Страница 27 из 36
Я не хочу сказать, что все это просто. Я хочу сказать, что только складывание соседей в сообщество, превращение чужих в своих позволяет чужую эстетику воспринимать не как угрозу, а как расширение жизни.Я тоже этому расширению не сразу научился, пока не пожил в Европе. Там как-то сразу ощущаешь себя внутри сообщества: вот это, слышишь, посуду бьют супруги-португальцы, но ты полицию не вызывай, потому что они всегда сразу же мирятся. В этой квартире сумасшедшая бабушка живет, но она очень добрая, в среду приходи к ней на день рождения, ей будет 90 лет, она сладкое любит. Этот сосед – ортодоксальный еврей, он в субботу пешком к себе на седьмой этаж ходит, как это – почему? Потому что шабат, нажимать кнопки лифта нельзя. Это – двои аргентинцев, геи, семейная пара, поженились в Испании, там это разрешено. А это Хасан, араб, он прораб на стройке и у него всегда хорошая травка, так что обращайся, если будет нужда…
И не надо мне только про запреты хиджабов во Франции, про беспорядки в пригородах Парижа и запрет на строительство минаретов в Швейцарии – компатриоты, тычущие пальцем в эти несомненные факты, забывают, однако, упомянуть про фантастический фестиваль эмигрантов в лондонском Ноттинг-Хилле, про гигантский Исламский культурный центр в Париже (а также в Лондоне), а главное – про феноменальное влияние всех неевропейских культур на культуру европейскую. Европа всех их приняла и сделала своими.
Так что эту статью я дописываю под взятый во французской медиатеке диск группы «Космофонический оркестр», где Ямина Нид эль-Мурид и Надя Нид эль-Мурид с дивным магрибским акцентом поют по-французски так, что крышу сносит.
Диск, кстати, называется, «Chansons apatrides» – «Песни апатридов».
То есть людей без гражданства.
Но, однако ж, с культурой.
2010 Комментарий
На исходе 2011-го мечеть на Петроградской стороне стали, наконец, подсвечивать в ночи. На мой взгляд, вульгарно. Так там и забор приделан точно такой же – как стащенный с советского кладбища, где родня посмертно приукрашала могилку покойного в своем представлении о прекрасном. «Худшее из уродств – уродство, порожденное недостатком культуры», – как заметил однажды Франсуа Мориак. То есть нынешним мусульманским властям Петербурга не до Васильева, Кричинского и фон Гогена. И это моя основная к ним претензия, поскольку молельные коврики, ныне расстилаемые в Ураза-байрам уже и на противоположной стороне Каменноостровского проспекта, у памятника «Стерегущему», меня ни капельки не раздражают, а напротив, преисполняют еще большей любовью к месту, где я живу.
А вот злых русских откликов я получил на эту статью – тьму. Типа: если соседи не разделяют наших порядков – в гробу мы таких соседей видели! И еще: ты, Губин, идиот, уже и в твоей любимой Европе мультикультурализм провалился, ха-ха три раза! Я сначала возражал, поминал что-то про молодого Петра и Немецкую слободу, про Великое посольство, про Ганнибала – а потом плюнул. Этот комментарий я пишу по дороге из Бретани в Париж. В Париже у меня будет всего полтора дня, а нужно успеть заскочить в ресторанчик Chez Omar, «У Омара». Говорят, что там лучший в мире кус-кус.
2012
#Россия #Петербург А также в области билета
Теги: Аусвайс на пути к Рембрандту . – Кто оплачивает Михаилу Пиотровскому сотовый телефон. – Эрмитаж как распределитель культуры.
Недавно я дважды испытал унижение. Первый раз – на входе в Эрмитаж, где от меня потребовали паспорт. А второй раз – общаясь в эфире с директором Эрмитажа Михаилом Пиотровским.
Я не преувеличиваю. Если вы решите заглянуть в Эрмитаж, то кассирша потребует с вас паспорт. Дело в том, что билет в Эрмитаж стоит 400 рублей, но для граждан России действует установленная самим Эрмитажем льгота, и билет обходится в 100 рублей. Как кассирша разберет, что перед ней гражданин России? Что это вы ей суете? Водительские права? Они не документ, подтверждающий гражданство. Служебное удостоверение? Тем более! Что? Без акцента говорите по-русски? А может, вы жулик, то есть украинец, белорус или америкос, пытающийся прорваться к Дюшану или Рембрандту по российской скидке?!
