Страница 40 из 129
Король предложил мне пройтись с ним по парку. Во время этой прогулки он дал мне прочесть программу на восьми больших страницах, исписанных убористым почерком. Она затрагивала все возможности тогдашней правительственной политики и останавливалась на деталях вроде реформы крейстагов. Оставляю открытым вопрос, служило ли уже это произведение основой для объяснений с моими предшественниками или оно должно было явиться мерой предосторожности против приписывавшейся мне консервативной прямолинейности. (…)
Мне удалось убедить его величество, что для него дело идет не о консерватизме или либерализме того или другого оттенка, а о том, быть ли королевской власти или парламентскому господству, и что последнее во что бы то ни стало следует предотвратить, хотя бы даже установив на некоторый период диктатуру. Я сказал: «Если при таком положении ваше величество повелите мне сделать что-либо с моей точки зрения неправильное, то я, правда, откровенно выскажу вам свое мнение, но, если вы все же будете стоять на своем, я предпочту погибнуть вместе с королем, нежели покинуть ваше величество в борьбе с парламентским господством». Это умонастроение было во мне в ту пору сильно и имело для меня решающее значение, так как я считал, что перед лицом национальных задач Пруссии голое отрицание и фраза тогдашней оппозиции пагубны в политическом отношении, и так как я питал к личности Вильгельма I столь глубокое чувство любви и преданности, что мысль погибнуть вместе с ним казалась мне, по тем обстоятельствам, вполне естественным и привлекательным завершением жизни.
Король разорвал программу и хотел бросить клочки с моста в сухой овраг парка, но я напомнил ему, что эти бумажки, исписанные всем известным почерком, могут попасть в весьма неподходящие руки. Он с этим согласился, сунул клочки в карман, чтобы потом предать их огню, и в тот же день назначил меня государственным министром и временно исполняющим обязанности председателя государственного министерства»[210].
Насколько верно это описание, судить сложно – других свидетелей той встречи не было. Однако вполне очевидно, что фразы о любви и преданности королю маскируют изящное решение весьма важной для Бисмарка задачи. Король поставил его в затруднительное положение, протянув уже готовую программу действий правительства. Если бы Бисмарк ее отверг, он продемонстрировал бы тем самым, что с самого начала собирается действовать наперекор монарху. Принять ее он тоже не мог, поскольку связал бы себе руки, даже не приступив еще к деятельности главы правительства. Единственным возможным решением было сделать так, чтобы монарх сам отказался от своей программы, и это ему блестяще удалось.
Мечта Бисмарка осуществилась. Он стал главой прусского правительства. Этот день Лотар Галл, оглядываясь на последствия прихода Бисмарка к власти, назвал «датой всемирно-исторического значения»[211]. Хотя это высказывание содержит известное преувеличение, с ним можно согласиться. Формальное назначение Бисмарка министром-президентом и министром иностранных дел состоялось 8 октября. К тому моменту он уже погрузился в пучину политических баталий.
По мнению одного из лучших знатоков биографии «железного канцлера», Лотара Галла, все, что тот делал в предшествующие месяцы вплоть до своего назначения министром-президентом, было четко рассчитанной стратегией. Однако никакой гарантии того, что эта стратегия в конечном счете приведет к успеху, не существовало. «В течение всего времени Бисмарк действовал в рамках тщательно скалькулированного оперативного плана. Ничто не было спонтанным решением, как считали многие при романтизированном прочтении его «эскапад». Приведет ли этот план к желаемой цели, мало зависело от Бисмарка, и последний знал это слишком хорошо. Положенный в основу стратегии расчет обстоятельств и поведения участников мог оказаться неверным в любой момент. Настоящей альтернативы в этот раз, в отличие от многих решающих ситуаций более поздней поры, у него не было. Если бы одна из сторон уступила, если бы король отрекся и прекратил борьбу, Бисмарк бы проиграл, вероятно, навсегда»[212].
