Сердце, молчи

— Бродила по городу. Вы же сами меня сегодня отпустили, — чуть раздраженно напомнила она ему и вновь ощутила вину, когда ее взгляд остановился на ящике с записями. — Если у вас есть для меня работа... — Но он уже положил трубку. Салли насупившись посмотрела на телефон, как будто он пытался ее ужалить.

Не обращай внимания, сказала она себе. Главное — какая муха укусила сегодня Макса? Через несколько минут она узнала ответ. В руках у Макса были отнюдь не страницы его новой книги. Он держал газету.

— «Ивнинг рокет». — Макс с отвращением швырнул газету на кровать и порывисто двинулся к окну, держа руки в карманах. Он был ожесточен, черты лица заострились.

«Писатель из Страны киви Максимилиан Маккензи, — прочла Салли заголовок, — женится на английской девушке Саре Дирлав». Далее в статье развязным тоном сообщалось, что его секретарем стала бывшая учительница. Ей лет двадцать пять, и она хороша собой. Достаточно одного взгляда на нее, такую же нежную и манящую, как ее фамилия, и вы поймете, что она готова и способна заполнить пустоту в жизни тридцатипятилетнего Макса Маккензи после того, как его бросила очаровательная Фрэнсин Эндерли.

«По сообщению новозеландских издателей, мистер Маккензи приехал в страну, чтобы содействовать популярности своего нового романа «Объятия ночи», — писал далее автор статьи. — Его главный герой, Роулд Беверидж, ненавидит так же страстно, как любит и теряет. Любопытно, не автопортрет ли это писателя, на которого тяжело подействовал разрыв с бывшей возлюбленной, Фрэнсин Эндерли? Так, например, — указывал автор статьи, — на пятой странице...»

Салли тяжело вздохнула, пробежав глазами цитаты. Две страницы с ее собственными выписками и страстными, хотя и бессмысленными, комментариями — разумеется, бессмысленными с точки зрения Макса — лежали в укромном месте, а ей казалось, что они выложены на столик в большом холле отеля.

— Как они могли! — воскликнула Салли. Ее привели в смятение прозвучавшие в статье намеки, не говоря уже о пугающей скорости, с какой она оказалась опубликована. Странно, неужели она так забылась в объятиях Макса, что не заметила и не услышала вспышек репортерской камеры? — Макс, вы должны выступить с опровержением — во всяком случае, первой части статьи.

Он даже не шевельнулся.

— Вы это сделаете? — настойчиво спросила она. Макс пожал плечами и чуть повернул голову. Вид у него был такой, словно его обуревают противоречивые чувства; вот только какие?

Как плохо я его знаю, подумала Салли.

— Много ли значит для вас этот ваш приятель? — спросил он наконец.

Старый друг, честный работяга, верный Джералд, которого она никогда не любила и, конечно же, не сможет полюбить?

— Я... гм... по-моему, я к нему прекрасно отношусь. А почему вы спросили?

— Мы с вами довольно-таки крепко влипли в эту историю с помолвкой.

При мысли о том, что ей довелось влипнуть во что-то вместе с этим человеком, да еще крепко, у Салли сладко защемило сердце. Она робко поднялась и подошла к нему, борясь с искушением погладить его по волосам — зачесанные за уши, они мягкой волной спускались вниз. Но решительно выдвинутый подбородок и резко очерченный нос, придававшие его профилю строгость, задержали ее руку, хотя Салли прекрасно помнила, насколько нежными были его поцелуи и бережными — объятия.

Должно быть, он услышал, что она подошла, но никак не отреагировал.

— Макс, — ровным тоном проговорила она, — я поддержу вас, если вы надумаете высказать свое возмущение.

Он повернул голову, брови вопросительно поднялись, но выражение лица осталось бесстрастным.

— Я хотела сказать: если надумаете выступить с опровержением. Я виновата перед вами. В сущности, не подвернись я вам еще тогда, в аэропорту, этой истории, как вы ее называете, вообще бы не было...

Он опять посмотрел на нее отчужденно.

— Все началось с того, что я споткнулась и облила вас апельсиновым соком. — Она улыбнулась, но он, очевидно, не нашел в ее словах ничего смешного. — Только не надо сердиться, Макс! Вспомните Хенни Керзон, вашу преданную поклонницу! Она первая попыталась как-то соединить нас. И все это было шуткой с первых минут, не так ли?

