Самая сладкая ложь

Действительно ли Лия была так похожа на нее? Марика, несмотря на свою женственность и уж слишком, как ему всегда казалось, сильную для такой маленькой женщины притягательность, глубоко внутри была жестким, волевым мужчиной, который сумеет постоять за себя, если этого потребует ситуация. Он помнил моменты, когда в лице ее появлялось что-то твердое, свидетельство беспринципности и решения ни за что не отступать, и тогда любой мужчина опускал глаза перед этой крошечной и беззащитной женщиной. В Лие же, напротив, чувствовалась женская слабость, та самая, которая пробуждает в мужчинах желание защитить, обнять и, не задумываясь, убить любого, кто осмелится причинить вред их объекту любви.

Что-то он увидел в ее глазах тогда, когда она пришла к нему в кабинет. Тот ли страх и смущение, покорность, которое он привык видеть в глазах большинства смотревших на него женщин? То ли немое восхищение, которое когда-то льстило ему, но с годами начало вызывать отвращение и расцениваться им как свидетельство женской слабости, которая рано или поздно заставляет женщину становиться рабом мужчины? Или же отчаяние женщины, которая вышла замуж за нелюбимого человека, а теперь хочет получить маленький кусочек счастья? Он не помнил. Но именно это выражение глаз осталось в его памяти и так долго не давало ему покоя.

Он никогда не испытывал с ней чего-то, похожего на испытанное с Марикой, но та самая нежность, чистая, ничем не замутненная, спокойное созерцание красоты, выступили на первый план и в какой-то момент стали важнее физических ощущений. Нет, они не были похожи. Лия просто была женственной частью Марики, усиленной во много раз. В ней не было мужской силы, приобретающей особый оттенок у женщины, той самой, которая каждый раз встряхивала его и давала стимул для того, чтобы двигаться дальше. Но в ней был покой, внутренний мир, которого не хватало энергичной, желавшей преуспеть во всем Марике.

Была ли Лия той женщиной, которую он хотел бы видеть рядом с ним? Так ли притягателен покой, каким кажется? Не чувствовал бы он недостатка этой бешеной энергии Марики, которой она заражала всех, даже его, человека, который был слишком самодостаточен для того, чтобы черпать силы из других? Много вопросов без ответов. Да и нужно ли задавать эти вопросы, так ли нужны ему эти ответы? Это самообман. Бесконечный самообман. Лучше всего человек умеет лгать самому себе. Это — самый замечательный из человеческих талантов. Если бы мы не умели лгать самим себе, то жизнь наша была бы совсем другой. Скучной и бессмысленной.

Наконец, Константин отложил письма, поднялся и подошел к зеркалу. Он положил ладонь на лоб, поправил волосы и принялся изучать свое отражение. В глаза, прежде всего, бросалась седина, которая уже давно захватила виски и теперь пробиралась выше. Он всегда выглядел на несколько лет старше своего возраста, но теперь из зеркала смотрел человек, которому было далеко за сорок. Человек, разочаровавшийся в жизни и в самом себе, не знающий, что ему делать и куда идти. Может, это тот самый кризис среднего возраста, о котором все говорят?

Он не только не выглядел, он и ощущал себя на несколько лет старше. Сейчас же он чувствовал себя так, будто ему даже не за сорок, а за пятьдесят. Что он сделал за свои неполные тридцать пять? Что-то не для себя, а для других? Боролся за правду, которой не существует, пусть он и верил в праведность своих намерений? Разбил сердце Нурит? Потерял женщину, которую любил? Отпустил жену, которая была для него и воздухом, и водой, и всем остальным, необходимым для существования? Чего стоят личные достижения, если при этом человек не меняет мир, не меняет окружающих его людей? Разве он приходит в этот мир для того, чтобы пользоваться полученными от природы талантами и направленно развитыми навыками и добиваться каких-то личных целей, не считаясь с другими, не делясь с ними тем, что у него есть? Разве желание и стремление поделиться — это не цель жизни? Куда можно придти, если постоянно грести под себя, руководствоваться только эгоистичными побуждениями?

