Страница 115 из 129
Параллельно Бисмарк искал контакт с Великобританией. В условиях нараставшего сближения Парижа и Петербурга он счел необходимым предложить сотрудничество Лондону, у которого имелись трения по колониальным вопросам и с Россией, и с Францией. В январе 1889 года был предпринят первый зондаж на предмет заключения оборонительного договора против французской агрессии. Бисмарк подчеркивал, что это соглашение должно способствовать «не усилению на случай войны, а ее предотвращению»[638], и готов был предоставить своему партнеру для размышления любое необходимое количество времени. Одновременно он заявил в рейхстаге: «Я рассматриваю Англию как старого и традиционного союзника, с которым у нас нет конфликтующих интересов»[639]. Однако после двухмесячного размышления британский премьер-министр лорд Солсбери заявил, что не может ответить на германское предложение ни согласием, ни отказом. Тем не менее в принципе от сотрудничества с Берлином он не отказался. Бисмарк понял это совершенно правильно – как стремление при необходимости опереться на Германию против России, не давая ничего взамен.
Вильгельм не понимал и не одобрял тонкой дипломатической игры, которую вел канцлер. Он считал Германию достаточно сильной для того, чтобы не заботиться о плетении хитрой паутины дипломатических комбинаций. В этом он опирался на значительную часть немцев, не понимавших, почему великая держава должна вести себя как можно скромнее. Даже в ведомстве иностранных дел Бисмарка критиковали за его спиной за старческую боязливость и избыточную осторожность. К тому же к военным кайзер прислушивался в гораздо большей степени, чем к политическому руководству. Вальдерзее, ставший в 1888 году преемником Мольтке, имел на молодого императора в эти годы значительное влияние. Поэтому попытка Бисмарка в 1889 году улучшить отношения с Россией, включавшая в себя допуск российских ценных бумаг на берлинскую биржу, в конечном счете провалилась благодаря действиям кайзера. Вильгельм сознательно занял антироссийскую позицию, провоцируя Петербург своими высказываниями и своим визитом в Стамбул и обвиняя престарелого канцлера в русофильстве.
В течение 1889 года отчуждение между Бисмарком и Вильгельмом II нарастало. «Новый помещик не находит общего языка со старым управляющим», – образно заявил Бисмарк в декабре[640]. Тем не менее добровольно уходить в отставку он не собирался. Политика стала настолько важной составной частью его жизни, что «железный канцлер» был не в состоянии отказаться от нее и удалиться на покой. Однако в этот период против него начала формироваться весьма опасная коалиция, включавшая в себя императора, военных и широкий спектр политических сил, недовольных «диктатурой канцлера». Даже национал-либералы, верная опора Бисмарка, были готовы отказать ему в поддержке. Не лучшим образом сказался на позициях главы правительства и тот факт, что время с конца мая 1889 года до конца января 1890 года он с небольшими перерывами провел во Фридрихсру, лишь изредка появляясь в Берлине. К разногласиям прибавились сомнения в работоспособности старика.
Кризис разразился в конце 1889 года. Главным предметом обсуждений на открывшейся 22 октября сессии рейхстага стал «исключительный закон», который Бисмарк планировал ужесточить еще больше, в частности сделав его бессрочным. Канцлер планировал в полной мере использовать ту благоприятную ситуацию, которая сложилась для него в рейхстаге после выборов 1887 года. Однако он переоценил как крепость «картеля», так и готовность входивших в него партий следовать в кильватере политики «железного канцлера». Национал-либералы, уже планировавшие скорую предвыборную кампанию, высказались за смягчение законодательства против социал-демократии.
Спор между канцлером и правыми либералами перерос в конфликт Бисмарка и Вильгельма. На заседании коронного совета 24 января 1890 года император заявил, что готов пойти на смягчение «исключительного закона». При этом он произнес длинную напыщенную речь, в которой театрально встал на сторону рабочих, которых предприниматели выжимают как лимон, и заявил о своем намерении стать «королем бедных». Ничуть не впечатленный Бисмарк возразил ему, предупредив, что любые уступки приведут к печальным последствиям, и если император в столь важном вопросе придерживается иного мнения, то он, канцлер, зря занимает свое место. Затем он предложил высказаться присутствовавшим прусским министрам, которые заранее обязались поддержать своего шефа. Вильгельм оказался в изоляции. Это была победа Бисмарка, но победа пиррова. Честолюбивый император не простил канцлеру перенесенного унижения. Присутствовавший на заседании Микель вспоминал: «Мы разошлись с чувством, что между канцлером и его господином произошел непоправимый разрыв»[641].
