Страница 29 из 70
При таком сочетании направления движения судна и волны маленький помост регулярно погружался глубоко в воду, поэтому ноги и даже вся нижняя часть тела у стоящего на помосте рулевого были всегда мокрыми; также ему требовалось крепко за что-нибудь держаться, чтобы его не смыло за борт. Столь ненадежное положение означало, естественно, что человек у кормила должен быть всегда наготове и ни в коем случае не засыпать[8].
Ненадежность нашего проворного маленького суденышка заключалась не только в местонахождении кормчего. Для своей длины «Альфред Уоллес» был слишком узким. Кормовая палуба, где мы разместили деревянные ящики с провизией, была достаточно широка, но проходы по обеим сторонам от каюты являлись, скорее, узкими порожками, по которым приходилось пробираться чуть ли не на цыпочках. Поэтому, чтобы попасть с кормы на нос или наоборот, было гораздо безопаснее перелезать через тростниковую крышу каюты. Нос лодки тоже был очень узким, какие-либо ограждения там отсутствовали, зато имелась массивная тумба (кнехт) для крепления якорного каната, идеально расположенная для того, чтобы любой работающий здесь спотыкался о нее. Какие-либо защитные ограждения по периметру лодки отсутствовали напрочь, равно как и не за что было их крепить. Вместо этого мы натянули страховочный фал по центру лодки, и я установил для всех правило, по которому в ночное время все находящиеся на палубе должны обязательно к нему пристегиваться, поскольку поскользнуться, сделав неверный шаг, выпасть за борт и исчезнуть во мраке ночи очень просто.
Другим неудобством, связанным с обладанием таким великолепным и быстроходным судном, являлось то, что его странные паруса были весьма неудобны в использовании, а при неблагоприятном стечении обстоятельств даже смертельно опасны. При необходимости переложить паруса с одного борта на другой, в случае перемены направления ветра или при изменении курса, команде приходилось проявлять чудеса акробатики. Сначала каждый парус необходимо свернуть, намотав его вокруг нижней перекладины, как сворачивают ролл-шторы. Для этого нужно отстегнуть от палубы передний конец бамбуковой перекладины, схватить его за короткую ручку, продетую сквозь бамбук, и начать крутить перекладину, наматывая на нее парус. В хорошую погоду это не представляло особого труда, но при сильном ветре требовало незаурядной физической силы и ловкости, особенно для человека стоящего на качающейся и неогороженной передней палубе, когда необходимо свернуть большой главный парус. Если в этот момент матрос выпускал ручку из рук или удерживал ее недостаточно сильно, парус, как пружина, мгновенно раскручивался, ручка при этом вращалась с такой скоростью, что представляла собой немалую опасность. Когда парус свернут должным образом, его плотно, во избежание самопроизвольного разматывания, стягивают двумя ремнями, после этого он готов для дальнейшего перемещения. Скрученный подобным образом рулон из паруса и пары перекладин ставят вертикально на один из торцов, затем перекидывают через верхушку мачты на другую сторону, там развязывают стягивающие ремни, соблюдая при этом осторожность, чтобы избежать удара вращающейся ручкой. Нетрудно вообразить, что эти действия требовали больших физических усилий и отличной слаженности в совместной работе, поэтому было вполне очевидно, почему островитяне постепенно стали переходить на использование менее опасной и трудоемкой парусной оснастки.
Но самым серьезным недостатком лайар танья была невозможность брать рифы, то есть уменьшать размеры парусов во время сильных ветров, подбирая и стягивая их нижние части. Парус мог быть либо свернут, либо развернут — средней позиции практически не существовало. У «Альфреда Уоллеса», как и у всех прау калулис, не было настоящего киля, который удерживал бы судно в вертикальном положении при внезапных порывах сильного ветра, поэтому всегда существовала достаточно высокая вероятность перевернуться, если вовремя не убрать паруса. Самым опасным временем, естественно, была ночь, когда внезапный шквал, способный перевернуть лодку, налетал из темноты.
Мы очень хорошо понимали, на что идем, когда, любуясь великолепным закатом, вышли в плавание с Ару в сторону островов Кай. Наше судно по-прежнему вело себя безукоризненно. Всякий раз, когда лодка накренялась на волне, тяжелый бамбуковый рей главного паруса откидывался назад, а затем бился с глухим стуком о мачту — монотонность и однообразие этих ударов свидетельствовали о том, что на судне все в порядке. Нос лодки ритмично поднимался и опускался над линией горизонта, и коленопреклоненный силуэт Буди — который удалился на бак с молитвенным ковриком и молился, обратясь лицом в сторону Мекки, — резко выделялся на фоне багряного закатного неба. Одетый в белую тюбетейку, он выглядел в точности так же, как, должно быть, на протяжении многих веков выглядели его предшественники, мореплаватели с Буги, когда возвращались домой, на запад, после торговых поездок на Ару.
