Страница 5 из 13
– Так это симптомы сердечной недостаточности.
Нет, все же трудно не съехать на базарную тональность, потому что Сабрину просто взбесила мамина глупость. Ну, не хочет женщина ничего понять, принять, изменить. В первую очередь ей надо было начать изменяться самой, но что вы, что вы – она ж умнее всех, значит, всегда права.
Вдохнув и задержав воздух, Сабрина посчитала до десяти, ведь срываться не в ее характере, это мамочка позволяет себе из аристократки вмиг переродиться в хабалку. Одновременно Сабрина поплелась к воротам, повесив сумочку на плечо и преодолевая усталость, навалившуюся с внезапностью упавшего с крыши кирпича. Непонятно, как у нее хватало сил отвечать матери:
– Это симптом, что у тебя ничего не выйдет, значит, и у меня. Если б она не позвонила, отец спустил бы меня с лестницы за идею соединить вас. Тебя он…
– Ненавидит?
– Не сказала бы. Ты для него пустое место, но меня из-за тебя он может возненавидеть. Там, куда он поехал, опасно. Отец взял пистолет, и если с ним что-то случится…
– Ничего с ним не случится, твой отец живуч и, на зависть, удачлив, иначе давно лежал бы в гробу с простреленным лбом. Кстати, если с ним что-либо… хм!.. Ты тоже станешь наследницей. Половина-то твоя…
Толстый намек! Осталось поблагодарить за подсказку и пообещать собственноручно пришить родного папу. Идя по дорожке, Сабрина намеренно отвлеклась на перемены в парковой зоне, чтоб не съязвить, мол, наследство выдают через полгода, до той поры мы с тобой не доживем, мамуля.
Мимоходом она обратила внимание, что у отца неплохой ландшафтный дизайнер, здесь даже ночью красиво. До ссоры пятилетней давности тощие деревца и наполовину засохшие кустики только сажали в землю, кто бы мог подумать, что они разрастутся в причудливые композиции, освещаемые матовыми фонарями. А у них дома сорняки и сорнячищи выше головы, заняться ими маме лень, Сабрине некогда…
– Скажи, его ублюдок дома? – отвлекла мать.
– Нет.
– Тогда тебе нечего там делать, возвращайся домой.
И то верно. Очутившись за воротами, Сабрина села в машину, закурила. Эх, если б оттянуть время назад… всего-то на пять лет! Но при условии, что память – а она важный компонент опыта – останется с ней. Сабрина избежала бы многих глупостей, которые сейчас не могла себе простить. Первейшая из них – бойкот. Вот зачем она пошла на принцип? Что доказала и кому? Разве что себе: она набитая, утрамбованная под завязку дура, которую неплохо бы выставить на обозрение где-нибудь на площади в назидание другим.
Сдав назад, Сабрина развернула машину, плавно тронув ее с места. Не доезжая до угла, в зеркало заднего вида она увидела, как к дому отца подъехал скутер – это вернулся домой братец Пашка.
– Гляди, какой послушный, – беззлобно буркнула она, давя на педаль газа. – Домой возвращается до двенадцати. Интересно, кто она – Ксения…
В прошлом Сабрина не признавала сводного брата, вела себя с ним как с приемышем, занимающим место не по праву, и это была та первая лопата, которая положила начало глубокому рву между нею и отцом. Но ведь папа неизвестно откуда притащил сынка, можно сказать, в подоле принес приплод! Ну, не в подоле, так в рубашке, в корзинке – разница небольшая, все равно нагулял. А всем заливал, будто усыновил младенца по доброте душевной. Поверить, что папа воспылал благородной любовью к чужому отпрыску, найденному чуть ли не в канаве, – это надо быть умственно отсталой.
Кстати, кстати! Он же так и преподносил: нашел на обочине дороги в корзинке с запиской, которую показывал любопытным: «Возьмите ребенка, люди добрые, он здоровый и красивый. Его непутевая мать». Зато папа Сабрины оказался путевым отцом: нянек нанял аж две штуки, кормилицу где-то раздобыл и закармливал ее калориями. Та жила в доме со своим младенцем несколько месяцев, в награду получила однушку и лишних пятьдесят килограммов веса.
