Страница 6 из 80
Не собираюсь реабилитировать ошибки и смягчать беды 1941 года. Они остаются всенародной драмой. Но за драмой, как известно, последовало торжество Победы, которая никак не далась бы нам без отваги и выдержки защитников Бреста и Лиепаи, Перемышля и Заполярья. Городами-героями названы не только выстоявшие Москва и Ленинград, не только Сталинград, но и, выражаясь старомодным языком, павшие в 1941 году Одесса, Киев. На этом основании я беру на себя смелость называть участников боев у Подвысокого — и тех, кто убит в Зеленой браме, и тех, кто с величайшими муками выбрался из нее,— истинными героями, а не жертвами войны...
В хатах Подвысокого давно погашены огни. Цепочка фонарей освещает улицу, и мимо моего окна проходят обнявшись двое молодых людей, конечно же родившихся много позже событий, заставляющих меня не спать в эту ночь.
Хлопотливые мои хозяева тоже, кажется, не спят, о чем-то тихо разговаривают в смежной комнате, отделенной портьерой. Ведь и они фронтовики. Мое появление в этом доме, наверное, нарушило не только привычный распорядок, а и растревожило души.
Возвращаюсь памятью к 1941 году.
30 июля танковые дивизии Клейста прорвались через Шполу к Новоархангельску, 2 августа они вышли к Первомайску и соединились с 17-й полевой армией. Вокруг группы Понеделина образовалось двойное кольцо.
Командованию Юго-Западного направления еще в середине июля стало ясно, что противник стремится окружить 6-ю и 12-ю армии. Однако разгадать замысел противника — это еще не значит сокрушить его. Были приняты срочные меры: в помощь изнемогающей в боях пехоте направляется 2-й мехкорпус генерала Новосельского. Кстати, это единственное соединение, прибавившееся к войскам 6-й и 12-й армий с начала войны.
Перед тем 2-й мехкорпус уже выдержал тяжелые бои в Молдавии, да и до них он не был укомплектован полностью. Броневая мощь группы Понеделина не слишком возросла. Тем не менее, вступив здесь в бой 20 июля, танкисты держались стойко, ощутимый урон нанесли врагу под Христиновкой и даже продвинулись вперед на пять-шесть километров, но притом и сами практически потеряли последние танки.
В мехкорпус Новосельского входила 11-я танковая дивизия, которой пришлось сражаться с немецкой танковой дивизией с таким же номером. Ветераны-танкисты Константин Бурин и Александр Баренбойм нашли в архивах и прислали мне некоторые данные о боевых действиях их дивизии, вырвавшейся из кольца и позже ставшей 4-й гвардейской танковой бригадой.
Политдонесение от 27 июля:
«21—23 июля дивизия вела бои с противником, который стремился прорваться к Умани. Противнику нанесены большие потери, он отступил, оставив на поле боя подбитые танки, орудия, машины. 11 ТД (немецкая) отступила...»
Сохранился интереснейший документ — наградной лист на старшего лейтенанта Алексея Ивановича Бабку:
«...В боях в районе Умани 21—30 июля рота проявила образцы мужества и храбрости. Десантом на танках проникла на 30 км в тыл противника, внезапно налетела и разгромила штаб немецкого корпуса... Ст. лейт. Бабка лично снял охрану, ворвался в помещение штаба и расстрелял офицеров; доставил ценные сведения и документы... Тов. Бабка два раза водил роту в атаку в штыковой бой...»
Танкисты, идущие в штыковой бой. Невероятно. Но так было.
Должен покаяться перед читателем: цитируя этот документ, я очень хотел, мягко говоря, «опустить» строку насчет того, как этот Бабка забрался на тридцать километров в глубину захваченной противником территории. Задумывался: может быть, прорвались километра на три, так и сообщили, а при передаче откуда-то выскочил еще и нолик да и прикрепился, и само собой утвердилось, что тридцать километров.
Когда первое издание этой книги было уже сверстано и у меня оставалось на поправки несколько часов, я отправился в издательство с твердым намерением вычеркнуть строку о тридцати километрах. Выйдя из дому, встретил почтальона, он вручил мне очередную пачку писем.
