Чтиво

Администратор поправил портрет.

— Мсье провел хороший день, я весь в надеждах.

— Есть для меня сообщения? — спросил Пфефферкорн.

— Нет, пожалуйста. — Рукавом портье всосал очередную купюру и, подав ключ от номера, показал на столовую: — Прошу, мсье должен приобщиться к вечернему буфету.

Китайские дельцы монополизировали самовар. В животе урчало, и Пфефферкорн, просмотрев меню, выбрал пирог с корнеплодами, глазурованный сметаной и сыром из козьего молока и нарезанный в двухдюймовые кубики. Суровая раздатчица в резиновых перчатках отказалась выдать больше одной порции. Пфефферкорн полез в карман за деньгами.

— Ох, не надо, дружище. — Это сказал дородный человек в грязном твидовом пиджаке. В руке он держал щербатую тарелку с ненадежной горкой корнеплодной снеди под желтоватым соусом, а под мышкой — портфель. Незнакомец ухмыльнулся, добавив три новых подбородка к уже имевшимся. — Позвольте мне.

Он шустро заговорил по-злабски, обращаясь к раздатчице. Пфефферкорн разобрал слова «трудолюбивый», «великодушие» и «честь». Раздатчица скривилась, но выхватила у Пфефферкорна тарелку, кинула в нее второй кубик и швырнула обратно, словно отрывая от сердца.

— Имейте в виду, — сказал незнакомец, провожая Пфефферкорна к угловому столику, — товарищ Елена — наверное, самая сознательная женщина во всей Западной Злабии. Ей привиты железные принципы. Для нее двойная порция — поругание всех истин.

— Как же вы ее уговорили? — спросил Пфефферкорн.

Толстяк усмехнулся:

— Сначала сказал, что негоже работать без улыбки. Потом напомнил, что паек для туристов — два кубика в день, и поскольку вы не завтракали, то имеете право на добавку. Далее поставил в пример наших славных партийных вождей, всегда готовых накормить голодных. И в заключение известил, что откажусь от своего пайка, дабы вы в полной мере ощутили тепло западнозлабского гостеприимства. — Из портфеля появилась бутылка, а затем две стопки, которые он наполнил, предварительно протерев полой пиджака. — Ваше здоровье.

70

Звали его Фётор. Если стычка с раздатчицей и свобода речей недостаточно свидетельствовали о том, что он занимает высокий партийный пост, это подтверждал его сотовый телефон. Мобильник беспрестанно звонил всю беседу, которая продолжилась и после закрытия столовой. Пфефферкорн пытался рассчитать свои силы, но из портфеля появлялись все новые бутылки.

— Будем здоровы. Ответьте, дружище, комната ваша гожа? «Метрополь» — лучшее, что имеет предложить наш скромный народ. Наверное, не американская мерка, однако, надеюсь, довольно уютный.

— Я не американец, — сказал Пфефферкорн.

— Аха, вы же говорили. Прошу прощенья, виноват. — Фётор коротко ответил на звонок. — Мои извинения. Будем здоровы.

— Как вы узнали, что я не завтракал? — спросил Пфефферкорн.

Фётор улыбнулся:

— Знать такое — моя работа. Кроме того, я на завтраке был, а вас не видел. Простая логика, да?

— Чем именно вы занимаетесь? — спросил Пфефферкорн.

— Лучше спросите, чем я не занимаюсь.

— Хорошо, чем вы не занимаетесь?

— Ничем! — Фётор раскатисто засмеялся, от чего столовые приборы звякнули. — Ну, ваше здоровье! Отменная труйничка. Будьте начеку, дружище. Многие гонят свою, она что хлорка. Вот уж мой дядя мастак. Почти все соседи его ослепли. Ваше здоровье. Аха, извините.

Пока Фётор отвечал на звонок, Пфефферкорн прикончил свои кубики. Вкус гадкий, однако надо было хоть чем-то закусить, чтобы вернуть способность управлять сознанием. Человек вроде Фётора мог руководствоваться сотней разных мотивов. Возможно, он рассчитывал на взятку. Но мог оказаться обычным партийным опекуном. Или гэбистом. Либо он просто общительный малый, что, к великому сожалению, маловероятно. Не исключен интереснейший вариант, что он связник. Если так, оба ступали по тонкому льду. «Маевщики-26» вне закона и, затевая обмен, рискуют не меньше, чем Пфефферкорн. Если его поймают, Соединенные Штаты от него открестятся. Пфефферкорн мысленно повторил пароль и отзыв.