Позже только дебилу было неясно, что Шатун является единокровным отцом «подкидыша». Правда, мамаша внесла львиную частицу себя, братец уродился краше родителя, а если совсем объективно – намного краше. Знакомые и друзья помалкивали. До сих пор ни одна живая душа не знает, кто матушка братца и где она шляется. А если какая-то душа и узнала случайно, то она наверняка уже неживая, потому что те, кто сует свой любознательный пятак в жизнь Шатуна, не успевают об этом пожалеть – так говорят люди.
Если б Сабрина пять лет назад повела себя чуточку терпимей, осмотрительней и умней, сейчас была бы в шоколаде, а так… только в халве, да и то не в арахисовой, в подсолнечной.
3
Водитель Шатунова Южин относится к людям безликим, бесцветным, которых с трудом запоминаешь со второго, а то и с третьего раза, стало быть, личность он неприметная. Не отличался и выдающимися способностями, кроме одной: за рулем он виртуоз, машина для Южина – его продолжение, его часть. Само собой, автомобиль под его управлением выписывал на дороге такие симфонии, что любой прохожий вправе был подумать, будто машина обрела душу, разум и навыки эквилибриста.
Отлично зная город, Южин сокращал путь, как мог. Он выбирал безлюдные дороги, где даже днем было мало людей, если требовалось, бессовестно ехал по тротуарам, пересекал дворы. Управлял одной рукой. Во время опасного маневра помогал себе крутить руль второй рукой, в которой держал мобильник, перед этим надавив пальцем на нужную клавишу. Каждая цифра мобилы обозначала ребят из спецслужбы, которые охраняли производство и только изредка составляли свиту Шатунова, как шутил шеф – «для антуражу».
Но сегодня «антураж» вызывался не ради пыли в глаза, понял Южин, сегодня пахнуло войной, точно шагнули назад в забытые девяностые, а может, из них так и не выбирались. Об этом он догадался по Шатунову, которого никогда не видел в состоянии отчаяния и паники, причем в самой критической точке. Догадался и по тому, о чем шла речь по телефону с женщиной, Шатунов перевел трубку на громкую связь через устройство в автомобиле, уже не заботясь о том, что его личная жизнь выходит из подполья. Одновременно с ним Южин торопливо говорил в свою мобилу:
– Стас, срочно на выезд, ствол не забудь… Кто сказал, что стрелять? Для антуража бери… Встреча у деревни Пухово… Алло, Гога?..
А Шатунов мечтал, чтоб сегодняшнее путешествие закончилось шуткой. Да-да, дурацкой, глупейшей, неудачной шуткой, на которую способна только пьяная женщина. Он бы простил. Нет, он был бы счастлив и никогда не припомнил бы ей, какие страшные минуты пережил. Попутно шла другая мысль: успеть бы. К сожалению, параллельные мысли идут в ногу с неотвратимой реальностью, недаром говорят про третий глаз, он видит больше и дальше, чем два реальных глаза. Посему Шатунов не столько слушал Ксению (хотя, конечно, слушал), сколько вслушивался в пространство за ней.
– Когда поняла, что мне каюк… – Отчасти ей помог диалог с ним, она немного собрала волю, это было понятно по голосу, который выровнялся и звучал без панических нот, но очень тускло. – Решила напоследок с тобой поговорить, потому что… многое надо сказать… Но я не знаю, что главней. Наверное, все. Должна признать, я была дурой… какой же дурой я была…
– Наконец в тебе проснулась самокритичность.
Шатунов лишь попытался подбодрить ее, мол, твоя паника напрасна. После его бодрячка Ксения просто обязана задавить страх, пошевелить извилинами и придумать, как продержаться, а она в ответ рыкнула:
– Не мешай! У меня почти не осталось времени… Я их чувствую… они близко…
И он близко! Южин – просто летчик! Уже мчались по загородной трассе, осталось проехать семь километров по ровненькому асфальту, на джипе это – тьфу, потом повернуть к деревне, протрястись еще полтора км по проселочной дороге и… ни одна тварь не уйдет от него, ни одна! Вдруг Шатунову пришла идея:
– Назови им мое имя и скажи, что я их найду – найду в любой точке планеты. А когда найду, порву на тесемки. Обязательно скажи…
– Конечно, не скажу! – оборвала его Ксения. – Ленька, угрозы мало кого останавливали, на этих точно не подействуют…