Страница 53 из 83
— Да, именно эти вопросы меня и смущают, — согласился Уолтер. — Но капитану их не задашь. А в каких‑либо спорах с ним истина вырождается, а если вдруг и родится — то опять‑таки спорная… Твердолобый кретин! Объяснять ему, что без связи нет бизнеса, — все равно что объяснять бомжу о котировках на лондонской бирже! Его это принципиально не интересует. Для него существуют две наиважнейшие категории: зарплата и инструкции. И вообще у меня такое впечатление, что если с ним говоришь на равных, то он сразу же подозревает у тебя манию величия. И это, доктор, не лечится.
— Почему? — усмехнулся Сергей. — Есть хорошее средство… ! Именно что от мании величия. Называется пурген.
Невесело хохотнули.
— Положим, у капитана определенные начальственные амбиции, — продолжил врач. — Но почему темнит Крохин? Наверняка он платит за связь не из собственного кармана. Тогда отчего ему жалко дать вам позвонить?.. Тем более сегодня он с кем‑то беседовал по своему неисправному телефону. На английском языке.
— Точно?
— Абсолютно.
— Забавно, — хмыкнул Уолтер. — Хотя у этого парня просто на роже написано, что он мастер делать два делаодновременно: думать одно, а говорить другое.
— Да, этот глазом не моргнет, объясняя, что земля имеет форму чемодана, неопределенно высказался Каменцев.
— А теперь вопрос: откуда у вас склонность к этакой болезненной наблюдательности? И вообще к скептицизму? — спросил Уолтер.
— Эти склонности, — ответил Сергей, вновь понизив голос, — появились с той недавней поры, когда я уяснил, что не только наш соотечественник Крохин умело разделяет мысль и слово. — Помедлил. — Скептик, кстати, живет за счет общего оптимизма. А его, оптимизма, на данной посудине нет. Вы присмотритесь, и наверняка признаете мою правоту. Здесь собрались очень странные иочень сосредоточенные люди.
— И происходят странные события, — буркнул Уолтер, ежась от вечерней сырости. — Заставляющие меня не верить никому и ничему, даже сигналам точного времени.
— Какие же события? — вновь испытующе взглянул на него доктор.
— Ну… телефон — ладно. А вот куда делся штурман?
— Убит и выброшен за борт, полагаю, — произнес Сергей напряженным голосом.
— Да вы сума…
— Стоп! — оборвал его врач. — Давайте я вам все изложу по порядку. Итак, с чего началась у меня утрата этого самого оптимизма…
Чем дальше выслушивал Уолтер то, что говорил ему собеседник, тем больше охватывала его тревога и безысходность.
— И… выводы? — спросил он сипло, глядя в сгущающуюся темень.
— У экспедиции существует вторая, неизвестная нам задача, — ответил Сергей. — Далекая от обследования радиоактивного хлама.
— Может, мы имеем дело с какими‑нибудь террористами? — вымученно улыбнулся Уолтер. — Достанут из глубины парочку–другую стратегических боеголовок… А потом — как в том анекдоте: дорого ли–стоит атомная, бомба? Дорого. Тогда гляди, какое богатство летит к нам на балкон!
— Думал, — отрицательно качнул головой врач. — У них не имеется оборудования для подъема…
— Почему? Батискаф с манипуляторами…
— С его помощью ни люков, ни обшивки лодки не вскрыть. И если бы это было столь легко, давно бы уже нашлось кому это сделать.
— Тогда какой же вывод?
Послышались шаги — с трапа спускался капитан.
— Какие новости? — обернулся к нему Каменцев.
— Ждем распоряжений, — отчужденно буркнул тот.
— О! А что это? — Врач указал на сверкнувший в темени огонек.
— Морская нефтебаза, — ответил капитан, скрываясь за дверью, ведущей на нижнюю палубу. — Норвежская.
Уолтер проводил его настороженным взглядом. Теперь все казалось фальшью и коварством, все несло второй смысл и опасность.
Около получаса они еще постояли, перебирая шепотом разнообразные версии, касавшиеся странностей экспедиции.
"Скрябин" дрейфовал, приближаясь к огням нефтяного промысла.
