Страница 61 из 70
Лебедя они в расчет уже не берут. Считают, что он все делал для себя, из корыстных целей. Мы понимаем, говорят, он не должен подписывать такие документы. Высмеивают его. Чего же он, если такой герой, почему он не в Чечне свои документы подписал, а в Хасавьюрте, в Дагестане?
* * *
В марте и в апреле, меня должны были продать одной из бандгрупп. Два раза меня увозили. Один раз через Назрань хотели вывезти, но с полпути вернулись обратно. Оказалось, слишком много денег запросили.
Второй раз хотели вывезти через Братское, где меня захватили, и через Моздок. Сопровождали шесть машин, нагруженных гранатометами и пулеметами. Кому будут передавать, не говорили. Заехали в районный центр Знаменка, Братское проехали. Между Братским и границей — балка, и в этой балке две ночи мы ночевали. Туда должны были привезти мобильный телефон, по которому кто-то из осетинской банды должен был со мной переговорить, и, если я согласен на их условия, тогда меня передадут. По их замыслу я должен был выступить по телевидению Осетии, обратиться к народу после захвата правительства. Об этом мне рассказали потом. Рассказали со зла, потому что осетинские бандиты подвели чеченских.
Один раз объявили мне о расстреле, а потом два дня снимали на видеокассету. Им надо было отснять всего десять минут. Наверное для “осетинского проекта”. Мучили меня вопросами типа: “Кто состоит членом Совета безопасности?” “Вы же сами знаете.” “Нет, ты должен сказать это.” Я называю. Потом: “Скажи, что кавказские лидеры хотели войны и написали тебе письмо.” Я говорю: “Я не знаю о чем вы говорите. Знаю только, что Руслан Аушев выступал по телевидению и говорил, что кавказские лидеры написали Ельцину, чтобы навести порядок в Чечне. О войне там речи нет.” “Ну скажи об этом.” Потом: “Ты должен обратиться к российским политикам нерусской национальности, чтобы они занимались Северным Кавказом.” Сказал, чтобы больше занимались национальными проблемами, Северным Кавказом. Потом взяли шкуру волка, в голову натолкали тряпок, чтобы было видно, что это волк, положили на диван, усадили меня, тоже отсняли.
Был там один человек, который ко мне неплохо относился. И вот как-то подает мне бумагу и карандаш через окошечко комнаты, где меня держали: “Шмидт, сегодня ночью тебя расстреляют, мы договорились с Радуевым. Вот тебе бумага, вот тебе карандаш, напиши завещание”. При это он знал, что завтра меня должны передать родственникам.
Мне никогда не говорили о результатах переговоров с родственниками. Иногда говорили: возможно, завтра мы тебя отправим. Только утром за полчаса до отправки, зашел командир и говорит: одевайся, сейчас мы тебя отдаем.
На границе был ингушский пост, а через метров пятьдесят — пост российских войск. Бандиты не хотели приближаться к российским военным, но те оказались на ингушском посту. Люди, которые меня привезли, должны благодарить не Аллаха, а осетин, которые не дал их расстрелять. Если бы не осетины, все бандиты были бы уничтожены. Хоть у них и были три машины, заполненные гранатометами и пулеметами, они не успели бы развернуться.
В плену я не ходил, все время приходилось сидеть. Когда вышел из машины и пошел к родственника, почувствовал, что потерял походку.
* * *
Иногда мне кажется, что от великого стыда и позора, от того, что сейчас происходит, земля стонет. Мы, наверное, к такой грани придем, когда наши внуки и дети будут плевать на наши могилы за то, что мы допустили такое состояние страны.
Бандиты сами говорили, что их во время боев уже в горы загнали, где кроме травы ничего нету. И вдруг команда: российские войска уходят, спускайтесь, говорят, с гор. Спускаются, рассыпаются по всем селениям, вплоть до Грозного. Потом снова война.
