Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 129

Резко оживился немецкий национализм, начали бурно развиваться спортивно-патриотические союзы. Либеральные и национальные ценности соединились в один комплекс, все большее количество людей воспринимали старую абсолютистскую систему как препятствие на пути германского единства. В 1844 году произошло знаменитое восстание силезских ткачей. За ним в 1845–1846 годах последовал страшный неурожай на всем Европейском континенте, повлекший за собой нехватку хлеба и картофеля. Цены на элементарные продукты питания выросли во много раз. Забурлили и город, и деревня. Весна 1847 года стала временем восстаний – так называемых «картофельных бунтов», прокатившихся по всему прусскому государству. Апофеозом этих процессов можно назвать разразившийся в 1847 году торгово-промышленный кризис. Далеко не лучшим было финансовое положение королевства.

До определенного момента все эти события, казалось, проходили мимо внимания Бисмарка, который был целиком погружен в свой внутренний кризис. Политикой он практически не интересовался, лишь периодически замещал Бернгарда на посту ландрата. Только в 1846 году Бисмарк решил направить свои усилия в новое русло. Начал он с того, что в конце года занял чисто общественную должность, название которой можно перевести как «начальник плотин» – в его задачи входило наблюдение за ирригационными сооружениями на одном из участков Эльбы с целью не допустить разрушительных последствий паводков. Его предшественник ушел в отставку в связи с тем, что не смог предотвратить в 1845 году весьма масштабных последствий наводнения, затронувшего в том числе и Шенхаузен. Со своей задачей Бисмарк справился достаточно успешно, однако его амбиции невозможно было удовлетворить столь незначительным постом. Судя по всему, для него это была лишь промежуточная стадия, призванная доказать окружающим его пригодность к общественно полезной деятельности и несколько поколебать репутацию «бешеного юнкера». Теперь он претендовал на депутатское кресло в провинциальном ландтаге.

Провинциальные ландтаги (провинциальные сословия) были выборными органами, созданными в прусских провинциях в 1823 году. Избирательным правом обладали только землевладельцы. При этом половина депутатов избиралась дворянами-помещиками, треть – городскими собственниками и шестая часть – владельцами крупных крестьянских хозяйств. Полномочия провинциальных ландтагов были весьма ограничены и, по сути, сводились к чисто совещательным функциям при правительстве провинции, какими-либо законодательными полномочиями они обладали лишь в отношении узкого круга сугубо местных вопросов. В июле 1846 года Бисмарку удалось стать заместителем депутата от дворянства округа Ерихов в ландтаге провинции Саксония. Тот факт, что ему не удалось получить полноценного мандата, был тем более разочаровывающим, что политическая жизнь Пруссии в эти месяцы заметно активизировалась.

Для получения внутренних и внешних займов королевству Гогенцоллернов требовалось, чтобы их одобрило хоть какое-нибудь народное представительство – в противном случае крупные финансисты, в значительной степени придерживавшиеся либеральных воззрений, не соглашались давать деньги. В связи с этим Фридрих Вильгельм IV заявил о своем намерении собрать в Берлине депутатов всех провинциальных сословных представительств в рамках так называемого Соединенного ландтага, который должен был, в частности, заняться вопросами финансирования проекта Восточной железной дороги – важного по политическим и стратегическим соображениям, но довольно трудноокупаемого с коммерческой точки зрения. Бисмарк приложил достаточно много усилий к тому, чтобы попасть в число депутатов, однако все они не увенчались успехом. В конце 1846 года он попытался привлечь к себе внимание, развив бурную деятельность против намечавшейся отмены судебных полномочий прусских помещиков. Он разработал план действий, с которым выступал на различных собраниях провинциального дворянства, а в марте 1847 года даже ездил в министерство юстиции в Берлине, где принимал участие в совещаниях, посвященных реформе. Единственным позитивным итогом этих усилий стало укрепление его связей с Герлахами.

11 апреля 1847 года Соединенный ландтаг начал свою работу. К этому моменту кризисные явления в Пруссии набирали обороты. Либеральные идеи становились все более популярными, даже среди представителей дворянства распространялось мнение о необходимости введения конституции. За счет депутатов западных провинций Пруссии в Соединенном ландтаге, который являлся, по словам Р. Шмидта, «первым большим парламентом на германской земле»[50], доминировали либералы. Консерваторы, считавшие необходимым сохранить все прерогативы короны, оказались в меньшинстве. Тем не менее король, открывая ландтаг, заявил, что «никогда между Господом на небесах и этой страной не вторгнется исписанный лист бумаги», тем самым четко обозначив свою позицию по конституционному вопросу. В свою очередь, депутаты потребовали утвердить периодичность созыва Соединенного ландтага, сделав тем самым первый шаг к его превращению в полновластный парламент. Так с самого начала стало очевидным, что деятельность сословного представительства будет проходить под знаком противоборства короны и либерального большинства – путь, с которого начинались многие европейские революции.

