Страница 55 из 72
Что до Геллера, то что ж, он пока играл превосходно. Но напряжение финиша еще подстерегало его и, как это не раз бывало с Геллером, могло оказаться для него роковым.
Позвольте, но ведь был еще Керес, который, как и Петросян с Геллером, также избрал тактику, рассчитанную на сохранение сил. Как обстояли его дела? Тоже отменно: он отставал от первых всего на пол-очка. Если принять во внимание возраст Кереса, а также то обстоятельство, что перед началом второй половины соревнований участники пять дней отдыхали на крохотном островке Сен-Мартен, можно было не сомневаться, что именно теперь, в третьем круге, Керес попытается сделать рывок и оторваться от неразлучной пары. В самом деле, для ветерана наступала пора решающих сражений, потому что если бы он не смог уйти вперед сейчас, то на финише такая задача была бы ему, наверное, не под силу.
И третий круг действительно прошел под знаком Кереса. Только две партии — с Геллером и Петросяном — Керес закончил вничью, остальные выиграл! Это было феноменальное достижение, и Петросян имел бы все основания для беспокойства, если бы не партия Кереса с Бенко, где лидер должен был проиграть, и лишь неизменный цейтнот помешал Бенко увидеть несложную комбинацию. Значит, утомление начинает сказываться?
Но внешне Керес, этот великолепный спортсмен, был непроницаем. И хотя Тигран был уверен, что маститый гроссмейстер держится из последних сил, он не мог не завидовать истинно джентльменской выдержке Кереса, его умению ни единым жестом не выдавать своего подлинного состояния.
Куда большие признаки усталости обнаруживал Геллер. Он, например, неправильно оценил позицию с Кересом и согласился на ничью в момент, когда у него было безусловно лучшее положение. Кроме того, в партии третьего круга с Талем он должен был проиграть и только с помощью противника вместо нуля получил единицу.
Да, оба главных конкурента устали, в этом не было сомнения, но тут, увы, уже устал и он сам, страшно устал. Когда Глигорич назвал его «человеком без нервов», Петросян не считал это очень уж большим преувеличением. Но после двадцати туров он почувствовал, что его духовные и физические силы на исходе.
Впервые в жизни Тигран ощущал такое состояние, когда каждое усилие дается с огромным трудом. Он был подавлен этим, был близок к отчаянию, и единственное, что позволяло ему все же держать себя в руках, — это уверенность в том, что Керес и Геллер измотаны еще больше.
Для такого вывода, кстати сказать, у него были не только субъективные, но и объективные критерии. После окончания турнира стали известны любопытные цифры. Оказывается, Петросян в двадцати семи партиях сделал 839 ходов, Керес — 924 и Геллер — 945. На свои партии Петросян затратил в общей сложности несколько более сорока восьми часов, Керес же и Геллер — по пятьдесят девять часов с минутами, Корчной — семьдесят два часа и Бенко — семьдесят восемь!..
Итак, начинался четвертый, последний, фатальный круг. Он неизбежно должен был для кого-то оказаться фатальным: напряженность завершающих встреч на исходе двухмесячной борьбы становилась непосильной.
Итак, в третьем круге Керес сделал рывок, но и оба его конкурента, уже не жалея сил, мчались по пятам. Петросян и Геллер набрали в этом круге по пять очков: Петросян выиграл у Корчного, Бенко и Филипа, Геллер — у Филипа, Таля и Корчного. Перед началом последнего круга у Кереса было четырнадцать с половиной очков, у Петросяна и Геллера — на пол-очка меньше. Корчной безнадежно отстал — у него было одиннадцать очков.
Четвертый круг начался без Таля: он заболел и выбыл из турнира. Финишная прямая сокращалась, и это чуть-чуть повышало шансы Кереса.
Итак, в двадцать втором туре Петросян, который должен был играть с Талем, получил передышку и наблюдал за встречами конкурентов. Он не сомневался в своей доктрине: турнир выиграет не тот, кто сделает смелый рывок, — этот вариант попросту исключается, — а тот, кто сумеет без катастроф дотянуть до последнего хода.
