Страница 120 из 131
Как всегда, в подобных случаях он сделал весьма неудачный выбор и тут же пожалел о нем.
— Я просто хочу сказать, Пат, что в прошлом месяце доходы снизились, очень сильно снизились.
— Люди перестали покупать мягкие игрушки?
— Ну, в общем, да.
— Даже Медвежонка Джека?
— Да, моя дорогая, даже маленького медвежонка Джека.
Патриция взяла его под руку, и они молча пошли к дому.
Когда выяснилось, что Олджи нет и в доме, остальные проблемы на время забылись. Встревоженные родители ходили по пустым комнатам и без конца звали мальчика, но в ответ доносилось лишь эхо.
Патриция выбежала из дома, продолжая звать Олджи, осмотрела кусты и вне себя от ужаса, понеслась к реке. Она была уже возле беседки, когда послышался испуганный голос «Мама!» Олджи стоял в полумраке возле приоткрытой двери; увидев мать, он заплакал и пулей бросился к ней.
Крепко прижав к себе ребенка, она спросила, почему он не показался раньше, когда его искали.
Олджи не мог ничего объяснить толком и лишь бормотал что-то про девочку и про игру в прятки.
Это была игра. Когда отец открыл дверь и заглянул в беседку, отчаянная игра продолжалась. Олджи хотел, чтобы отец нашел и обнял его. Мальчик сам не знал, что заставило его прятаться.
У Олджи затекли ноги, но он сидел на корточках за складными стульями и боялся выглянуть, пока дверь снова не закрылась. Он слышал разговор родителей — малопонятный для ребенка и оттого особенно жуткий тайный разговор. Из него Олджи узнал о существовании страшного грозного мира, с которым не в силах справиться никто, даже отец. Оказалось, что они живут не среди надежных и определенных вещей, но в неустойчивом, зыбком мире. Чувствуя свою вину и страх, мальчик прятался за стульями, хотел, чтобы его нашли, и одновременно боялся этого.
— Так поступают только злые и гадкие дети, — Олджи, ты слышишь? Ты же знал, что я буду волноваться, ведь тут рядом река. И не надо играть с незнакомыми детьми, я же тебе говорила: у них могут быть какие-нибудь неизвестные болезни. Ты слышал, как мы тебя звали, почему ты не откликнулся сразу?
Олджи только всхлипывал.
— Ты очень напугал маму, противный мальчишка. Почему ты молчишь? Больше ты здесь никогда не будешь играть, ты понял? Никогда!
— А я еще увижу Марту Броутон?
— Нет. Мы не будем здесь жить, Олджи. Папа не купит этот дом. А ты сейчас поедешь домой и прямо в постель. Ты понял?
— Мы же играли, мам!
— Это была очень гадкая игра.
Только в машине по пути в Твикенхэм Олджи оживился и, наклонившись вперед с заднего сиденья, погладил отца по голове.
— Папа, а когда мы приедем домой, ты покажешь нам те смешные фокусы с картами? — спросил он.
— Когда мы приедем, ты сразу ляжешь в постель, — твердо заявил Артур Тимберлейн.
Их вкрадчивые голоса только злили Артура. Он не верил нынешнему правительству, хотя его члены менее года назад сменили сторонников ядерных испытаний. Он не доверял людям, которые поддерживали правительство. Только идиоты верят, что положение можно исправить политическими трюками, думал Артур.
В течение шестидесятых и семидесятых годов двадцатого века, на которые приходилась большая часть его взрослой жизни, Артур гордился своим бесстрашием перед лицом ядерной угрозы. «Если до этого дойдет, очень жаль, но к чему беспокоиться заранее, это все равно не поможет», — говорил он, также говорили многие, трезво мыслящие люди. В конце концов на то и существовали политики, чтобы беспокоиться о таких вещах; Артур предпочитал заниматься своими делами в фирме, производящей мягкие игрушки, где он начал работать в шестидесятые годы младшим коммивояжером. Ядерные испытания то прекращались, то возобновлялись в зависимости от перипетий странной идеологической игры, которую вели коммунистические и западные страны; никто не считал число взрывов, и кое-кого начали беспокоить сообщения о возрастании радиации в северном полушарии и о необычайно высоком содержании стронция в костях лапландских оленей и зубах школьников в Сент-Луисе.