Константин присел на подоконник приоткрытого окна и достал из воротника иглу. В ярком свете лампы она тускло блеснула. Подумать только: одна царапина — и человека уже нет в живых. Как легко отобрать у человека жизнь, как все это хрупко и жалко. Что бы мы ни делали, когда-нибудь мы все умрем. И сколько бы мы ни рассуждали о смысле жизни, в конце рассуждения станут пустым звуком.

Игла, которую он держали за тупой конец, теперь находилась между большим и средним пальцами. Сколько нужно для того, чтобы ее согреть? Несколько секунд? Хорошо, пусть будет несколько секунд. Несколько секунд — это очередная человеческая выдумка. Изобрести время. Выдумать вечность. Убедить себя в том, что мы не такие ничтожества, какими на самом деле являемся. Да, впрочем, не все ли равно? Это несколько секунд. Какой-то отрезок выдуманного людьми времени, которое, конечно же, отличается от времени настоящего.

Константин перевел взгляд на лежавшие на ковре письма и заметил что-то, чего раньше не видел. Это было что-то цветное, совершенно не напоминавшее письмо. Он поднялся и, присев рядом с кучкой писем, поднял с ковра фото. Это было фото Марики, сделанное в том самом лесу, где они когда-то нашли чудесную поляну. Константин встал, отряхивая брюки, и посмотрел на фото, поднеся его ближе к лампе. Марика, одетая в джинсы и простую рубашку, с большими солнцезащитными очками на носу и распущенными волосами, которые трепал ветер, смеялась и грозила пальцем фотографу. Ну конечно, это он сам фотографировал ее. И это он попросил ее распустить волосы, а она сказала: «Ты сам будешь расчесывать их, если они запутаются!». И именно поэтому грозила ему пальцем.

Константин повернулся и оглядел письменный стол — там, на углу, рядом со стопкой книг, лежал отключенный сотовый телефон. Набрать ее номер сейчас? После того, как прошло семь лет? Что ей сказать? Соскучился? Позвонил просто так? Захотел услышать?

На загоревшемся экране спустя несколько секунд появились уведомления о сообщениях и пропущенных звонках. Боаз, Гилад, Нурит, Эван, Констанция. Константин медлил, переводя взгляд с иглы на аппарат. Уже поздно, она, конечно же, спит. Или же она занята чем-то другим, и уж точно не следует мешать. Это будет звонок в неизвестность. Может, она уже давно замужем, у нее есть дети, и она наконец-то нашла свое счастье. Что же. Тогда можно будет просто порадоваться за нее. Эта радость будет искренней.

После пары звонков женский голос на другом конце провода ответил:

— Слушаю?

— Добрый вечер, — сказал Константин. — Надеюсь, я тебя не разбудил?

— Добрый вечер и вам, сэр, — ответила женщина вежливо. — Нет, вы меня не разбудили. С кем я говорю?

— Почему-то я был уверен, что ты меня не узнаешь.

Женщина замолчала. Пауза продолжалась несколько секунд, после чего она осторожно предположила:

— Константин?

— Ты все же меня узнала. И это хорошо.

— Да, прости, я… давно тебя не слышала. У тебя изменился голос. И номер. — Голос у женщины был по-прежнему напряженным и немного озабоченным. — Я могу поинтересоваться, зачем ты позвонил?

— Конечно. Но я вряд ли смогу дать конкретный ответ на этот вопрос. А в то, что мне хотелось тебя услышать, ты не поверишь.

Женщина сделала очередную паузу.

— Даже не знаю, что сказать. Ты звонишь мне спустя семь лет после того, как мы виделись в последний раз, и говоришь, что хочешь меня услышать…

— Я подумал о тебе и решил, что было бы неплохо поинтересоваться, как у тебя дела. Но после семи лет молчания на такие темы по телефону беседовать не очень удобно. Мы могли бы поужинать. Если ты, конечно, не против.

— Нет, я не против. Завтрашний вечер тебя устроит? Часов в семь?

— Вполне.

— У тебя… что-то случилось? — спросила она после короткой паузы.

— Я просто пригласил на ужин свою бывшую жену. У тебя есть талант, Марика — находить между строк что-то, чего там нет.

— Да, но этот талант не идет ни в какое сравнение с твоими многочисленными талантами. Надеюсь, сейчас рядом с тобой такая женщина, которая удачно оттеняет их. А теперь я пойду спать. Я рано встаю — работа.