Керес в этот день сыграл вничью с Филипом, а Геллер — с Корчным. Всю партию Геллер вел очень азартно, не побоявшись пожертвовать Корчному две пешки. Корчной отбил атаку, и Геллер остался в окончании без пешки, но сумел добиться ничейного исхода. Уже эта партия давала повод думать, что Геллеру трудно совладать с нервами, следующий же тур доказал это самым бесспорным образом.
В этот день Геллер встречался с Фишером. Прекрасно зная, что Фишер играет одни и те же дебютные схемы, Геллер поймал американца на вариант, разработанный Болеславским в сицилианской защите. Пожертвовав пешку, Геллер добился прекрасного атакующего положения и записал на бланке сильный ход, который делал позицию Фишера вряд ли защитимой. Но, подумав над ходом еще, Геллер (вот она, нервная усталость!) вдруг переменил решение, потом, убедившись в трагической ошибке, растерялся и сделал еще несколько слабых ходов. Фишер остался с лишней пешкой и спокойно довел партию до победы.
Это был крах всех надежд Геллера. Крах, в какой-то степени Петросяном предвиденный и, значит, вряд ли случайный. Роковые неудачи на финише сопровождали Геллера во многих турнирах. Сказывалась, по-видимому, определенная психологическая неустойчивость, дававшая себя знать в самые драматические моменты борьбы. Двадцать два тура Геллер прошел без поражений, и вот теперь эта неудача практически сводила на нет все его усилия.
Неудача Геллера усугублялась тем, что Петросян в этот день победил Корчного. Победил не просто, но в эффектном стиле, с жертвой слона. Как могло случиться, что Петросян, который, как никогда в жизни, был сейчас бдителен и осторожен, начал вдруг рискованную атаку? Виноват в этом был не столько сам Петросян, сколько Корчной. Этот гроссмейстер всегда настроен агрессивно, а тут еще у него была и своя, хотя и куда более скромная, чем у Петросяна, цель — опередить Фишера в борьбе за четвертое место.
Петросян видел, что неукротимый Корчной обозлен своими неудачами, и понимал, что действовать пассивно нельзя. Поэтому, когда Корчной после неудачно разыгранного дебюта оказался в трудной позиции, Петросян решил не медлить. Уже после четырнадцатого хода Петросяну представилась возможность пожертвовать фигуру, после чего очень быстро наступила развязка.
Любопытно, что своим предыдущим ходом Корчной мог предотвратить эту жертву, хотя его положение все равно оставалось очень тяжелым. Но, по-видимому, он был уверен, что осмотрительный Петросян в последнем круге уклонится от таких крайних мер, а тогда Корчной мог бы еще тянуть сопротивление.
Это был психологический просчет, который, быть может, вел свое начало от старого (и устаревшего!) представления о том, что Петросян тактическому решению задачи всегда предпочтет позиционное. Но Петросян берег силы именно для таких случаев, которые, возможно, решат судьбу всего турнира! Несколько раз проверив все варианты и убедившись, что после жертвы слона спасения у черных нет, Петросян хладнокровно нанес нокаутирующий удар. Хладнокровно. Но какая буря бушевала в нем в эти минуты! А вдруг он что-то проглядел, вдруг Корчной заготовил какую-то ловушку? Но нет, Петросян не ошибся. Через шесть ходов все было кончено.
Двадцать третий тур резко изменил ситуацию. Перед последними четырьмя турами Петросян и Керес имели одинаковое количество очков, Геллер же фактически отпал от борьбы за первое место — догонять двух сразу он не мог. Триумвират распался, претендентов осталось двое!
В следующем туре все партии кончились вничью, а затем Керес и Петросян встретились друг с другом. Если после победы над Корчным Петросян поставил перед собой главную цель — в оставшихся турах не проиграть, можно себе представить, с каким настроением сел он за столик против своего главного конкурента, да еще играя черными. Однако в ответ на ход королевской пешки он избрал энергичную сицилианскую защиту, тем самым показывая, что готов завязать встречный бой. Но у Кереса, по:видимому, было мало желания лезть на рожон. Когда четырнадцатым ходом Керес скромно защитил свою центральную пешку, Петросян понял, что тот не помышляет о рискованных действиях, и быстро предложил ничью.