Страница 3 из 8
Чувствуя себя крайне неуютно, Егор припомнил последний разговор о деньгах. Разговор вышел пренеприятнейший.
Таисия настаивала на том, чтобы он завел ей банковскую карту. Мотивировала Таська свое желание тем, что, если с Егором что-нибудь случится, она останется без средств к существованию.
– Хотя бы миллиона два у меня должно быть, – с очаровательным простодушием заявила дражайшая супруга.
Махровый Таськин цинизм задел Егора за живое. Он-то по своей доверчивости полагал, что, если с ним что-нибудь случится, жена будет безутешна, и никакие деньги не компенсируют ее горе. А вот поди ж ты, ошибся. Вот так живешь-живешь с человеком…
При мысли, что сама Таська додуматься до двух миллионов и именного счета не могла, что ее надоумили две подколодные змеи-подружки, становилось легче, и Егор принял эту версию как рабочую.
Скорее всего, потому он и не отпустил Таську с этими профурами в Европу.
А может, и не потому.
Может, все дело в том, что он не мог себе представить, как это: хозяин-кормилец возвращается домой, а Тасюсика нет. Ерунда какая-то. Зачем? Кому от этого хорошо? Наташке со Светкой? Обойдутся, две овцы. Еще не хватало жертвовать ради бабской (пардон, женской) прихоти собственным комфортом и покоем. В конце концов, он добытчик. И вообще заслуживает уважения.
Если разобраться, Таська напрасно блажит: осенью они вернулись из Греции. Зимой летали в Таиланд. Егор считал, что жена вполне может потерпеть, пока он заработает на следующий отпуск – в Турцию.
– Я не могу больше так, – надрывалась Таська.
– Блин! Как?! – взорвался Егор.
Раздраженный сверх всякой меры, он поскреб щетину и по ошибке щелкнул правой кнопкой мыши.
Тьфу, пропасть! Пасьянс запорол!
Яростно отшвырнул мышку (она с тихим шорохом подпрыгнула и повисла на проводе), отбросил ни в чем не повинный стул и, обиженный на рыдающую жену, вышел на балкон – ему срочно требовалось покурить.
Балкон окутывала какая-то неправдоподобная, первобытная темень.
Узкий серп луны в окружении хоровода звезд не проливал света, проливал свет бледный экран ноутбука – он разбавлял ночь и худо-бедно освещал балкон.
С тяжелым вздохом Егор рухнул в неудобное низкое кресло, понюхал прохладный воздух, в котором уже угадывалось близкое лето, забросил ногу на ногу, пощелкал зажигалкой, прикурил и уставился на звезды.
За семнадцать лет семейной жизни отношение к истерикам жены претерпело ряд изменений.
По молодости Егор трусил и тут же предпринимал какую-нибудь неуклюжую попытку спрятаться от обиженного плача и невнятных выкриков – срочно придумывал дело и сбегал на работу, а случалось, и напивался на почве недоумения.
Потом понял, что приступы жены никак не связаны лично с ним, что это явление вообще объяснить с точки зрения здравого смысла невозможно, скорее по своей природе оно ближе к стихии. Уяснив это, Егор стал относиться к стихии философски: раз нужно, значит, нужно. Нужно урагану «Катрина» обрушиться на Орлеан, он обрушивается. Нужно маленькому ребенку развивать легкие – он кричит. Нужно собаке лаять – она лает.
Нужно женщине выплакать слезы – да ради бога.
Егор так дьявольски уставал на работе, что философ в нем помер естественной смертью, уступив место диктатору.
Усталость же объяснялась тем, что Егор Бинч ушел от прежних партнеров по икорному бизнесу и открыл свое предприятие – «Дары Сахалина».
Ушел культурно, без скандала, без дележа и почти без обид, хотя с тем, как были расписаны роли в фирме, согласен не был.
На самом деле Егор давно хотел уйти от партнеров – этих прилипал-паразитов, но, кажется, только сейчас у него появился реальный шанс.
Все дело было в записной книжке: сейчас записная книжка хранила столько нужных имен, сколько требуется для того, чтобы выйти в свободное плавание. По сути, записная книжка была клиентской базой Егора Бинча.