— Тысяча извинений. — Фётор закрыл телефон. — Ох уж эта техника… У нас есть такое словцо мютридашха. Кажется, по-английски будет что-то вроде «благо и проклятье». Вы понимаете?

— Вполне.

— Ваше здоровье. Знаете, у этого слова любопытная история. Оно произошло от имени Мютридия.

— Царский лекарь, — сказал Пфефферкорн.

У Фётора отвисла челюсть.

— Однако! Дружище, вы знаете «Василия Набочку»?

— Кто ж его не знает.

— Ну надо же! Встретить нового человека уже большая удача. Но чтобы он еще оказался любителем поэзии — это как в подворотне найти алмаз. Экая радость, дружище. Ваше здоровье. Но как так вышло, что вы знакомы с нашей национальной поэмой?

Пфефферкорн сказал, дескать, он книгочей.

Фётор просиял.

— Ваше здоровье. Значит, вы знаете, сколько крылатых выражений почерпнуто из поэмы. Мы говорим: «Ленив, как сучка Хлабва».

— «Счастлив, будто недомерок Юрий», — сказал Пфефферкорн.

— «Рыжее ржупслийхских лугов».

— «Пьян вусмерть, как селянин Олварнхов». — Пфефферкорн поднял стопку.

Запрокинув лохматую голову, Фётор загоготал:

— Вы истинный злаб, дружище!

— Ваше здоровье, — ответил Пфефферкорн.

Фётор открыл четвертую бутылку.

— В том-то корень нашей печальной доли, дружище. — Голос его дрогнул. — Чудесное наследие и одновременно причина ужасного кровопролития. Если б только великий Зтанизлаб Цажкст предвидел страшные последствия того, что поэма не дописана… Но увы, мы обречены, обречены… — Мобильник зазвонил. Фётор глянул на дисплей и спрятал телефон в карман. — Аха. Давайте поговорим о приятном. Приехали по делу, дружище, так?

Благодаря отменной подготовке Пфефферкорн назубок знал свою легенду и потому, даже вдребезги пьяный, каким не был со времен никсоновской администрации, сумел поведать о цели визита в Западную Злабию, сообщив о собственном двадцатидвухлетнем опыте в производстве удобрений и закончив сагу рассказом о встрече со внештатным советником и. о. начальника отдела стандартизации Министерства летучих минеральных коллоидов.

Фётор покачал головой:

— Да знаю я его, дружище. Беспросветный дурак, невежда и лодырь, который лихо берет на лапу. Нет уж, позвольте мне… — Мобильник зазвонил, но Фётор вновь не ответил. — Жена. Извините. Скажите вот что: завтра с кем встречаетесь?

Пфефферкорн назвал чиновников, к кому записался на прием.

— Все недоумки. С ними говорить что меледу меледить. Уж позвольте мне… аха. — Фётор посмотрел, кто звонит. — Извините… Опять жена… Та. Та. Аха. Онтешки уитх джиклишкуйк, жвиха туй бхонюхая. — Он захлопнул телефон и смущенно улыбнулся: — Жалко, но меня ждут дома. Благодарю за прекрасный вечер, дружище. Ваше здоровье.

71

Гости, наведавшиеся в номер, даже не пытались скрыть следы обыска. В комнате царил кавардак, словно истинная цель визита была в том, чтобы напомнить хозяину о его уязвимости, а контрабанда — дело десятое. Если так, кто-то зря старался. Пфефферкорн уже почувствовал свою никудышность. Он подобрал раскиданные рубашки, вставил ящики на место, расправил одеяло. Сумку переворошили, но тайники себя оправдали: их содержимое осталось в неприкосновенности. Пфефферкорн усмехнулся, заметив, что портрет Жулка висит ровно.

В кармане он нащупал визитку Фётора. На тонкой бумажке значился номер телефона, а еще имя и два слова кириллицей: пэржюнидниуии экхжкуржубвудх. Персональный экскурсовод. Ну да, подумал Пфефферкорн, заткнув карточку меж последних страниц «Василия Набочки». Потом сделал затяжной глоток из бутылки с водой. На душе было тревожно. Хоть бегай и колоти в двери. Когда же он ее найдет? Наверное, через пару дней. Но руки связаны. Он должен действовать по сценарию, безумно жесткому и безумно неопределенному. На контакт могут выйти в любое время — нынче, завтра, послезавтра. Пфефферкорн расстегнул рубашку и нажал кнопку вентилятора.