Страница 111 из 129
Непосредственный старт германской колониальной экспансии дало приобретение в мае 1883 года бременским купцом Людерицем земель вокруг бухты Ангра Пекена на юго-западном побережье Африканского континента, на территории современной Намибии. Быстро расширив границы подконтрольной территории, Людериц осознал, что в одиночку не сможет удержать эти владения, особенно учитывая опасное соседство с Капской колонией англичан, которые вряд ли стали бы всерьез считаться с правами немецкого торговца. Поэтому новоявленный колонизатор обратился за поддержкой в Берлин. Ответом, неожиданно для многих, стала направленная Бисмарком 24 апреля 1884 года германскому консулу в Капштадте телеграмма, в которой канцлер заявлял, что владения Людерица теперь находятся под защитой рейха. Начало формированию германской колониальной империи было положено.
Сам канцлер при этом подчеркивал, что речь идет не о колониях в собственном смысле слова, а о «подзащитных областях», в которых имперское правительство ограничивается тем, что оберегает созданные частными предпринимателями компании от политического давления со стороны иностранных конкурентов. «Мы не хотим тепличных колоний, а лишь защиты самостоятельно развивающихся предприятий», – заявил он 23 июня 1884 года в бюджетной комиссии рейхстага[614]. В течение следующего года число «подзащитных областей» стремительно расширялось. В июле 1884 года канонерская лодка «Меве» совершила стремительный рейд вдоль западного побережья Африки, подняв германский флаг в Того и Камеруне. 27 февраля 1885 года под защиту империи была принята территория в Восточной Африке, приобретенная незадолго до этого предпринимателем и авантюристом Карлом Петерсом, – ее границы приблизительно совпадают с границами нынешней Танзании. В мае того же года «подзащитной областью» стало северо-восточное побережье Новой Гвинеи и ряд островов в Тихом океане.
Разумеется, стремительная колониальная экспансия Берлина вызвала недовольство в Лондоне. Сначала поведение немцев не принимали всерьез, продолжая считать, что масштабных действий в этом направлении от Берлина ждать не приходится. Однако вскоре ситуация изменилась. В июне 1884 года находившийся в Лондоне Герберт фон Бисмарк провел переговоры с представителями британского министерства иностранных дел, в ходе которых заявил, что Германия по-прежнему не собирается приобретать колонии, а лишь защищает своих предпринимателей. «Потом вы все равно придете к колониям, у нас все начиналось таким же образом, и вы не сможете этого избежать», – гласил ответ[615]. Однако на прямо поставленный вопрос британский министр иностранных дел лорд Гренвилл вынужден был дать ответ, что у Британии нет формальных оснований протестовать против немецкой экспансии. Предпринятая министром колоний Дерби попытка ограничить размер германских владений в Юго-Западной Африке, быстро окружив их кольцом британских территорий, также не имела успеха.
Бисмарк считал необходимым жестко защищать германские права на заморские территории. «Внимание к чувствам англичан ведет только к тому, что их запросы растут и они укрепляются в ошибочном мнении, что мы, не требуя ничего взамен, будем и в дальнейшем, как многие годы до этого, ставить нашу политику на службу англичанам», – писал он в августе 1884 года[616]. Поскольку британцы в этот момент были вовлечены в колониальный спор с Францией из-за Египта, они ничего не могли противопоставить германской экспансии и вынуждены были скрепя сердце принять ее.
Одновременно Бисмарк считал нужным поддерживать Париж во всех его колониальных спорах с Лондоном. На конференции по Египту в июле 1884 года Германия и Франция действовали единым фронтом, оставив Англию в изоляции. Пик сотрудничества был достигнут на конференции по Конго, состоявшейся зимой 1884/85 года в Берлине. Здесь немцы и французы совместно остановили британскую экспансию в Западной Африке, утвердили в бассейне реки Конго принцип свободной торговли и способствовали созданию здесь формально независимого государства под скипетром бельгийского монарха.
