Страница 32 из 41
Но ничего не случилось. Ночь была тиха и спокойна. И, когда закрылись последние бары и кафе, голоса смолкли совсем. Лондон уснул.
И Роджер спал…
В половине восьмого он уже встал и пил чай; а в половине девятого, свежий и отдохнувший, совершенно забывший о своем когда-то болевшем плече, он уже был в Ярде. Здесь чувствовался дух легкости и беззаботности, даже веселости, витающий в воздухе. Отправившись искать Мориарти, Роджер увидел его склонившимся над донесениями, без пиджака, в одной рубашке, белизна которой бросалась в глаза.
— Ни одного нападения! — торжествовал он.
— Не на кого было нападать, — резонно заметил молодой яснолицый сержант. — Ходят слухи, что Лондон очищают от скверны. Может быть, в этой идее что-то и есть, сэр.
— Просто брызгай серной кислотой, и можно контролировать рождаемость, — в тон ему сказал другой.
— Учите их, а не заставляйте, — произнес Роджер ровным голосом.
— Это их научит! — по-прежнему весело отозвался сержант.
Они беспечно рассмеялись, как смеялись почти всегда. Роджер взялся за анкеты, которые стали стекаться к ним из всех отделений. В течение предыдущего дня сорока семи парням было предъявлено обвинение в воровстве — от ограбления магазинов до кражи сумок и очищения карманов; одиннадцати — в краже со взломом; семнадцати — в грабеже; четырнадцати — в сексуальных нападениях, в том числе одном групповом изнасиловании; девятнадцать были обвинены в пьянстве; семнадцать — в нанесении умышленного ущерба и сто семь — в угоне машин и автодорожном хулиганстве.
— Обычный день, — констатировал Мориарти.
— Да, — согласился Роджер. — Обычный день. Но что мне сейчас хотелось бы знать — это какие преступления были совершены вчера между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи.
— Какие-то особые основания, сэр?
— Хотелось бы просто знать, — уклонился от прямого ответа Роджер.
К полудню данные были получены: за этот период молодые люди совершили гораздо меньше преступлений, чем обычно.
— Все стали хорошо себя вести, — сказал Мориарти. — Какие новости об Элберте Янге?
— Сидит дома. В одиночестве. Жена остается у родственников. А что дочь?
— Она не очень хорошо чувствовала себя вчера, и я ничего ценного не смог от нее добиться, — ответил Мориарти. — Есть предложение, сэр, если не возражаете.
— Давайте.
— Лучше, если вы встретитесь с ней.
— Да, — подумав минуту, кивнул Роджер. — Сейчас и поеду. Все равно собирался в Патни.
Сообщение об Элберте Янге не содержало никакой особой информации. Много лет он работал в местной церкви, занимался организацией благотворительной деятельности, но потом с ним неизвестно что случилось. Он стал мрачным, раздражительным. Репутация его дочери была не хуже и не лучше, чем у других. У нее было несколько дружков раньше, и ночь, когда на нее напали, конечно, не была для нее первой и исключительной. «Видимо, знает, как о себе позаботиться», — было написано в одном донесении.
Роджер сразу отправился в дом на Патни-Хилл, где жил Мориарти. Это величественное здание в викторианском стиле недавно покрасили, и оно имело вполне респектабельный вид, дополняемый нарядными аккуратными газонами и ухоженным кустарником вокруг. Горничная открыла ему дверь, и вскоре он уже сидел в небольшой комнатке внизу возле лестницы и разговаривал с привлекательной, хорошо сохранившейся женщиной, входящей в средний возраст; глядя на ее слегка «антисептическую» внешность, нетрудно было представить ее старшей сестрой какой-нибудь больницы.
— Мистер Мориарти позвонил, предупредил, что вы можете приехать, — сказала она. — Хелина у себя наверху, она спустится сюда через несколько минут. Вы простите меня, сэр, если я попрошу вас обращаться с ней помягче? Она пережила такое потрясение, такой удар…
— Да я вообще-то и не думал быть с ней жестким.
— Вы очень добры, — улыбнулась она.
Через несколько минут в комнату вошла девушка. На голове ее все еще была повязка, лицо бледнее обычного, но глаза ясные и красивые. Женщина вышла, и Роджер поймал себя на том, что сравнивает эту девушку с маленькой трогательной Джил Хиккерсли. Что-то было в них общее — искренность, прямота, пожалуй.
