Страница 4 из 13
На том этапе познание себя и непонятных длинноволосых сущностей в юбках закончилось, так как, образно говоря, его позвала труба. А труба зовет – собирай вещмешок, натягивай кирзовые сапоги с гимнастеркой и два года, будь любезен, отпаши бесплатно в стройбате – именно там служил Ленчик. Что два года тюрьмы, что армия – одно и то же, только в первом случае залетают за преступления, во втором – за то, что родился пацаном. Но двухлетний армейский срок оказался отличной школой, там быстро взрослели, повзрослел и Ленька, многому научился, многое понял, вернулся мужчиной в полном смысле.
Не расслаблялся, сразу на завод двинул, закатал рукава… Вскоре понял: не то. Скучно, бесперспективно, отпашешь лет пятнадцать, тогда, может быть(!), квартиру получишь. Да Ленчик на заре лохматой юности фарцой и то больше зашибал.
Кинул он завод и устроился кочегаром: сутки дежурит, двое-трое отдыхает – а это драгоценное время, которое тратилось на добычу денег, действительно больших денег. Нет, Шатунов не бросился махать ножом и пистолетом, в те времена об этом страшно было подумать, он вооружился до зубов значительно позже.
Ему прочистили канал в Астрахани, на своем горбу Леха Шатун таскал по двадцать кг, а то и по четверти центнера «грязи» – черной икры на браконьерском жаргоне. Бизнес был еще тот, за него схлопотать можно было пятнашку с конфискацией имущества – максимальный срок, дальше присуждалась вышка, то есть расстрел. Возвращался Леха электричками, в них реже менты появлялись, но иногда появлялись и тогда он срочно шел курить, наблюдая из тамбура – подойдут к его рюкзаку или мимо пройдут. Если подходили, Леха топал в другой вагон, попрощавшись с рюкзаком навсегда. Правда, товар терял он редко, чаще привозил, деньги получал за него сразу – у Леньки были свои точки сбыта, где только и ждали икорки. Две-три штуки навару за ходку – каково? Такие бабки накануне смерти СССР мало кому снились, учитель со стажем получал полторы сотни в месяц, считая себя стабильно обеспеченным человеком.
Имея деньги, Леха Шатун завоевывал женские сердца без особого труда. Надо сказать, девушки были не падки на деньги; хотя встречались и алчные, но приличные девушки (те самые, из мечтаний) хотели любви. Кто же даст им больше любви, как не щедрый человек, а? Если цветы, то Леха дарил их охапками, если украшения, то золотые, если шмотку, то фирменную – от фарцовщика. И она в отпаде, потому что понимала: он ради нее мордой в грязь упадет. Неважно, что налицо помесь неизвестных пород, что парень не шибко образован и культурен, – дело наживное. Главное, не скупердяй, умеет любить, искренен, добр. А Шатун на гребне волны эпохальных побед вошел в азарт и менял девчонок, как носовые платки, наконец приобретя мужскую уверенность.
И вдруг она! Белокурая, тонкая (где положено), статная, умная и прекрасная, словно царевна из песни. Во всяком случае, строга и надменна оказалась, будто и впрямь царского роду-племени, когда заметила, что Шатун преследует ее по пятам.
– Я замужем, – вздернула до небес маленький носик Тата.
– Ну и что, – ухмыльнулся Ленчик. – Отобью.
Смерив его презрительным взглядом, Тата величественно проплыла мимо, играя ягодицами. Казалось, все люди обязаны уступить ей дорогу… нет, упасть ниц перед ней и непременно удариться лбом об асфальт. Но это раньше Ленчик немел от восторга и плелся за мечтой на ватных ногах, в двадцать пять он уже выработал шаблонный план действий, уверившись, что настойчивость и щедрость даже из врагов делают друзей. Если же ухищрения не действовали, Шатун расставался с мечтой и отправлялся в свободное плавание, но Тата была не тот случай.
Тату он решил взять измором и не просто в постель положить, а сделать женой – во как! Планы-то настроил ого-го какие, жене в них выделялось особое место, ему подходила Тата. Выяснил про нее все: где живет и работает, кто муж – право слово, красавец, тем более она стала желанной добычей. Ленька постоянно попадался ей на глаза, где б она ни появлялась, чему не мешал муж, который и врезать-то надоедале не посмел, потому что интеллигент вшивый.
