Торжество любви

Бетани грустно улыбнулась начальнице.

— Вовремя я вернулась на работу, — сказала она.

— Я очень рада вашему возвращению. Сейчас я особенно нуждаюсь в помощи.

Бетани покачала головой.

— Я сейчас оказалась как бы на переломе — решается моя судьба на всю оставшуюся жизнь.

Стелла удивленно вскинула брови.

— Звучит очень серьезно. Я полагаю, уход за детьми не значится в перечне первоочередных дел?

— Мне нравится возиться с малышами здесь, в приюте, но...

— Не многие решаются превратить заботу о чужих детях в дело всей жизни, — закончила фразу Стелла. — Не волнуйтесь, я не собираюсь уговаривать вас. Человек все должен решать сам.

Она благодарно улыбнулась своей начальнице, впервые после разлуки с Николасом почувствовав, как отлегло от сердца.

— Спасибо вам, Стелла!

Пожилая женщина посмотрела на нее с удивлением.

— За что, Бетани? Что я такого сказала?.. А впрочем... пожалуйста.

Бетани вспомнила разговор с Ангусом Холлендером. Подумать только! Он может отказаться от ее журнала и начать выпускать свой собственный, и тоже о кукольных домиках, стоит ему только захотеть! Придется приложить все силы, чтобы выдержать конкуренцию, решила она. Хотя это будет нелегко.

Бетани крутилась как белка в колесе, играя с малышами, меняя им одежду, кормя их и зорко следя за тем, чтобы они не путались под ногами у маляров. Наконец она уложила в постель последнего ребенка в импровизированной спальне—в настоящих спальнях еще шел ремонт. Она стряхнула с головы штукатурку и пригладила волосы, собираясь присесть и немного отдохнуть после напряженного дня, когда дверь приоткрылась и в проеме появилась голова Стеллы.

— Я посижу с детьми, дождусь ночную няню. А вас ждет какой-то посетитель.

— Наверное, Сэм, — прошептала Бетани и, поспешно сняв фартук, повесила его за дверью.

Однако, когда она увидела высокого крупного человека, перешагивавшего через малярные принадлежности, разбросанные по всему вестибюлю, у нее упало сердце.

— Николас, что случилось?!

Уголки его рта чуть дрогнули, когда он разглядел, в каком она плачевном виде.

— Не волнуйтесь, у меня все в порядке. Рад видеть вас. Вы прекрасно выглядите.

Она почувствовала себя растерянной, но одновременно и счастливой: она его снова видит!

Интересно, что привело его сюда? — пронеслось у нее в голове.

— Я слушаю вас, Николас. — Внезапно ей в голову пришла ужасная мысль, от которой она похолодела. — Мари здорова?

— Да. Она осталась с Георгиной. Давайте поужинаем вместе, вы не против?

В наряде Золушки? Бетани решила отказаться.

— Нет, что вы! В этом платье?!

— Вы прекрасно выглядите! Ваша начальница сказала, что ваш рабочий день закончился еще полчаса назад, так, что берите свои вещи и пошли.

— Куда? Зачем?

Только сейчас он заметил, что ее одежда выпачкана краской.

— Мы можем пойти туда, где не обязательно быть нарядно одетой. Нам надо поговорить.

Поговорить им, конечно, надо, решила она, взяла свою сумочку и пошла в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок.

Ей удалось немного очистить от краски и пыли синюю юбку и кружевную блузку цвета сливочного масла, а несколько взмахов щетки для волос и немного лака, помогли справиться с ее спутанными кудрями. Подкрасив губы нестирающейся помадой, Бетани решила, что теперь готова к разговору с Николасом хотя бы внешне. Но внутренне... У нее было такое чувство, словно две противоборствующих армии расположились лагерем в области солнечного сплетения и готовятся к бою.

Николас, напротив, был собран и хорошо владел собой. Он улыбнулся, чем окончательно обезоружил ее.

— Готовы? — спросил он.

— Смотря к чему, — сказала она.

— Поужинаем, поговорим.

Она постаралась заглушить растущее чувство тревоги. Что бы ни привело его сюда, их отношения уже ничто не изменит. Лучше воспринимать этот вечер как подарок судьбы, последнее свидание.