Сначала Бисмарк вынужден был наблюдать за происходящим со стороны. Однако вскоре ему помог случай: в начале мая заболел один из депутатов, и 8 мая молодой заместитель смог занять его кресло в Соединенном ландтаге. При описании этого события любого биографа подстерегает соблазн порассуждать о том, как сложилась бы дальнейшая судьба нашего героя при ином развитии событий. Представляется, однако, что даже в том случае, если бы Бисмарк не стал депутатом Соединенного ландтага, начавшаяся вскоре революция все равно предоставила бы ему достаточно возможностей выступить на политической арене.



Разумеется, статус депутата сам по себе не удовлетворял Бисмарка. Для него это был не более чем инструмент, необходимый для удовлетворения амбиций. Сложно сказать, насколько четко в голове будущего канцлера сформировалось к тому моменту желание посвятить свою жизнь политике. Очевидно, поначалу это была лишь возможность высвободить свою энергию путем, не вызывавшим у него самого внутреннего раздражения. Однако затем молодой депутат во всевозрастающей степени входил во вкус политической деятельности, в конечном счете вернувшись к своим юношеским мечтам о дипломатической карьере.

На первых порах главной задачей Бисмарка стало привлечь к себе всеобщее внимание в палате, состоявшей из примерно шестисот депутатов. Задача эта была не так сложна, как кажется на первый взгляд. Необходимо было лишь в полную силу проявить риторическое искусство – столь ярко обозначившее себя в письме к господину фон Путткаммеру – и те черты характера, которые обеспечили ему в свое время репутацию «бешеного юнкера»: решительность, энергичность, упорство в отстаивании своих интересов и готовность идти наперекор общественному мнению.

В Соединенном ландтаге Бисмарк сразу же примкнул к лагерю консерваторов, защитников старого порядка, неограниченных прав и прерогатив короны. Мотивы этого решения объясняются достаточно просто. С одной стороны, монархическое прусское начало казалось ему достаточно привлекательным еще в годы учебы. Именно консерваторы были защитниками того патриархального мира прусских поместий, в котором Бисмарк чувствовал себя так комфортно. Пиетисты, оказавшие большое влияние на развитие молодого человека, также имели весьма реакционные политические взгляды, считая, что власть короля основана на божественной воле, а существующий в государстве порядок является незыблемым и священным. И, наконец, практически все близкие друзья и родственники Бисмарка принадлежали к консервативному лагерю.

Покровителем молодого депутата достаточно быстро стал – и продолжал им оставаться в течение нескольких лет – генерал-адъютант короля Леопольд фон Герлах. Вместе со своим братом, правительственным президентом Людвигом фон Герлахом, он принадлежал к числу лидеров консерваторов. В своих мемуарах Бисмарк написал о нем: «Он был благородной натурой, широкого размаха, но не таким фанатиком, как его брат, президент Людвиг фон Герлах; в обыденной жизни он был скромен и беспомощен, как дитя, но политик он был смелый, с широким кругозором, ему мешала только его флегматичность. Я помню, как мне пришлось однажды в присутствии обоих братьев, президента и генерала, следующим образом высказаться по поводу сделанного им упрека в непрактичности: «Если бы мы втроем увидели сейчас в окно, что на улице произошел несчастный случай, то господин президент пустился бы в связи с этим в остроумные рассуждения о недостатке в нас веры и несовершенстве наших учреждений; генерал сказал бы в точности, что следовало сделать, чтобы помочь беде, но не двинулся бы с места; и только я вышел бы на улицу или позвал бы людей на помощь» (…) Человек благородного и самоотверженного характера, верный слуга короля, но ни морально, ни, может быть, даже физически – из-за своей тучности – не способный быстро осуществлять свои правильные идеи. (…) Он душой и телом стоял за короля, даже в тех случаях, когда тот, по его мнению, заблуждался»[51]. К кругу Герлахов принадлежали также генерал-адъютанты Густав фон Раух и Эдвин фон Мантойфель, а также один из ведущих идеологов политического консерватизма XIX века Фридрих Юлиус Шталь.