И я ничуть не утрирую, а цитирую Пиотровского, хотя о потрясшем меня разговоре с ним чуть позже. Сначала – о том, о чем вы, возможно, забыли.
Когда-то страна по имени CCCР была закрытой для иностранцев. Те ручейки, что просачивались, не допускались до контактов с аборигенами. Однако встречались места, где агнцы и козлища с неизбежностью перемешивались. Таковыми были: Большой и Кировский театры; Эрмитаж, Третьяковка и Русский музеи; поезда и самолеты внутри страны; Кремль. Там всюду существовали двойные цены: низкие – для советских граждан, высокие – для интуристов.
В этом был извращенный, но смысл. Если бы интуристы платили за билет на балет по ценам для аборигенов, это выглядело бы смешно по сравнению с ценами на их родине. Если бы аборигены платили по ценам для интуристов, они бы увидели, насколько ничтожны их зарплаты. Но смыслом двойных цен была не только конвертация неконвертируемого рубля. Еще одним смыслом была дойка иностранцев, разводка на валюту. То есть музеи Кремля, железные дороги и Кировский театр вели себя так же, как и ленинградская фарца, щипавшая финский автобус под Сестрорецком, – только под прикрытием государства.
Когда занавес и Советский Союз пали, и Кировский театр стал Мариинским, выяснилось, что рубль прекрасно конвертируется, и российские граждане могут зарабатывать не меньше интуристов (а многие граждане СССР сами стали интуристами). Театры, авиакомпании и РЖД сегодня продают всем билеты по единым ценам (и мне это кажется справедливым, потому что позволяет сравнивать цены и доходы).
А вот главные российские музеи и музеи-заповедники неожиданно остались заповедниками не просто двойных цен, но советской системы, целью которой, повторяю, было щипануть богатенького Пиноккио. Только теперь бизнес крышуется не именем государства (никакой Минкульт не заставляет музеи держать двойные цены), а именем культуры. «Дадим бедным россиянам приобщиться к культуре, а иностранцы и так богаты!» – посылает сигнал Эрмитаж, устанавливая цены в 100 и 400 рублей соответственно. А Русский музей и Третьяковка – в 150 и 300 рублей. А царскосельский Екатерининский дворец – 550 и 260 рублей. И т. д.
Вы никогда не приглашали знакомых иностранцев – допустим, тетушку из Кременчуга – прогуляться по Кремлю или Царскосельскому парку? Вы на входе получите сегрегацию по принципу гражданства, и тетушка будет скрывать, что она с Украины. И вы поймете, что чувствовали негры в США во время расовой сегрегации, и что евреи в Германии – во время национальной. Там, кстати, тоже все было во имя высокой цели: защиты прав коренного населения.
Тут нужно заметить следующее. У любой фискальной политики два аспекта. Первый – собственно фискальный, позволяющий пополнить бюджет: и я бы очень хотел видеть цифры, чтобы понять, сколько денег приносят Эрмитажу иностранцы, а сколько – граждане России, чтобы подискутировать, не выгоднее ли Эрмитажу единый билет, скажем, в 200 рублей. Второй – идеологический: любая льгота показывает, что обществом поддерживается, а что нет. То есть льготы для молодых и пожилых вытекают из уязвимости этих категорий, и это нормально. Но идеологический посыл двойных музейных цен для взрослых таков: россияне нуждаются в поддержке, и иностранец эту поддержку обязан обеспечить. Ведь мы не такие, как все.
Мне такая – в пользу своих – установка представляется стыдной. «Иностранец» не обязательно дядюшка Скрудж. Иностранцы – это и граждане СНГ (где жизнь часто просто бедна), и бэк-пэкеры, туристы с рюкзаками, останавливающиеся в хостелах или B&B. А «рэндж-роверами» и «кайенами» нуждающихся в дотациях россиян забиты все подъезды к Эрмитажу (а ну-ка, если в Лувр, в порядке единых стандартов, для русских установить четверную цену?!)