Страница 83 из 85
Едва ли не главную роль играли, разумеется, содержательность и народившаяся разносторонность его модернизированного стиля. В этом смысле исключительный интерес представляет мнение самого строгого и самого компетентного критика – Ботвинника: «Как и миллионы любителей шахмат во всем мире, я рад тому, что мой бывший соперник Михаил Таль вновь обрел свою былую силу, которую он доказывает не только победами в турнирах, но и высоким качеством партий».
Мне почему-то кажется, что все те лестные отзывы, в которых подчеркивалось высокое качество партий, содержали для Таля некую затаенную горчинку. Ибо подразумевалось, да так оно и было, что Таль перестал нарушать законы позиции во имя захвата инициативы, что непокорный мустанг превратился пусть и в прекрасного, но хорошо объезженного скакуна.
Во всяком случае, отвечая на вопросы корреспондентов, которые снова стали на него наседать, Таль, когда речь заходила о его «новом» стиле, либо отшучивался, либо не скрывал своего недовольства.
После того как Таль в конце 1972 года вновь стал чемпионом СССР, ему неосторожно сказали:
– Многие газеты пишут о возрождении Таля…
– Я не читал еще ни одного приличного некролога о себе, чтобы можно было говорить о возрождении… – последовал сердитый ответ.
После победы в Таллине:
– Специалисты утверждают, что раньше вы чаще прибегали к чересчур острой комбинационной игре, а сейчас умело сочетаете ее с позиционной, стали мудрее, что ли?
И этот вопрос Талю не по душе:
– Это, видимо, чисто возрастное. А вообще я ни разу не встречался ни с тем, ни с другим Талем. Да и соперники сейчас играют, как вам известно, не хуже, чем прежде.
А вот из беседы с корреспондентом журнала «Юность»:
«– Чем вы объясняете свои неудачи недавних лет?
– Страшные воспоминания. Я себя отвратительно чувствовал и отвратительно играл – очень вяло, без мысли. Вообще все было одно к одному. Хотелось бы думать, конечно, что виной всему болезнь, потому что другое объяснение найти не просто.
– Теперь, наконец, удалив эту злосчастную почку…
– Теперь я себя чувствую прекрасно. И, говорят, стал серьезнее, поумнел. Может, и моя бесшабашность была в той, левой почке, которая сейчас покоится на тбилисском кладбище?..»
Очень многих интересовало, как нынешний Таль сыграл бы с прежним? Гроссмейстер Балашов ответил на этот вопрос дипломатично:
– По-моему, белыми выиграл бы тот Таль, а черными – этот.
У Бронштейна колебаний не было:
– Выиграл бы сегодняшний Таль.
Правильный ответ на этот несколько схоластический вопрос дала жизнь. Летом того же 1973 года в Ленинграде проходил межзональный турнир очередного цикла соревнований на первенство мира. «Если бы вы спросили перед началом турнира любого эксперта, кто будет победителем, – писал Ларсен, – то получили бы ответ: Михаил Таль!»
Так вот, «новый», «непробиваемый» подобно Петросяну Таль в первых четырех турах набрал лишь пол-очка, причем проиграл не только сильному Хюбнеру, но и молодым мастерам – филиппинцу Торре, занявшему 13–14-е место, и кубинцу Эстевесу, оказавшемуся предпоследним. «В третьем туре против Эстевеса Таль играл так плохо и не видел стольких тактических угроз, что, мне кажется, ему следует отказаться от своего соавторства на эту партию», – писал Ларсен в той же статье.
Увы, отказаться от соавторства на эту и другие слабо проведенные партии Таль не мог. И хотя в дальнейшем он боролся со своим обычным мужеством и в последних восьми турах набрал шесть очков, ему не удалось подняться выше восьмого-десятого места.
Что же случилось с «обновленным» Талем, которого считали одним из главных соперников Фишера? Почему Таль, который, играя в сильных, но не отборочных турнирах, добивался выдающихся успехов, в межзональном провалился? Ведь обозначенная Бронштейном модернизация стиля Таля – «сплав техники и фантазии» сомнений ни у кого не вызывала. Как мне кажется, Таль к ленинградскому межзональному от своей прежней манеры вынужден был уйти, а новую еще не успел как следует обжить. На неофициальные турниры «обкатки» хватало, на официальные отборочные – еще нет.