В день ее рождения Шатун приехал прямо на работу, в качестве подарка привез ровно двадцать семь отборных роз (столько ей исполнялось). Если учесть, что из богатого ассортимента флоры круглый год купить можно было лишь гвоздики, которые продавали мужчины в кепках-аэродромах на городских улицах, розочки выходили, прямо скажем, золотыми. К букету прилагалось колечко с изумрудом и тремя брюликами – все, Тата пала на кровать, как падали неприступные крепости после длительной осады к ногам заклятых врагов. Потом был ее развод, женитьба, вскоре появилась дочь. Тата – само чудо, и чудо не желало мириться с простецкими русскими именами, но Анжелик уже было полно по городам и весям, посему дочь назвала она неординарно – Сабриной.
На этом идиллический отрезок резко оборвался. Он был коротким и оптимистичным, вселял уверенность, что дальнейшая жизнь потечет в ослепительно-ярком свете праздничных фейерверков. Но чем замечателен миг – так это сиюминутностью, которая всякий раз будет иной, чем предыдущая. Возможно, впереди ждут более яркие события и счастливые минуты, но «сегодня» и «сейчас» не поймаешь, они ускользают в прошлое. Не исключена вероятность, что воспоминания о них останутся самыми теплыми и ностальгическими, а чаще случается наоборот – такова жизнь.
Ленчику следовало наслаждаться теми мгновениями, которые падали на него, ведь пройдет немного времени, и судьба начнет испытывать его на прочность, да как! А он, глупый, заботясь о семейном благополучии, строил планы и огромный дом, не замечая, что творится под боком. Дом достроил, планы, в общем-то, осуществил и даже с лихвой, только вот Ленчика настиг удар, откуда он не ждал…
– Папа!
Когда слышишь вопль недорезанного поросенка, к тому же охрипшего от визга, невольно обернешься. Обернулся, забираясь в джип, и Шатунов, увидел дочь, о которой позабыл, скороговоркой без пауз выпалил:
– Чеготебеяспешу!
– Папа… – прошептала она испуганно. – Куда ты? С пистолетом… Зачем? Уже ночь на дворе…
Ответить – откуда на это время? Шатунов скрылся в машине, даже не кинув дочери ободряющего взгляда, мол, не беспокойся, со мной будет полный порядок. Трубку отец так и держал у уха, Сабрине удалось услышать приказ водителю:
– Звони всем, чтоб срочно ехали в Пухово. Ксюша…
И дверца захлопнулась одновременно с рывком автомобиля вперед.
Надув губы, Сабрина нервозно нажимала на кнопки мобилы, глядя в хвост джипу. Мама ждала ее звонка, не прошло и нескольких секунд, как она выпалила:
– Да, я слушаю, Сабрина.
– Разговора по душам не получилось. Ему позвонила женщина, он сорвался, как полоумный, и умчался к ней.
– Сорвался? Странно, по моим данным, у твоего отца никого нет… А что за баба?
– Понятия не имею. Зовут Ксения. Может, знаешь, кто она?
– Догадываюсь. Любовница.
– У отца есть любовница? Пф! Никогда бы не подумала.
– Не фырчи, твой отец имеет универсальное достоинство на все времена: деньги!
Сабрина с горечью усмехнулась: кто ж виноват, что когда-то мать проворонила универсала? Теперь Тате мечтается хеппи-энд по ее же сценарию, но мечтать никому не вредно. Только зачем же обременять других? Ведь это Сабрина поступилась гордостью и сносила унижения, хотя во всех нынешних их бедах виновата мама, ей бы и парламентерский флаг взять в руки. У Таты давно вошло в привычку перекладывать свои заботы на чужие плечи, последнее время это напрягало Сабрину, мягко выражаясь, но в трубку дочь говорила сдержанно:
– Ма, она не просто любовница, которую покупают, она нечто значимое для него. У нее что-то случилось, и, как я поняла, серьезное, отец умолял ее спрятаться, забаррикадироваться…
– Ничего себе! – вставила Тата, правда, в ее интонации чувствовалось больше желчи, нежели удивления. – Поехал спасать телку от толпы поклонников?
– Видела б ты его! Он стал белее бумаги, покрылся испариной, началась одышка…