Страница 80 из 129
В первую очередь необходимо упомянуть, что, как уже говорилось выше, партия Центра была с самого момента своего основания настроена весьма скептически по отношению к новой империи. Это объяснялось многими причинами. Во-первых, католическая церковь была особенно сильна в тех частях Германии, где традиционно скептически относились к прусской гегемонии. Речь идет о монархиях южнее Майна, о Рейнской провинции, только что аннексированных Эльзасе и Лотарингии и польском населении Пруссии. Центр с момента своего основания превратился в центр притяжения для всех недовольных новыми порядками и доминированием Берлина. Именно поэтому лидеры политического католицизма последовательно защищали права отдельных составляющих империи и выступали против централизации. Во-вторых, католическая церковь в Германии подчинялась папе римскому, который в результате победы немцев над французами лишился светской власти в Риме (французский гарнизон был выведен из города, и его немедленно заняли итальянские войска). Поэтому понтифик не питал большой любви к Пруссии. В-третьих, лидерам политического католицизма не нравилось сотрудничество главы правительства с их заклятыми врагами – либералами. Все это, в свою очередь, заставляло Бисмарка видеть в партии Центра силу, которая пытается разрушить только что построенное здание новой империи в угоду партикуляристам, и вести с ней решительную борьбу.
Вторая версия исходит из того, что Бисмарк видел в политическом католицизме агентов иностранного влияния. Заклятый враг, Франция, была католической страной, равно как и Австрия, отношения с которой еще были покрыты мраком. «Железному канцлеру» было известно о попытках Наполеона III создать антипрусский союз трех католических монархий – Австро-Венгрии, Франции и Италии. Возможно, он опасался в дальнейшем такого союза и стремился заранее ликвидировать «пятую колонну» внутри империи.
Третья версия объясняет Культуркампф психологическими особенностями «железного канцлера». Его борьба с политическим католицизмом была плодом личной ненависти к людям, противившимся его воле. «Железный канцлер» был действительно нетерпим к критике, и с годами эта нетерпимость только усиливалась. Тех, кто вставал у него поперек дороги, он старался уничтожать, переходя при этом порой границы разумного и необходимого.
Все три версии имеют под собой определенную основу, и такие соображения, безусловно, играли роль. Однако главной целью Культуркампфа было все же сплотить общество против «внутреннего врага», приковать внимание либералов к борьбе с католицизмом, лишив их возможности оказывать давление на правительство, ведущее эту безусловно важную и справедливую, с их точки зрения, войну. Во многом поэтому рептильная пресса быстро придала Культуркампфу эсхатологические черты. Сторонники партии Центра были заклеймены как «враги империи», желающие погибели не только нового государства, но и немецкой нации в целом. Не было такого обвинения, которое не предъявили бы в эти годы политическому католицизму. «Министр-президент – это еще не государство, и еще ни один министр не рисковал называть своих врагов врагами государства», – защищался лидер партии Центра Виндхорст в рейхстаге[446]. Однако руководимая правительством пропаганда продолжала говорить о «вражеских агентах» и «противниках прогресса». Каждый, кто поддерживал партию Центра, должен был чувствовать себя предателем нации.
Впоследствии Бисмарка не раз обвиняли в том, что он в ходе Культуркампфа нанес немецкому народу раны, не затягивавшиеся в течение долгого времени, способствовал расколу нации. «Цена, которую пришлось заплатить за политику «бастионов» и «осажденного лагеря», была велика и имела далеко идущие последствия, – писал, к примеру, Р. Шмидт. – Это был раскол нации на «верные империи» и «враждебные империи» элементы, между которыми шла почти что латентная гражданская война. Изгнание партий, носителей воли нации, в гетто политического бессилия. Уничтожение и изоляция всех критических умов, так что в немецком обществе, подобно хронической болезни, распространилась бесхребетность. Наконец, сломленная воля широких слоев населения к конструктивному участию и ответственности за происходящие в государстве процессы, не позволившая удерживать критическую дистанцию по отношению к правительству и вызвавшая в дальнейшем столь печальный симбиоз культа силы и духа верноподданничества»[447]. Безусловно, этот вывод содержит известное преувеличение, поскольку приписывает «железному канцлеру» возможности единолично определять ход общественного развития. Однако не вызывает сомнений, что политика Бисмарка была направлена на раскол всех возможных противостоящих ему группировок в политической элите и обществе, на то, чтобы за счет равновесия противоборствующих сил удерживать свое ключевое положение в системе властных институтов. При этом он использовал все имевшиеся на тот момент инструменты массовой манипуляции.