В течение ночи наша уверенность в судне возросла. Ветер стих, а потом и вовсе исчез. Мы спустили паруса и пристегнули, чтобы парусина не терлась напрасно о мачту. Еще через час снова поднялся ветер, но уже с другой стороны, поэтому мы подняли паруса, перекинули их через верхушку мачты и установили должным образом. Все пришлось делать в полной темноте, не все прошло гладко — без ошибок не обошлось, но мы успели их исправить вовремя, и наша лодка снова легко заскользила по ночному морю. Никому не удалось поспать вдоволь, поскольку среди нас не было достаточно опытных моряков, которые способны, находясь на вахте, без посторонней помощи справиться с управлением парусной оснасткой, поэтому любые действия с парусами требовали участия всей команды. Едва лишь мы правильно установили лайар танья, как ветер снова изменил направление, и нам пришлось повторить всю процедуру переброски паруса на другую сторону. В этот раз мы справились с задачей быстрее, несмотря на то, что было уже темно и мы работали при свете фонариков. Возвращаясь к прерванному сну, мы были вполне довольны собой.
Рассвет выдался унылый и нерадостный. Солнце, накануне заливавшее все вокруг ярким светом, исчезло; небо было серым и неприветливым, а лазурное еще вчера море превратилось в волнующуюся массу тяжелого стального цвета. Вокруг нас, между мрачной водой и тяжелыми тучами, висели завесы идущих то там, то тут дождей. Ветер дул теперь с северо-востока, вскоре он стал в два раза сильнее, а затем очень быстро усилился в пять-шесть раз; с собой он принес проливной дождь. Горизонт резко придвинулся и поднялся, превратясь в изломанную линию сердитых волн, обрушивавшихся на нас. Для обычного судна ситуация была, конечно, не очень приятной, но не опасной, однако «Альфред Уоллес» не был обычным судном, и держать поднятыми громоздкие паруса в данных условиях было далеко не безопасно. Сворачивание парусов при сильном ветре было весьма непростым делом, особенно пришлось повозиться с главным парусом, что требовало предельной собранности и осторожности. Янис бросился на бак, отстегнул передний конец нижней бамбуковой перекладины, схватил поворотную ручку и стал ее вращать, пытаясь свернуть парус.
Лодку болтало и швыряло во все стороны. Яниса, кривоногого и босого, бросало взад и вперед на скользкой и качающейся палубе, пока он, стараясь удержать равновесие, продолжал крутить ручку. Джо и Бейл пытались ему помочь, стравливая канаты, которые были привязаны к верхнему концу бамбуковой перекладины, упреждая тем самым раскачивание всего паруса. Канаты хлестали во все стороны. Одной из петель каната, которую отнесло в сторону кормы, был ловко подцеплен наш самый большой котел — он взметнулся высоко в воздух и улетел далеко за борт. Волны перекатывались через палубу, она стала очень скользкой и ходить по ней стало опасно. Янис и Бобби громко перекликались между собой на местном диалекте бахаса кай. Янис поскользнулся и упал, но успел схватиться за перекладину и повис на ней, раскачиваясь как маятник. Вернувшись на свое место, он продолжал неистово крутить ручку, сматывая парус, пока наконец не довел дело до конца. Затем они с Джо и Бейлом опустили парус на палубу. Теперь наступил черед бизани — меньшего по габаритам косого паруса, и снова повторилась та же история. Однако на этот раз Буди, новоиспеченный моряк, держал канат, находясь на корме. Он стоял слишком близко к краю палубы и смотрел вверх на парус, когда его левая ступня соскользнула на несколько сантиметров назад по мокрой поверхности палубы и он упал за борт. Все произошло моментально: только что Буди был здесь, и вот он уже находится по самую шею в воде. К счастью, два обстоятельства сыграли ему на руку: во-первых, «Альфред Уоллес» фактически стоял на месте, так как оба паруса были свернуты и не могли сообщать судну поступательное движение. Во-вторых, Буди изловчился ухватиться за канат, когда падал в воду, и сейчас держался за него. Кроме того, он был очень ловок и силен, поэтому практически без посторонней помощи добрался по канату до края лодки, дотянулся до поручня и в яростном порыве, с диким взглядом вскарабкался на борт, мокрый до нитки и дрожащий от озноба.
8
Говорят, что на некоторых лодках народности буги (о. Сулавеси, Индонезия) существуют специальные приспособления, которые не позволяют человеку уснуть: румпель вынесен настолько далеко за борт, что, если рулевой начнет дремать, он сразу же упадет в воду.