Страница 112 из 129
События в Болгарии, спровоцировавшие очередной кризис на Балканах, вызвали серьезное обострение отношений между Россией и Австро-Венгрией. Бисмарк в данной ситуации пытался в течение некоторого времени выступать посредником между обеими сторонами, однако довольно быстро оставил эту стратегию. Нагнетание напряженности необходимо было ему не в последнюю очередь для того, чтобы создать благоприятную обстановку на предстоявших выборах в рейхстаг. Поэтому, когда российские дипломаты осенью 1886 года начали зондировать почву по поводу возможного сближения Берлина и Петербурга за счет Вены, ответ «железного канцлера» оказался достаточно жестким: «Если мы останемся нейтральными в нежелательной для нас войне между двумя нашими друзьями, мы подвергаемся опасности, что впоследствии оба станут нашими противниками. (…) Судьба Болгарии и Восточный вопрос в целом по-прежнему не являются для нас причиной какой-либо войны. Однако наша заинтересованность в сохранении Австрии и хороших отношений с ней достаточно велика для того, чтобы толкнуть нас против нашей воли в войну, если австрийская монархия окажется под серьезной угрозой»[619]. Пресса обеих стран развернула ожесточенную кампанию, газеты предсказывали возможный вооруженный конфликт между ними уже в ближайшем будущем. Российские войска начали концентрироваться вдоль западных границ страны.
Возобновление Союза трех императоров стало после этих событий практически невозможным. В Петербурге не желали и слышать ни о каком соглашении с Австрией. Одна из конструкций, обеспечивавших доминирующее положение Германии в Европе и ее безопасность, рухнула. Параллельно во второй половине 1880-х интенсифицировались российско-французские контакты, заинтересованность в которых демонстрировали обе стороны. Ситуация принимала не слишком благоприятный для Берлина оборот.
Одновременно до предела обострились германо-французские отношения. Во многом это было связано с деятельностью генерала Жоржа Буланже, ставшего в январе 1886 года французским военным министром. Буланже, являясь сторонником войны с Германией, открыто призывал к реваншу и использовал всю свою власть и влияние для того, чтобы ускорить непосредственную подготовку армии к вооруженному конфликту. Для Бисмарка, которому международная напряженность помогала справиться с внутриполитическими проблемами, это оказалось как нельзя кстати. С другой стороны, события 1886 года вызвали к жизни серьезный конфликт «железного канцлера» с военным руководством, на сей раз в лице генерал-квартирмейстера прусского Генерального штаба Альфреда фон Вальдерзее, игравшего роль заместителя престарелого Мольтке.
Вальдерзее был назначен на эту должность в 1882 году и сразу же стал претендовать на серьезное влияние в политических вопросах. Он горячо выступал за скорейшую превентивную войну. При этом Вальдерзее питал к политическому руководству страны гораздо меньше пиетета, чем сам Мольтке: «Государственная власть может лишь создать для нации наиболее благоприятную с военно-стратегической точки зрения исходную позицию, поскольку последнее слово все равно скажут мечи»[620]. Соответственно, достаточно быстро он вступил в конфликт с Бисмарком, изначально симпатизировавшим новому генерал-квартирмейстеру. Уже в 1886 году пути двух деятелей окончательно разошлись. «В этот момент среди военного руководства едва ли удалось бы найти человека, который бы не верил в преимущества превентивного удара по России», – писали впоследствии немецкие исследователи[621]. Обуздать горячие головы в Генеральном штабе стоило Бисмарку немалых усилий.
Пиком кризиса в германо-французских отношениях стал произошедший в апреле 1887 года «инцидент Шнебеле». Это была целенаправленная провокация, в ходе которой французского чиновника заманили на немецкую территорию и там арестовали. В принципе, подобные вещи были повседневным явлением в отношениях двух далеко не дружественных держав, однако момент благоприятствовал тому, чтобы пресса по обе стороны границы раздула случившееся до невероятных размеров. Буланже требовал предъявления Германии ультиматума и мобилизации французской армии. Однако до войны дело не хотели доводить ни в Париже, ни в Берлине. По личному распоряжению Бисмарка Шнебеле был выпущен на свободу, а в конце мая Буланже ушел в отставку со своего поста.