Необходимо отметить и еще один важный момент. Участвуя в схватке, Бисмарк в то же время стремился оставаться над ней, представляя Культуркампф в качестве борьбы между двумя общественно-политическими силами – либералами с одной и клерикалами с другой стороны. Он свел к необходимому минимуму свое собственное участие в этой кампании, что дало ему возможность несколько лет спустя пойти на примирение с католической церковью. К слову сказать, в определенной степени это использовал и Виндхорст, упрекавший канцлера в том, что тот стал рабом либерального большинства. Симптоматично, что само слово «Культуркампф» ввел в оборот отнюдь не Бисмарк, а Рудольф Вирхов, один из лидеров левых либералов.
Первым шагом в рамках Культуркампфа стал роспуск католического департамента прусского министерства культов, который последовал в июле 1871 года. Этот департамент, созданный в 1841 году, должен был обеспечивать соблюдение интересов религиозного меньшинства, каковым являлись католики в Пруссии, а затем и Германской империи. Нужно сказать, что веротерпимость была одной из давних и глубоко укоренившихся традиций прусской политической культуры, и борьба с политическим католицизмом рассматривалась многими современниками как нарушение этой традиции.
Одновременно в прессе была начата кампания против партии Центра, пока еще носившая достаточно сдержанный характер. Однако уже на данном этапе говорилось о союзе церкви с «красными» (то есть социалистами), против которого правительство вынуждено занять оборонительную позицию; если Ватикан не остановит партию Центра, государственное руководство полностью снимает с себя ответственность за возможные последствия. Попытки заключить социал-демократов и консервативных по своей сути католиков в одни скобки под именем «врагов империи» будут с неослабевающим упорством продолжаться в течение всего периода Культуркампфа.
Месяц спустя, в августе 1871 года, Бисмарк объявил министру культов фон Мюлеру, что «его целями является борьба с католической партией, особенно в польских областях, Западной Пруссии, Позене, Верхней Силезии – отделение церкви от государства, церкви от школы. Передача школьной инспекции светским лицам. Исключение религиозных уроков из школьных программ»[448]. В декабре 1871 года был принят имперский закон, вносивший изменения в уголовный кодекс. Теперь уголовно наказуемым становилось произнесение духовными лицами проповедей, направленных против «общественного мира», то есть против существующей государственной системы. Тем самым затыкался рот всем священникам, которые пытались протестовать против Культуркампфа с церковных кафедр. Так называемый «кафедральный параграф» открыл череду репрессивных законов, направленных на силовое подавление недовольства среди духовных лиц.
Категорически не согласный с этими установками, Мюлер был вынужден подать в отставку в январе 1872 года. Его преемником был назначен Адальберт Фальк, человек либеральных взглядов, который стал правой рукой «железного канцлера» в борьбе с католической церковью. Одновременно в прусскую палату депутатов был внесен законопроект о школьном надзоре, передававший права инспекции от церковных органов светским. В ходе дебатов Бисмарк произнес слова, которые задали тон всей последующей кампании против политического католицизма: «Вернувшись из Франции, я не мог рассматривать создание этой фракции иначе как мобилизацию партии против государства»[449]. Обвинения, которые глава правительства обрушивал на головы своих оппонентов, не оставляли сомнений – речь идет об объявлении войны. Войны, как утверждал Бисмарк, не против католической церкви как таковой, не против миллионов верующих, а лишь против политического католицизма и его заграничных кукловодов. Действительно, в течение определенного времени «железный канцлер» рассчитывал на то, что среди германских католиков произойдет раскол и значительная часть церковной организации встанет на сторону государства. Он просчитался – Культуркампф в значительной мере способствовал смягчению существовавших среди католического клира противоречий и консолидации его рядов. Политика правительства была поддержана лишь ничтожным меньшинством духовенства, сразу же оказавшимся в изоляции в своей собственной церковной среде.