4 февраля император нанес ответный удар, опубликовав без ведома канцлера два указа. Один касался подготовки международной конференции по защите рабочих; второй обязывал ответственных чиновников начать разработку нового пакета социальных законов. Государство, как писал Вильгельм, должно «так упорядочить время, продолжительность и характер работы, чтобы обеспечить сохранение здоровья, соблюдение этики, внимание к экономическим потребностям рабочих и их требованиям законного равноправия»[642]. Сделано это было явно в пику Бисмарку, который в тот же вечер счел необходимым публично дистанцироваться от распоряжений императора. «Я боюсь, я стою у Вашего Величества на пути», – заявил канцлер на аудиенции четыре дня спустя. Помолчав, Вильгельм ответил: «Но новый военный закон вы еще проведете через рейхстаг?»[643] Перспективы «железного канцлера» рисовались совершенно четко.
Информация о конфликте между императором и Бисмарком во все большем объеме проникала в прессу и становилась достоянием общественности. На данном этапе, однако, никто не рассматривал это как непоправимое бедствие; большинство немцев следили за развитием ситуации с достаточно равнодушным вниманием. Это было плохим предзнаменованием для Бисмарка, который привык использовать друг против друга различные общественные и политические силы. В сложившихся условиях опереться ему оказалось практически не на кого.
Тем не менее канцлер продолжал упорно бороться за власть. Многим историкам эта борьба представлялась чем-то унизительным для выдающегося государственного деятеля, слабостью старика, не способного достойно и своевременно покинуть свой пост. Однако на протяжении всей своей политической карьеры Бисмарку далеко не один раз приходилось отстаивать свои позиции в условиях, когда, казалось, все вокруг были против него. В тех ситуациях он проявлял завидное упорство и выходил победителем; было бы в высшей степени странным, если бы в данном случае он повел себя иначе и сдался до того, как потерпел полное поражение.
«Причины, по которым моя политическая совесть не позволяла мне уйти в отставку, – напишет потом Бисмарк в мемуарах, – лежали в другой плоскости, а именно во внешней политике, с точки зрения как империи, так и германской политики Пруссии. Доверие и авторитет, которые я в течение долгой службы приобрел при иностранных и германских дворах, я не в состоянии был передать другим. С моим уходом этот капитал должен был погибнуть для страны и для династии. В бессонные ночи у меня было достаточно времени взвесить этот вопрос на весах своей совести. Я пришел к убеждению, что для меня является долгом чести терпеть и что инициативу своей отставки и ответственность за нее я не должен брать на себя, а предоставить ее императору»[644]. И еще, несколько страниц спустя: «Хотя я был вполне убежден, что император хотел от меня отделаться, но моя привязанность к трону и сомнения в будущем вынуждали меня считать, что будет трусостью уйти в отставку, не исчерпав всех средств для предотвращения опасности и для защиты монархии»[645]. Задним числом «железный канцлер» пытался выдать нужду за добродетель.
20 февраля 1890 года состоялись очередные выборы в рейхстаг. «Картель», и без того раздираемый внутренними противоречиями, был буквально разгромлен, потеряв в общей сложности 85 мандатов. Особенно серьезное поражение потерпели национал-либералы – от 107 мест осталось только 41. За счет этого серьезно усилились левые либералы и – самое неприятное для Бисмарка – социал-демократы. Фракция германских левых в рейхстаге выросла с 9 до 35 депутатов. Что было еще тревожнее, социал-демократам удалось собрать почти 20 % голосов. Это был лучший результат среди всех участвовавших в выборах партий. Итоги февральских выборов 1890 года знаменовали собой оглушительный провал внутренней политики Бисмарка. Фактически они окончательно предопределили его отставку; однако сам глава правительства еще не почувствовал, что проиграл войну.