В том же 1887 году «железному канцлеру» удалось добиться двух серьезных внешнеполитических успехов. Первым из них стало образованием так называемой «Средиземноморской антанты» в составе Великобритании, Италии и Австро-Венгрии. Стороны подписали соглашение, в соответствии с которым обязывались поддерживать существующее «статус-кво» в бассейне Средиземного моря. Кроме того, договор включал в себя гарантии целостности Турции, которая не должна была никому передавать своих прав на Болгарию. Защита целостности и независимости Османской империи должна была осуществляться участниками соглашения даже против ее воли. Договор, таким образом, носил явно антироссийский характер. Хотя Германия напрямую не участвовала в «Средиземноморской антанте», последняя была в значительной степени плодом усилий Бисмарка. Именно Берлин выступил с идеей подписания подобного пакта, и «железный канцлер» приложил большие усилия к тому, чтобы преодолеть колебания англичан. Он даже продемонстрировал Солсбери текст секретного австро-германского альянса, чтобы доказать, что Берлин в случае вооруженного конфликта не останется в стороне. Фактически подписание договора означало вовлечение Лондона в орбиту германской системы союзов.
Вторым успехом стало восстановление «провода в Петербург». Несмотря на то что российская дипломатия начала все в большей степени ориентироваться на Францию, окончательно портить отношения с Германией на берегах Невы не хотели. Естественно, ни о каком возобновлении Союза трех императоров с участием Австро-Венгрии речь уже не шла. В январе 1887 года состоялись первые переговоры на предмет заключения двустороннего пакта о нейтралитете. Однако до конструктивного обсуждения дело дошло только в апреле. Между участниками диалога сразу же обнаружились серьезные противоречия. Если российская сторона хотела получить полную свободу рук в отношении Австрии, то Бисмарк подчеркивал, что не бросит Вену на произвол судьбы. В конце концов он даже продемонстрировал своему визави, российскому послу в Берлине Шувалову, текст секретного австро-германского союза 1879 года.
18 июня после долгих переговоров был наконец подписан документ, вошедший в историю как «Договор перестраховки». Он обеспечивал каждому из партнеров доброжелательный нейтралитет другой стороны в том случае, если он подвергнется нападению третьей державы. В случае войны России с Англией или Турцией Германия обязывалась сохранять нейтралитет при любых обстоятельствах. В секретном дополнительном протоколе Бисмарк признал Болгарию сферой российских интересов, а также не возражал против захвата Россией черноморских проливов. Срок действия соглашения составлял три года, договор являлся строго секретным. Он позволял Бисмарку в значительной степени устранить негативные последствия развала Союза трех императоров, замедлив дрейф России в сторону союза с Францией. Однако «железный канцлер» прекрасно отдавал себе отчет в том, что это соглашение также не пройдет испытания серьезным кризисом.
И современники, и исследователи достаточно много спорили о том, в какой степени «Договор перестраховки» противоречил австро-германскому союзу. Критики «железного канцлера» нередко высказывали мнение, что он, оказавшись в сложной ситуации, связал Германию противоречивыми обязательствами, совершив предательство по отношению к Вене. Однако в реальности ни Петербург, ни Вена не получили карт-бланш на развязывание конфликта; система союзов Бисмарка была рассчитана не на то, чтобы занять чью-то сторону в случае начала войны, а на то, чтобы не допустить войны в принципе. Могло ли это стремление увенчаться успехом в долгосрочной перспективе, сказать сложно. В любом случае, альтернативных вариантов действий в тот момент не было. Сохранение «провода в Петербург» позволяло, помимо всего прочего, сохранять свободу рук в отношении Вены и не становиться заложниками австро-германского союза. «Надежность наших отношений с австро-венгерским государством, – заявлял Бисмарк в 1888 году, – зависит по большей части от возможности в том случае, если Австрия преподнесет нам неприятные сюрпризы, договориться с Россией»[622].