После вывода российских войск обстановка в Чечне сложилась еще хуже, чем была при Дудаеве. Нестабильность распространилась на весь Северный Кавказ. У Радуева проходят подготовку дагестанцы — молодые люди, которые не хотят служить в российской армии. Они жили метров в пятидесяти от дома, где меня содержали. Видел я там и двух кабардинцев, а у Радуева из них целый отряд создан. Целая группа осетинов полностью прошла подготовку у Радуева.
Сейчас в армию Радуева вливаются молодые люди, которые в войне участия не принимали, жили в Москве, в других регионах России. Они убеждены, что война не закончилась. Вся Чечня ходит в американском камуфляже, который закупили в Турции.
У них разведка во всех регионах, которые их интересуют. Что в Москве делается, сегодня же вечером известно в Чечне. Что в Осетии, Дагестане делается — тоже. О всех руководителях, о всех бандитах, кто и как деньги зарабатывает, какие планы — все знают. Я видел карту Владикавказа у этих боевиков, где расчерчено местопребывание правительства, МВД, службы безопасности, штаб войск МВД, погранвойск, 58-й армии — все у них расписано там. Карту я увидел, когда мне сказали, чтобы я показал как добраться до моих родственников, чтобы говорить с ними о выкупе.
После того, как Радуев объявил, что пойдет на три города, мою охрану утром рано увезли в Грозный. Когда они приехали, глаза у них горели, такие радостные были, будто на свадьбу собрались. Говорили: “Пойдем мочить Россию!” Повязку, которую надевают во время газавата, многие до сих пор наглаженной держат в карманах.
Главная идея, о которой постоянно говорят боевики, состоит в том, что Чечня доказала свое лидерство на Северном Кавказе, что надо объединить весь Северный Кавказ под эгидой Чечни.
Метастазы бандитизма распространились по всему Северному Кавказу. В Осетии есть там две банды, которые я знаю. Одна банда уже воевала в Чечне против России, а другая банда готовит такую обстановку в Осетии, какая была в Чечне при Дудаеве. Местные власти уже не справятся с этой ситуацией.
Рассказ Дзоблаева в разных вариантах прозвучал на нескольких пресс-конференциях, но был опубликован только еженедельником “Век”. Телевидение в четыре камеры снимало одну из пресс-конференций, но ни минуты эфира поднятые в ней проблемы не удостоились. Как выяснилось, в СМИ прошла команда: не давать ни одного критического материала о Чечне. Команда эта, по всей видимости, была спущена из Кремля, который упорно придерживался тактики умиротворения бандитов.
После кратковременного всплеска эмоций, связанного с захватом тележурналистов, Ельцин заявил, что знает ситуацию в Чечне досконально. Возможно он знал немало, но это лишь усугубляет его вину. В этом случае он сознательно скрывал от граждан свое знание, превращал ложь в государственную политику. На основании рассказа Дзоблаева мы можем говорить об этом вполне определенно.
Заговор лжецов против страны и ее граждан вполне отчетливо проявился при освещении публичных казней в Грозном, при анализе причин насильственного изгнания российского представительства из Чечни.
В первом случае телекомпания НТВ решила отстаивать свое право на показ расстрела тем, что включила одну из передач несколько коротких фрагментов чеченской хроники — перерезание горла человеку и демонстрацию легкого, вырезанного бандитом из груди русского солдата. Любопытные могли купить кассету с такого рода съемками в ближайшем киоске.
Во втором случае журналисты и политики предпочитали сетовать на чеченских лидеров, которые не захотели проходить досмотр перед посадкой в самолет. Изгнанные с позором российские представители, вынужденные бросить технику и уничтожить архивы, старались держаться так, как это умеет делать секретарь СБ Рыбкин, привыкший регулярно получать пинки от бандитов и делать вид, что ничего не происходит, никаких оскорблений его стране не нанесено.
Особое отношение у российских властей и СМИ сложилось в отношении к “проблеме трубы”. Кремль стремился во что бы то ни стало обеспечить транзит каспийской нефти через Чечню. Отстаивая интересы сырьевых компаний, Кремль готов был унижать Россию. Чеченские бандиты пользовались этим постоянно, легко разоблачая безосновательные угрозы вице-премьера Немцова построить нефтепровод в обход Чечни или возить ее танкерами в Астрахань.