Читал их, едучи в автобусе.
Первое оказалось от человека, который был в сорок первом мальчиком и жил в селе севернее Умани. Материнская хата — рядом со школой.
Село было занято противником, оккупанты вели себя так, будто обосновались здесь навсегда. В школе остановился какой-то, видимо крупный, штаб. Немцы, явно довольные тем, что оказались в глубоком тылу, благодушествовали, поставили на крыльце школы граммофон, слушали танцевальные песенки.
И вдруг, среди бела дня, откуда-то нагрянули три танка с красными звездами на башнях. С брони соскочила группа бойцов — десант. Началась в штабе страшнейшая паника, да еще и под музыку. Граммофон с раструбом, как гигантский цветок повилики, продолжал играть. Советские танкисты выскочили из люка, в школе стрельба, крики, суматоха. Отстреливаясь, два танкиста, заскочившие в школу, вернулись к танку, все три машины развернулись, и, как говорится, поминай как звали.
Второе письмо было от ветерана Ивана Трофимовича Струпова, который называет себя одним из тех, кому гитлеровцы не дали доспать 22 июня. Он служил в отдельном разведбатальоне и помнит, как прибывшие из Молдавии танки генерала Новосельского с марша вступили в бой, погнали фашистов от Умани, потеснили их километров на тридцать. (Вновь та же цифра — тридцать километров!)
Я погасил свои сомнения, оставил эту страницу в неприкосновенности.
В начале августа маршал С. М. Буденный приказал генералу Ф. Я. Костенко вести на выручку окруженным 26-ю армию. Она грозно двинулась на врага. Ей удалось, идя навстречу войскам, пробивавшимся из окружения, врезаться в боевые порядки противника на глубину до 20 километров. Но 7 августа возникла критическая ситуация под Киевом, и пришлось 26-ю армию повернуть туда. А все же командование Юго-Западного фронта, отдавшее группу Понеделина Южному фронту, продолжало искать пути к ее спасению.
Ослабленный и измотанный боями, Южный фронт тоже пытался выручить окруженных. В районе Первомайска, намеченного как место нашего выхода из окружения, действовала 18-я армия — ею командовал мужественный генерал Андрей Кириллович Смирнов (он погиб в начале октября 1941 года на земле Запорожья). Этой армии тоже угрожало окружение, противник старался отсечь ее от соседа — 9-й армии, а все же она вновь и вновь бросалась в атаки, чтобы оттянуть мощь врага на себя и образовать коридор, по которому могли бы вырваться на юг наши части. Советская система взаимной выручки действовала и в этом тяжелейшем положении, сложившемся на юге нашего государства.
Спасибо войскам 26-й армии.
Спасибо войскам 18-й.
Их действия по спасению окруженной группировки не должны быть забыты.
Тяжелы были гири на весах войны! И не вдруг определишь, какая из них перетянет на весах Истории...
Попытки высших штабов связаться с окружаемыми и окруженными войсками предпринимались вновь и вновь и постепенно обрели отчаянный характер. И вот — последний день июля.
В распоряжении Южного фронта находилась эскадрилья самолетов У-2, или По-2 («кукурузников»). Эскадрилья входила в состав 169 авиаполка гражданской авиации.
31 июля пилот Виктор Шершов и механик Михаил Г. получили задание отвезти пакет в штаб 6-й и 12-й армий в город Умань, вернуться с ответом...
Летчикам полагалось доставлять делегатов связи с пакетами («делегат связи» — так тогда именовался офицер связи), а не просто пакеты. Однако данный случай носил характер чрезвычайный, могли полететь лишь двое, в полете по неизведанному маршруту механик был необходим.
Шли на бреющем, 5—7 метров над землей. Не долетев до Умани километров 30, увидели большое скопление войск и, убедившись, что это наши, произвели посадку на поле.
— Умань в наших руках? — спросил пилот у артиллеристов, как ему показалось, напряженно стоявших у орудия.
— Утром еще была нашей. Улетайте поскорее, разве не видите, подходят ихние танки! Сейчас будем бить...
Самолетик взмыл над полем боя и вскоре приземлился на уманском аэродроме.