людей, какой от них толк?" Наконец, Вэй Ляо-цзы так говорил о главном условии победы или поражения: "То, чем полководец сражается, есть народ; то, чем народ сражается, есть дух. Когда преисполнены этого духа, бьются; когда дух отнят, бегут."
Все это писано как будто прямо про ту армию, которой руководил министр обороны П.Грачев. В этой армии вместо военного строительство велась разборка того здания, которое осталось от прежнего режима. Здание было кособокое, но все-таки было. Чеченская война показала, что боеспособной армии у России просто нет.
Российская демократия конца ХХ века смешала принципиально различные типы самосознания — гражданское и воинское. Первое стало доминировать над вторым и боеспособность армии была разрушена.
Ли Цюань писал: "Ярость — это сила армии". Вэй Ляо-цзы говорил о том же: "Когда все оружия армии сделаны удобными, когда в армии воспитаны воинственность и храбрость, то все это обращается на противника так, как ударяет хищная птица, как устремляются воды с гор в тысячу саженей." В Чеченской войне у российской армии храбрость уступала страху смерти, ярость — презрению перед своими некомпетентными и чванливыми командирами, воинственность — пацифизму.
Цао-гун писал: "Если в армии не будет богатств, воины не пойдут в армию; если в армии не станут раздавать наград, воины не пойдут на бой."
В Чеченской войне у российской армии не было не только богатства, но и справедливого отношения с наградам, распределению постов. Известно, например, что боевой бригадой при штурме центра Грозного в январе 1995 г. в какой-то момент командовал начальник медсанчасти.
Поздний японский комментатор Сорай (XYIII в.) писал: "Строгость полководца — это когда правила и приказы в армии управляют тысячами и десятками тысяч людей как одним человеком; когда слышен только топот ног людей и коней и не слышно ни одного слова; когда построение, охранение, ряды, барабанный бой, движение знамен, разделение и соединение частей — все эволюции совершаются легко и без промедлений; когда войско боится своего полководца и не боится противника; когда оно выполняет распоряжения только своего полководца и не подчиняется распоряжению даже государя…" Другой комментатор, Лю Цюань видел иную сторону в поведении полководца: "Гуманность — это значит: любить людей, жалеть вещи, понимать труд и усердие".
Ничего этого не было в воюющей в Чечне армии. По крайней мере, такой порядок вещей не доминировал.