После первых успехов в освоении космоса и исследования Марса, Венеры, Меркурия и Юпитера никто особенно не удивился, когда ведущие державы объявили о своем намерении провести серию «контролируемых» ядерных взрывов в околоземном пространстве. Американская «радужная бомба» в начале шестидесятых положила начало многочисленным подобным экспериментам. Некоторые — в том числе даже ученые — протестовали, но протесты остались без внимания. Люди считали, что взрывы за пределами земной атмосферы безопаснее…
клетчатой шотландской юбочке, со спорраном[6] и с волынкой под мышкой. Это был особенный медвежонок. Его звали Мишка Джек, и он пользовался наибольшим спросом среди всех товаров фирмы «Софттойз Лимитед» в те дни, когда эти товары покупали.
Не обратив внимания на неодобрительный взгляд медведя, Артур сбросил его на пол и пододвинул к себе стопку писем. Он сидел, не снимая пальто, в безлюдном здании фабрики на втором этаже в своем небольшом офисе и читал эти письма, а внизу по Стэйкс-роуд с грохотом катились грузовики, направлявшиеся к центру Лондона.
Во всех письмах по сути говорилось одно и то же. Особенно тяжело было читать послание представителя, которого Артур ценил больше всех — старика Перси Парджеттера. Перси работал на фирму с конца сороковых годов и получал лишь комиссионные от продажи, пока Артур не изменил это положение дел. Перси превосходно справлялся со своей работой. Он собирался зайти к Артуру утром и предварительно обрисовал ситуацию. Никто не покупает игрушки «Софттойз»; и розничные торговцы, и оптовики прекратили закупки, потому что у всех склады завалены товаром; покупатели больше не интересуются мягкими игрушками. Даже старые приятели Перси морщатся, когда он появляется на пороге.
Перси полагал, что весь рынок детских игрушек захватил какой-то грозный конкурент.
— Но кто же, кто? — мучался Артур. Из газет он знал, что торговля игрушками повсюду идет плохо. Но других сведений у него не было. Финансы и промышленность колебались между бумом и кризисом, но так происходило всегда, только в последние шесть месяцев колебания стали более резкими. Артур разложил письма на столе и смотрел на них, покачивая головой.
Он делал все, что мог. Работая вместе с Китом, сократил производство до минимума, отложил до Рождества кукольный фильм, который должен был рекламировать Мишку Джека на телевидении, отменил поставки, уломал кредиторов, упразднил сверхурочную работу, похоронил контракт с фирмой «Страбопластикс», отложил в долгий ящик планы относительно детского праздника. И оставил затею с покупкой нового дома…
Он отыскал в картотеке последнее письмо из «Моксана» и вновь прочел имя на конверте: Гейлорд К. Коттедж. Нет, такое имя не забудешь, мрачно подумал он. Коттедж, способный молодой сотрудник «Моксана», устанавливал причины бед «Софттойз Лимитед». Артур взглянул на часы. Нет, еще не поздно. Есть шанс застать Коттеджа на работе.
Некоторое время к телефону никто не подходил. Артур прислушивался к гудкам и шуму машин на улице. Наконец, недовольный голос осведомился у Артура, чего он хочет. На осветившемся экране возникла заспанная физиономия. Это был ночной портье. Уступив настойчивой просьбе Артура, он набрал дополнительный номер Коттеджа и переключил аппарат.
Коттедж ответил почти сразу. Он сидел без пиджака за письменным столом в пустой комнате. Прядь волос упала ему на лоб, галстук съехал на бок. Артур с трудом узнал того вежливого и бесстрастного молодого человека, которого принимал у себя в офисе. Когда Коттедж заговорил, его голос, к облегчению Артура, звучал более сочувственно, чем во время их прошлой встречи.
— Отчет для вас готовится, мистер Тимберлейн, — сообщил он. — Небольшая задержка произошла по независящим от нас причинам. Примите мои извинения, но, понимаете, дела чертовски плохи! Видите ли, мистер Тимберлейн, я должен поговорить об этом кое с кем. А вы лучше послушайте меня, пока правительство не ввело цензуру.
6
Спорран — кожаная сумка мехом наружу, часть костюма шотландского горца (прим. перев.)