Однако в то же время Бисмарк не хотел перегибать палку и идти на слишком серьезный конфликт с Британией. Его задача заключалась в том, чтобы продемонстрировать Лондону свою силу и готовность защищать интересы, показать, что хорошие отношения с Германской империей не есть что-то само собой разумеющееся и не требующее усилий. В марте 1885 года на переговорах, проведенных в Лондоне Гербертом, было достигнуто соглашение, которое признавало за Германией все уже приобретенные ею территории, однако ставило границы дальнейшей колониальной экспансии Берлина. На этом история колониальной политики Бисмарка фактически завершилась. Казалось, канцлер вновь полностью утратил к ней всякий интерес. Несколько лет спустя, разговаривая с одним из энтузиастов колониальной экспансии, развернувшим перед ним карту Африки, Бисмарк произнес ставшую знаменитой фразу: «Ваша карта Африки очень хороша, однако моя карта Африки находится в Европе. Здесь Россия, а здесь Франция, а мы в середине. Вот моя карта Африки»[617].
Все это вновь ставит перед нами вопрос о том, почему Бисмарк в середине 1880-х годов очертя голову бросился в омут колониальной политики. Очевидный интерес Германии заключался в том, чтобы не встревать в территориальные споры других держав, а извлекать из них максимальную выгоду для себя. С этой точки зрения колониальная экспансия представлялась действительно бессмысленной и даже вредной авантюрой. Единственное ее значение в контексте внешней политики заключалось в том, чтобы продемонстрировать жесткость по отношению к Англии, сделав ее более склонной к сотрудничеству. Однако добиться реализации этой цели не удалось.
Другой мотив, о котором часто говорится, – интересы германских предпринимателей, оказывавших давление на правительство. Действительно, сторонниками колониальной экспансии выступали, как уже говорилось выше, многие влиятельные деятели из различных сфер. Тем не менее переоценивать значение колоний для немецкого бизнеса тоже нельзя, критической необходимости для германской экономики в них не было, и Бисмарк это прекрасно понимал. Что, разумеется, не исключает того обстоятельства, что экономические соображения играли определенную роль в развитии немецкой колониальной экспансии. В конце концов, защите интересов немецкой торговли канцлер и раньше уделял достаточно много внимания.
Ключом к пониманию действий Бисмарка является внутриполитическая ситуация в Германии. В 1884–1885 годах «железный канцлер» отчаянно искал средство, которое помогло бы ему улучшить свои позиции по отношению к рейхстагу. Естественно, что при этом он не оставлял без внимания ни один популярный лозунг, способный привлечь избирателей. Приобретение колоний, писал он германскому послу в Лондоне графу Мюнстеру, «жизненно важно для нас уже исходя из соображений внутренней политики (…) Общественное мнение в Германии придает сегодня колониальной политике столь значительный вес, что положение правительства в значительной степени зависит от ее успеха»[618]. Еще одна вполне вероятная задача заключалась в том, чтобы обострением отношений с Великобританией нанести удар либеральному окружению кронпринца, выступавшему за сближение с Лондоном.
Претворить в жизнь популярный в обществе проект канцлеру помогло «окно возможностей», открывшееся в 1884–1885 годах, когда ни один из крупных игроков не мог всерьез помешать Германии, чьи внешнеполитические позиции были исключительно благоприятными. Однако уже весной 1885 года это «окно возможностей» начало закрываться. На повестку дня встали куда более значительные проблемы, чем приобретение территорий в Африке и Океании. Канцлер вновь оказался глух к пропагандистам колониальной экспансии, которых изначально рассматривал не как долговременных союзников, а как сугубо тактический инструмент.
В апреле 1885 года глава французского правительства Жюль Ферри вынужден был уйти в отставку. На смену ему пришел Анри Брессон, настроенный против всякого примирения с Германией. В отношения двух соседей вернулась прежняя напряженность. В сентябре того же года разразился очередной кризис на Балканах: В Восточной Румелии – южной части Болгарии, остававшейся в соответствии с решениями Берлинского конгресса в составе Османской империи, – вспыхнуло восстание, итогом которого стало объединение страны. Это вызвало резко негативную реакцию России, отношения которой с Болгарским княжеством оставляли в последнее время желать лучшего. Князь Александр, урожденный принц Баттенберг, предпочитал ориентироваться на Австро-Венгрию и сумел навлечь на себя ненависть своего дяди – российского императора Александра III. Поэтому в Петербурге не желали объединения Болгарии, опасаясь, что новое государство станет сателлитом Вены. Российская дипломатия призвала страны, участвовавшие в Берлинском конгрессе, выступить в защиту прав Турции, однако не добилась ровным счетом никакого успеха.