Таль «новейшего образца» не сумел пробиться в претенденты и спустя три года. На межзональном турнире в швейцарском городе Биле он после семи туров имел лишь три очка – 6 ничьих и одно поражение. Казалось, что повторится «ленинградский вариант». Но Таль разыгрался, одержал несколько побед подряд, причем над непосредственными конкурентами, и в итоге занял вместе с Петросяном и Портишем 2–4-е места.
Предстоял матч-турнир, так как один из тройки был лишним.
Матч-турнир вновь показал, что Таль все же не достиг еще гармонии между прежним и модернизированным Талем. С Петросяном он все четыре встречи закончил вничью практически без борьбы в районе двадцатого хода. Расчет строился на том, что Таль сумеет навязать Портишу острую импровизационную игру, в которой тот чувствует себя менее уверенно, чем в ясных позициях. Но для такой игры нужен был либо прежний Таль, либо Таль, добившийся гармонии стиля.
Надо было считаться еще и с тем удивительным фактом, что осторожный обычно Портиш потерпел в межзональном четыре поражения, зато и добился наибольшего количества побед – девяти (у Таля было на три меньше). Словом, Таль проиграл Портишу белыми во втором круге и не выиграл ни одной партии. А всего, следовательно, он семь встреч закончил вничью, в одной потерпел поражение без единой победы – с такой игрой претендовать на титул чемпиона было, конечно, нельзя.
Желанная гармония, органичное, хотя и не совсем естественное слияние талевской фантазии с глубоким позиционным пониманием оформилось к 1979 году. В канун года Таль без единого поражения разделил первое место с Цешковским в 46-м чемпионате страны. Потом добился огромного успеха в так называемом турнире звезд в Монреале, где разделил первое место с чемпионом мира Карповым и также – единственный – не проиграл ни одной встречи. Занявший третье место Портиш отстал от победителей на полтора очка, а четвертый – Любоевич – на три! Наконец, выступая после двадцатилетнего перерыва в родной Риге в очередном межзональном турнире занял первое место также без поражений. Мало того, Таль набрал 14 очков из 17 (!), опередив на 21/2 очка Полугаевского и одержав 11 побед.
Полугаевский имел все основания расценить этот «выдающийся успех даже для выдающегося шахматиста» как триумф. «В свете теперешних достижений М. Таля, – заявил Полугаевский, – тот факт, что на протяжении 11 лет он не появлялся на претендентской орбите, представляет собой иронию судьбы».
Да, наконец-то Таль, завершив реконструкцию стиля, одержал эффектную победу в официальном, отборочном, турнире. Но «ирония судьбы» на этом, увы, не кончилась.
По воле жребия Таль в четвертьфинальном матче встретился с тем же Полугаевским. После матча Полугаевский дал проникновенную характеристику своему сопернику:
«Сегодняшний Таль, обогащенный творческим сотрудничеством с Анатолием Карповым в период матча в Багио, это уже не прежний Таль. Он тонко и хитро разыгрывает дебюты, охотно идет на длительное позиционное маневрирование, способен кропотливо, изобретательно защищаться. Исповедуя романтическое направление в шахматах, Таль в последнее время стал очень и очень практичным. Сейчас он редко сжигает за собой мосты, предпочитая действовать в духе позиции».
Откровенно говоря, духом романтики в этой характеристике не пахнет. «Но, – продолжает далее Полугаевский, – изучая творчество Таля, я подумал, что, несмотря на всю его разносторонность и дебютную оснащенность, его глубоко запрятанная страсть к атаке должна возобладать. Старая любовь не ржавеет. Я был почти уверен, что Таль захочет «поймать» меня в моем варианте, захочет его опровергнуть. И тогда…»
И тогда произошло то, что произошло. Полугаевский всегда, даже в лучшие годы Таля, был для него трудным противником: в стратегии, в позиционном понимании, в дебютной подготовленности он превосходил Таля, в счете вариантов не уступал, и смелость, фантазия, атакующий потенциал Таля нередко оказывались бессильными перед цельной натурой этого самолюбивого гроссмейстера.