Вильямстаун — сонный морской порт у устья реки Ярры с великолепным мостом «Западные ворота», когда-то этот порт был сердцем Мельбурна. Все здесь выглядело так, как сто лет назад, — дома, обнесенные кружевной изгородью из чугунного литья, обсаженные деревьями улицы, гавани и пирсы.

Приют находился между Нельсон-Плейс и Стренд, туда Николас и повел ее. Они шли по терренкуру вдоль береговой линии, где было много маленьких кафе, ресторанчиков и пивных, правила здесь были просты — запрещалось входить босиком и без рубашки. Что же, это ей подходит. Бетани больше беспокоил предмет их будущей беседы.

И еще. Ей надо продолжать игру в честолюбивую карьеристку. У нее теплилась надежда, что истинная причина его приезда заключалась в чем-то другом.

Они остановились у кафе под названием «Поселенцы». Интерьеры были оформлены в старинном стиле — создавалось полное впечатление, что время повернуло вспять. Это и старомодные кружевные занавески на окнах, и большой дровяной камин, и старинные гравюры, украшавшие стены заведения.

Они прошли во внутренний дворик с отдельными столиками и с видом на море.

— Так о чем вы хотели поговорить? — с тревогой спросила она.

— Во-первых, расскажите мне, как прошли переговоры с Ангусом Холлендером, — предложил он.

Им принесли омаров с салатом латук, и это дало ей время сформулировать ответ.

— Его предложение очень заманчиво, но я должна все хорошенько обдумать.

Он возился с салатом.

— А я-то думал, что вы запрыгаете от радости. Ведь вы этого хотели, не так ли?

К чему он клонит? — подумала Бетани.

— Разумеется, так, — сказала она вслух. — Было очень любезно с вашей стороны рекомендовать мой журнал Холлендеру.

— Я сделал это не из любезности, а из практических соображений. Как только вы начнете работать у Холлендера, сразу почувствуете это.

— Я уже почувствовала. Ваш хваленый Холлендер пригрозил мне, что, если я не уступлю ему мой журнал, он начнет выпускать сам точно такой же.

Она не собиралась рассказывать ему, что Холлендер угрожал ей. Это получилось само собой, но ей нужно соблюдать осторожность, а не то, дело кончится тем, что она наговорит ему больше, чем следует.

— Я знаю, что он неуступчив в переговорах, но угрожать вам — это подло, — возмутился Николас.

Она пожала плечами.

— Но я полна решимости свой журнал издавать и впредь.

— Вы приняли окончательное решение? Она взяла бокал с водой и сделала несколько глотков.

— Неужели методы, используемые Ангусом Холлендером, — единственный путь к успеху в этом деле?

Он посмотрел на нее долгим изучающим взглядом.

— Это самый короткий путь к вершине того успеха, ради которого вы еще недавно хотели пожертвовать очень многим.

Ее охватила паника.

— Вы говорите так, словно сомневаетесь в этом.

Николас с такой силой сжал бокал, что Бетани испугалась, как бы он не треснул.

— Я сомневаюсь в этом с самого начала, только на этот раз я не отступлюсь, пока не узнаю правду.

Бетани сделала вид, будто занята омаром. Сказать ему правду она не могла — отвергнет ли он ее наотрез или скажет, что это не столь важно и что они все равно должны быть вместе, — любой вариант ее не устраивал. Она любит его так сильно, что не может допустить, чтобы из-за нее он отказался от своей заветной мечты.

— Бетани, я жду ответа.

— Николас, я...

Ее слова потонули в оглушительном вое сирен пожарных машин, на большой скорости пронесшихся мимо кафе. Многие посетители выбежали на улицу, чтобы посмотреть, где горит. Один вернулся и сказал своему приятелю:

— Отсюда видно, как горит детский приют.

Бетани побледнела. Николас быстро достал из бумажника несколько банкнот, положил их на стол и взял ее за руку.

— Скорее!

Она молила Бога только об одном — чтобы они не опоздали!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Едва завернув за угол, они увидели охваченное пламенем старинное здание детского приюта. Переулок, настолько узкий, что туда не могли подъехать пожарные машины, превратился в пекло.