— Самый главный вопрос, который я хочу вам задать, — начал Роджер, — таков: были ли вы знакомы с человеком по имени Клайв Дэвидсон?
Он протянул девушке копию фотографии, переданную ему накануне Мензисом. Она взглянула на нее, зарделась и ответила:
— Да, сэр.
— Вы хорошо его знали?
— Мы… мы много времени проводили с ним вместе.
— Почему ваши отношения прекратились?
— Отец не одобрял их. Он отпугнул Клайва.
— Отпугнуть такого парня, как этот? Вы знаете, как он это сделал?
— Нет, только… Клайв перестал встречаться со мной.
— Ваш отец отпугивал и других ваших поклонников, Хелина?
Она смотрела на него с беспокойством, но совершенно открыто.
— Да.
— Много?
— Троих. Троих или четверых. Может быть, пять.
— Включая Тони Уайнрайта?
— Отпугнул бы и его, если б знал. Но я знакома с Тони не очень долго. Тони… Тони собирался жениться на мне.
Несомненно, ее отцу известно больше, чем она думает, отметил Роджер. Рассматривая девушку, он видел ее, как ему казалось, в истинном свете. Она была из тех, кого мужчины, подобные Уайнрайту, назвали бы легкой добычей; из таких девушек, если обстоятельства складываются скверно, выходят проститутки. Даже сейчас в ее глазах светился какой-то соблазнительный, «постельный» взгляд. Она принадлежала, бесспорно, к тому типу девушек, которых он не позволил бы сыновьям привести в дом.
Ее отец тоже, конечно, это понимал.
— Хелина, как вы думаете, ваш отец способен был организовать такое нападение, какое было совершено на вас?
Она не ответила.
— Думаете, нет? — настойчиво повторил он.
— В определенном настроении он способен на все! — с неожиданной горячностью ответила она. — Так было всегда. Он звереет, если узнает, что у меня дружеские отношения с мужчиной. Вот почему он перестал ходить в церковь, вести благотворительную работу. Все любят маму, и никто не любит его. А он не может этого выносить, поэтому никуда не ходит и ее заставляет сидеть дома. Он ужасный человек!
— Он прибегал к физическому насилию в отношении вас?
— Часто! Однажды он… — она сдержала дыхание.
— Продолжайте, пожалуйста, Хелина.
— Однажды… однажды он пригрозил, что изуродует меня; он сказал, что я слишком красива, что единственный способ сделать женщину честной и порядочной — это лишить ее привлекательности. О, мне противно говорить такие вещи о своем отце, но это правда, это действительно так. Он пообещал, что убьет любого мужчину, который посмеет прикоснуться ко мне или к маме, и он не шутит. Он просто религиозный фанатик, совершенно помешался на почве секса! А теперь… теперь смотрите что вышло! Кто же захочет ко мне подойти, когда поймет, что отец может сделать!
— Значит, вы боитесь, что это он совершил нападение на вас с Тони?
— Да, да! У него и брат такой же!
— Брат?
— Сводный, только по матери в общем-то, Дилфилд. Дик Дилфилд. Они оба чокнутые и способны на все. Папа… папа пугает людей, а дядя Дик старается отвратить их от женщин в этой ужасной клинике. Правда, они оба ненормальные, просто сумасшедшие!
Глава восемнадцатая
НОЧЬ ОБМАНА
— Она лжет, — решительно заявил Элберт Янг.
— Она сильно напугана, мистер Янг.
— Она напугана из-за своей порочности.
— Ваша жена покушалась на самоубийство, сэр.
— Моя жена и моя дочь не могут противостоять плотским соблазнам. Моя жена… — Янг засомневался, потом лицо его моментально смягчилось, и он добавил менее сурово: — Она не может обуздать свою плоть.
Он чуть не сказал: «Моя жена — проститутка». Лицо его выражало страдание, в глазах таилась мука. Он стоял в дверях своего склада. Позади видны были мотки веревки, цепи, якоря, сети, канистры с маслом, банки консервов, оборудование для камбуза — все, что может храниться у торговца лодками. Тяжелый воздух тотчас напомнил Роджеру завод фирмы «Уэбб, Сан и Кинг». В магазине Янга продавались средства для борьбы с сорняками и насекомыми, садовые инструменты, все для любителя-садовода; а на полке неподалеку от Роджера лежали два распылителя «Амо».