— Теперь это уже не шутка, — мрачно заявил он.

— Ну ясно... — Сердце ее, дрогнув, проделало привычный уже путь: сначала подскочило чуть ли не к горлу, а потом ушло в пятки. Ему вовсе не нравится, что он крепко влип в историю именно с нею. — Если я уйду из вашей жизни, вам удастся легко опровергнуть эту чепуху. Расскажете все как было, а расходы, так сказать, я возьму на себя. Вы известны, ваша репутация неоспорима, а успех заслужен. Вы должны сохранить себя и свой имидж. Любой ценой. Можете говорить обо мне все что угодно. Я — маленькая рыбешка и как-нибудь справлюсь. Упакую Пережитое в чемодан, словно сувенир. А когда вернусь домой, достану, разверну, погляжу с удовольствием, повспоминаю и... — Она не смогла закончить фразу, не выдав себя...

— Допустим, я выберу первый вариант?

— То есть выступите с обвинением? Я уже сказала, что в любом случае буду играть с вами в одной команде. О, Макс... — Она посмотрела в окно, но так и не увидела там ничего примечательного. — Моя жизнь изменилась с той минуты, когда я заперла дверь своей квартиры и пустилась в неизвестность. Мне кажется, что с той поры минула целая вечность. А потом я встретилась с вами...

Он поднял голову и ласково улыбнулся. От этой улыбки внутри у нее защемило, а губы задрожали — так она была тронута исходившей от него душевной теплотой. Но вот он накрыл ее губы своими, и дрожь мгновенно улеглась. Губы ее непроизвольно раскрылись, и Макс страстно впился в них. Теперь это не было притворством или имитацией, предназначенной для любопытных глаз. Это был совершенно искренний, сердечный порыв. Наконец оторвавшись от нее, он долго молчал, глядя то на нее, то словно бы в себя, в свою душу. Потом заговорил:

— В прошлом вам многое пришлось пережить, многим пожертвовать ради здоровья и благополучия родителей, и я не знаю, стоит ли мне просить вас не разоблачать этот обман.

Обман? Если бы он знал! Салли покачала головой, а он продолжал:

— Я понимаю, это может показаться вам бесцеремонным вторжением в личную жизнь и посягательством на вашу свободу, а иногда даже потребует непомерной отдачи душевных сил. Более того, вам придется сохранять мне верность или, допустим, сердечное расположение. Я не говорю о какой-то особой привязанности, которой вы, возможно, совсем не испытываете, тем более что у вас есть приятель. Похоже, вы к нему привязаны. Поверьте, я уважаю ваши истинные чувства.

— Но я... — Вы ошибаетесь, хотелось ей крикнуть. Он для меня ничего не значит. И я вовсе не собираюсь имитировать свое чувство к вам, потому что и правда люблю вас. Люблю... Она стояла, не меняя позы, все еще подавшись к нему, все еще во власти его нежного поцелуя. Если сейчас она признается ему в любви, он решит, что ее слова вызваны уважением к нему как к писателю, а еще — привычкой помогать ближним. Ведь в прошлом она преданно помогала родителям в самые трудные времена. — Я хорошая актриса, — ответила она после затянувшейся паузы и засмеялась. Возможно, ее смех разрядит атмосферу, заставит его поверить, что она относится к сложившейся ситуации не слишком серьезно. — И мне нравится играть. Честно, Макс. Знаете, в прошлом я мечтала о чем-то захватывающем, о романтических приключениях.

Интересно, принял ли Макс ее невинный обман за чистую монету? Во всяком случае, он заметно расслабился, черты лица сделались мягче. Теперь он стоял в небрежной позе, засунув руки в карманы.

— Я была вашим секретарем, Макс, — снова заговорила Салли, и в ее глазах зажглись озорные искорки, — два дня или около того. Я готова продолжать игру и согласна включить роль вашей временной невесты в перечень своих обязанностей. Без всякого контракта. Вы сможете уволить меня когда пожелаете. Договор остается в силе до нашего возвращения домой или до тех пор, пока не отпадет необходимость в обмане. Ну как, согласны? Идет?