Однако Галл, скорее всего, несколько драматизирует ситуацию. Вне всякого сомнения, план, которому следовал опытный дипломат, был тщательно рассчитан. Но в сложившейся ситуации не требовалось экстраординарных усилий для того, чтобы он увенчался успехом. Логика противостояния практически исключала возможность компромисса, и рано или поздно фигура Бисмарка должна была появиться на сцене. Гораздо сложнее, чем получить власть в свои руки, было удержать ее в дальнейшем.
Глава 7
Самый трудный год
В биографии Бисмарка можно при желании насчитать немало переломных моментов и судьбоносных решений. Однако совершенно особое место занимает в его жизни и карьере первый год пребывания на посту главы прусского правительства. Этот период – с осени 1862 года по осень 1863 года – можно без преувеличения назвать временем самых тяжелых испытаний, выпавших на долю «железного канцлера».
Никогда ни до, ни после этого у него не было так много врагов и так мало друзей. Никогда его положение не было – и не будет – настолько шатким. В ландтаге его, по сути, не поддерживала ни одна фракция, милость короля была весьма ненадежной величиной. Являясь объектом практически всеобщей ненависти, находясь в жестком противостоянии с парламентским большинством, не пользуясь популярностью в стране, имея множество противников при дворе и будучи вынужденным постоянно бороться за доверие нерешительного короля, от которого всецело зависел, Бисмарк упрямо проводил ту политику, которую считал необходимой. Можно спорить о том, насколько правильной она оказалась в исторической перспективе с точки зрения судьбы Германии в ХХ веке, однако невозможно не восхищаться тем упорством, выдержкой и искусством политика, которые проявил Бисмарк в эти судьбоносные для него и для Пруссии месяцы.
Уже сам факт прихода Бисмарка к власти вызвал бурю негативных эмоций в самых различных кругах. «Бедная мама, каким горьким станет для нее назначение ее смертельного врага!» – записал в своем дневнике 23 сентября кронпринц[213]. Вильгельм счел даже нужным отправить супруге длинное письмо, в котором почти извиняющимся тоном сообщал: «Я знаю, что ты будешь очень недовольна тем, что я выбрал Бисмарка, но мой внутренний голос говорит мне, что я должен действовать так, если не хочу поставить страну на карту. (…) Я прошу тебя спокойно переждать ближайшее время и, вернувшись сюда, подробно переговорить с Бисмарком, чтобы лично убедиться в том, что он совершенно правильно смотрит на вещи и оценивает их в соответствии с моими указаниями. Он ни в коем случае не упрям, не слеп и не своеволен, признает огромную сложность момента, но вместе со мной полагает, что только определенность, последовательность и твердость смогут удержать нас на поверхности бушующего моря. (…) С тех пор как я принял решение, я впервые с момента моего возвращения из Бадена спокойно заснул ночью. Предыдущие ночи были ужасны – таких не пожелаешь и врагам»[214]. Прежний друг и покровитель, Людвиг фон Герлах, сознававший всю существующую между ними пропасть, писал в эти же дни о Бисмарке: «Пусть Господь защитит его от него самого, от искушений его честолюбия и эгоизма, и позволит ему понять, что катехизис актуален и для государственных мужей»[215]. Практически весь дипломатический корпус был настроен против нового министра иностранных дел.
Волна возмущения поднялась и среди прусских либералов. В назначении на пост главы правительства человека, который пользовался репутацией твердолобого юнкера и закоренелого реакционера, они увидели стремление монарха прибегнуть к любым средствам, чтобы не следовать воле парламента. «Использование этого человека – это выстрел последним, самым мощным снарядом из всех, которые только есть у реакции, – писала одна из еженедельных газет, близких к «Национальному союзу». – Даже если он чему-то и научился, он ни в коем случае не является полноценным государственным мужем, а всего лишь авантюристом самой обычной масти, который заботится только о сегодняшнем дне»[216]. Примечательно, что автором этой статьи был автор термина «реальполитик» Рохау. Впрочем, даже значительная часть консерваторов настороженно встретила назначение Бисмарка.