— Слушай, — произнес Уолтер, обращаясь к врачу. — Истина может выясниться тогда, когда она уже не будет стоить ни шиша! И сейчас не время руководствоваться высоколобой аналитикой, куда лучше — условными рефлексами. Надо срочно отсюда сдергивать.
— Куда?
— Да вот же он — шанс! — Уолтер указал на тускло мерцающие в океане светлячки.
— Мы не спустим спасательную шлюпку — заметят.
— У меня есть два гидрокостюма.
— Не–ет. — Сергей мотнул головой. — Мой паспорт… Он у капитана.
— Подумаешь — паспорт!
— Нет, — уже решительно повторил врач. — Мне, увы, придется каким‑то образом выживать здесь. Ничего объяснять не стану, поскольку попросту не могу, но… Единственно жаль, если вместе с вами уйдет и Забелин, я не знал, что он ваш приятель…
— Тогда — пока! — хлопнул его по плечу Уолтер. — Все, что в состоянии предпринять, — поставить в курс дела всякие–разные инстанции… Хотя что я им сообщу?
— М–да, — неопределенно откликнулся Сергей.
Чувствуя, как пылает лицо от внезапного нервного напряжения, Уолтер постучался в каюту Забелина.
Никто ему не ответил.
С полчаса он ходил по судну, разыскивая товарища, пока не выяснил, что тот находится на каком‑то совещании научного состава экспедиции.
Уолтер подошел к кают–компании, где заседала ученая братия, но смуглолицый матрос, стоявший у двери, категорически отказал ему в доступе к занятому Забелину — дескать, получен приказ никого постороннего на научно–производственное собрание не пускать и участников его ни под каким предлогом не беспокоить.
Уговоры, обращенные к привратнику, не помогли. Чем больше аргументов для вторжения в кают–компанию Уолтер изыскивал, тем отчетливее проступало на лице морячка упрямство и даже готовность к физическому отпору назойливого визитера.
Между тем в препирательствах истекал подходящий и единственно возможный для побега момент.
В коридоре Уолтер вновь столкнулся с Каменцевым. Сказал, с безнадежностью сознавая, что непонятное свое решение врач принял и от него не откажется:
— Ну, пошли к водичке?
— То есть?
— Так называется океан…
— Нет… Я же сказал… А… что твой друг?
— Друг засел у арабов на совещании. У двери — цербер с оскаленной пастью из стальных зубов… Господа заняты! Ни в какую!
— Понял. Удачи тебе, — проронил врач. — Доплыви… Уолтер, поджав губы, легонько толкнул его в плечо:
— И тебе не потонуть.
Войдя в свою каюту, он надел кальсоны, теплый спортивный костюм, уместил в одежде бумажник и паспорт и втиснулся наконец в резиновую хламиду подводного пловца.
Натянул ласты, раздраил иллюминатор, высунул в него голову.
Накрапывал редкий дождик — предвестник нового скорого шторма. Огни базы приблизились, но ярче не стали. Обложной дождь размывал их в черной ненастной ночи.
По обшивке прошла дрожь — пустили машину, корректирующую дрейф, — и он ясно ощутил, как судно отворачивает от спасительной базы нефтепромысла.
На миг его пробрала жуть, но он справился с ней: прижал к лицу маску, уместил во рту загубник, хранивший хинную горечь высохшей морской соли, и выпростался в неизвестность.
"Как покойник, ногами вперед", — подумал механически.
Резина плотных перчаток соскользнула с края проема, и он полетел, в последний момент с силой оттолкнувшись от клепаного железа борта, в далекую темень.
Он падал с большой высоты, обмерев от страха, что будет затянут под винты, и провалился в тугую холодную ямы бездны, в мгновение преодолев добрых пять метров глубины, но все‑таки отчетливо ощутил ту часть этого мгновения, когда плоскость моря прошлась по сердцу, оборвав дыхание.
А потом всплыл, выдул из трубки воду, неторопливо промыл маску, вновь натянув ее — спасительный кусок штампованной резины с овалом стекла.
Эта маска ценой в пять долларов ныне бесценна, она сэкономит силы, ибо в основном уходят они на то, чтобы поддерживать голову над водой, а это ему теперь не столь и необходимо.
С огромным облегчением он осознал и то, что теплая одежда и сухой костюм надежно защищают от несущего смерть холода.