Если бы такая записная книжка была у него лет десять – пятнадцать назад, скольких унижений и ошибок он сумел бы избежать!
Егор прикурил от старой сигареты, с удовольствием затянулся и отыскал глазами Большую Медведицу.
Да, он стал жестче не только на работе, но и дома – опять-таки, что тут непонятного?
В доме три ба… пардон, женщины, женщины.
Таська не работает, ведет домашнее хозяйство (как ведет – другой вопрос), встречает мужа с работы.
Настене только шестнадцать – тоже не работает. Бабуле восемьдесят – уже не работает. Все сидят у него на шее. Нет, он не против, ему по силам их прокормить.
Егор улыбнулся Большой Медведице – все-таки чертовски приятно сознавать, что прокормить семью тебе по силам. И даже немного больше, чем прокормить…
Правда, попутно он установил по месту жительства свою полную, абсолютную, неограниченную власть.
Когда ехать в отпуск, когда делать ремонт в квартире, покупать шубу жене или не покупать, сколько тратить на питание, а сколько на развлечения – все это и многое другое решал он.
Вез жену к зубному, дочь – на теннис, бабушку – к сурдологу тоже он. В промежутках между переговорами и командировками ухитрялся что-то покупать всем троим. Есть время – заскочил в магазин, увидел, прикинул: ничего так себе. Заверните мне вот это пальтецо. Понравится Настене (Таське, бабуле) – будет носить с удовольствием. Не понравится – будет носить без удовольствия.
И здесь Егор находил себе оправдание.
В понимании Егора домашний тиран – это человек, у которого нет времени на ненужные препирательства и демагогию, это узурпатор поневоле.
Его время – это деньги.
Ну так и будьте готовы к тому, что от вас, дорогие мои ба… дамы, в ответ требуется послушание и готовность услужить. Тсс! Услышали щелчок? Это захлопнулась ловушка.
Хотите на волю – отвечайте за себя. Или найдите себе другого отца, мужа, внука, демократичного и тонко чувствующего.
Демократичный и тонкий не держится за власть, предпочитает сузить круг ответственности или вообще ни за что не отвечать, для чего делегирует полномочия домашним.
При демократе-муже жена пашет от звонка до звонка. Дочь начинает подрабатывать с четырнадцати лет в «Макдоналдсе» или в какой другой сети быстрого питания, а сын вырастает шалопаем, у которого на уме ночные клубы, гитара (компьютер, сноуборд, паркур, байк и т. д.) и девочки.
Если бы дурища Таисия дала себе труд вникнуть, что волюнтаризм – это способ экономить силы, не истерила бы.
От созерцания звездного неба мысли Егора постепенно перестали быть похожими на кардиограмму сердечника.
После армии (это были золотые девяностые) Егор скорешился с земляками-дальневосточниками и стал возить с Сахалина в Москву рыбу и красную икру.
Поначалу бизнес был пигмейским. Даже бизнесом не назовешь. Заработок был сезонным и не всегда верным – кидали по-черному. И не всегда умышленно, а по цепочке, потому что срабатывал принцип домино.
Многие ожесточались и подавались в братки – Егор знавал таких.
Почему сам не переметнулся? Трудно объяснить, хотя это был выход, это было легче и проще – переметнуться. Что удержало его на этом берегу? Наверное, Таисия, а потом они вместе – Таисия с Настеной.
Во всяком случае, одному кидале он отпустил грех из-за своих девчонок.
Отдал икру на реализацию партнеру, с которым ели-пили-отдыхали, вместе пуд соли съели.
Партнер оказался насквозь гнилым: слинял. Ни икры, ни денег.
Егор помнил день, когда приехал домой к этому козлине. Ехал – хотел порвать. Думал, задушит на пороге квартиры. Нажал на кнопку звонка и сжал кулаки, готовый уложить иуду на месте.
Открыла жена козлины.
Егор глянул на ее необъятное брюхо и полуторагодовалого младенца на руках – будто налетел с разбегу на стену.
– Где Игорь? – разлепил он сухой рот.
– Я не знаю, где он. – Беременная женщина дрожала всем телом, младенец поддерживал мать голосом.
Егору показалось, что он смотрит фильм про войну, эпизод «фрицы заняли село», где роль фрица досталась ему.