Страница 37 из 77
Останавливаемся у двери в технический кабинет. Он снова достает ключи, выбирает нужный, и мы входим в темное помещение.
— Сюда.
Пол показывает на стеллаж, полки которого уставлены пыльными коробками. В каждой десятки слайдов. В комнате побольше — я был там всего один раз, — за еще одной запертой дверью, хранится основная часть университетской коллекции слайдов.
Пол быстро отыскивает нужную коробку и ставит на полку перед собой. На приклеенной сбоку бумажке всего два неряшливо написанных слова — «КАРТЫ РИМА». Из другой коробки он достает слайдовый проектор, который подключает к сети. Щелчок — и на противоположной стене появляется неясное изображение. Пол настраивает резкость.
— А теперь скажи, что мы здесь делаем.
— Может быть, Ричард был прав? Что, если Винсент действительно украл у него дневник тридцать лет назад?
— Весьма вероятно. Но какое это теперь имеет значение?
Пол начинает говорить быстрее:
— Поставь себя на место Винсента. Ричард уверен, что дневник — единственный путь к пониманию «Гипнеротомахии». Ты считаешь его профаном, мальчишкой с университетским дипломом, не более того. И тут появляется кое-кто еще. Еще один ученый.
Судя по тому, с каким уважением произнесены последние слова, Пол имеет в виду моего отца.
— В одно мгновение он становится лишним. Они оба утверждают, что ответ содержится в дневнике. Ты же сам загнал себя в угол утверждениями, что дневник не имеет никакой ценности, что портовый смотритель всего лишь мошенник и жулик. И больше всего на свете ты не любишь признавать свою неправоту. Что же делать?
Пол пытается убедить меня в возможности того, в чем я давно не сомневаюсь: Винсент Тафт — вор.
— Понял. Продолжай.
— Ты крадешь дневник, но не можешь разобраться в нем, потому что всегда смотрел на «Гипнеротомахию» не с той стороны. Без зашифрованных посланий Франческо его не понять. Что дальше?
— Не знаю.
— Но ты вовсе не намерен его выбрасывать только из-за того, что не можешь понять.
Я киваю.
— Ты оставляешь его у себя. Хранишь в надежном месте. Может быть, в сейфе у себя в офисе.
— Или дома.
— Верно. Проходят годы, и появляется мальчишка, который вместе со своим другом совершает прорыв в понимании «Гипнеротомахии». Их успех даже больше, чем ты ожидал. Они делают то, что не удалось тебе в лучшие годы. Мальчишка находит зашифрованные послания Франческо.
— И ты начинаешь думать, что дневник все же может быть полезен.
— Точно.
— Но ты не говоришь об этом мальчишке, потому что тогда он поймет, что именно ты его украл.
— Но, — Пол поднимает палец, — допустим, что однажды этот дневник кто-то находит.
— Билл.
Пол кивает:
— Да. Он часто бывал у Винсента в офисе и дома, постоянно делал что-то для него. И Билл знал, какое значение имеет дневник. Если бы он его нашел, то уже не вернул бы на место.
— А принес тебе.
— Верно. А мы показали его Ричарду. И Ричард явился на лекцию.
Я качаю головой.
— Но разве Тафт еще раньше не понял бы, что дневник исчез?
— Конечно. Он сразу понял, что его взял Билл. Но как ты думаешь, какова была бы его первая реакция? Не сомневаюсь — найти Билла.
Теперь я понимаю.
— По-твоему, он сразу после лекции отправился к Биллу?
— Винсент был на приеме?
Сам Пол не был, потому что уже пошел к Стайну.
— Я его не видел.
— Диккинсон-Холл и лекционный зал соединены коридором. Винсенту даже не понадобилось выходить из здания.
Он замолкает, предоставляя мне возможность сделать собственные выводы.
— Так ты думаешь, что это Тафт его убил? — спрашиваю я.
В темном углу комнаты появляется странный силуэт: Эпп Ланг, закапывающий под деревом собачонку.
Пол переводит взгляд на картину на стене.
— Думаю, он на такое способен.
— Со зла?
— Не знаю, — говорит Пол, но по его лицу видно, что он уже просчитал все возможные варианты. — Послушай, в институте, дожидаясь Билла, я начал внимательнее просматривать дневник, отыскивая упоминания о Франческо.
Он открывает блокнот.
— В одном месте портовый смотритель упоминает о рисунке, скопированном вором из бумаг Франческо. Генуэзец говорит, что на нем были указаны направления частей света и что рисунок напоминал морскую карту с проложенным на ней маршрутом. Смотритель пытался выяснить, откуда пришел корабль с грузом, рассчитывая путь в обратном направлении, из Генуи.
Пол разворачивает лист, и я вижу сложную комбинацию стрелок, нарисованных возле компаса.
— Это направления. Они на латыни. Вот что здесь говорится: четыре на юг, десять на восток, два на север, шесть на запад. И дальше: де стадио.
— Что такое де стадио?
Пол улыбается:
— Думаю, это ключ. Портовый смотритель консультировался со своим двоюродным братом, и тот объяснил, что де стадио — это шкала. Де стадио может означать — в стадиях.
— Не понимаю.
— Стадий — единица измерения в древнем мире, основанная на длине беговой дистанции в греческих Олимпийских играх. Отсюда и современное слово. В одном стадии около шестисот футов, таким образом в миле что-то между восемью и десятью стадиев.
— Тогда четыре на юг означает четыре стадия к югу.
— А потом десять к востоку, два к северу и шесть к западу. Четыре стороны света. Ничего не напоминает?
Пол напоминает: в последней своей загадке Колонна упоминает о Правиле четырех — способе, который приведет читателей к его секретной крипте. Мы так и не разгадали его, не обнаружив в тексте ничего, что имело бы пусть даже отдаленное отношение к географии.
— Думаешь, это оно и есть?
Пол кивает.
— Но смотрителя интересовал другой масштаб, он думал о морском путешествии в сотни миль. Если указания Франческо даны в стадиях, то корабль не мог прийти ни из Франции, ни из Нидерландов. Путешествие должно было начаться примерно в полумиле к юго-западу от Генуи. Разумеется, смотритель понимал, что это невозможно.
Пол возбужден, наверное, думает, что переиграл Генуэзца.
— Ты говорил, что речь может идти о чем-то другом.
Он едва останавливается.
— У де стадио есть и другой перевод. «Де» имеет также значение «от».
Он выжидающе смотрит на меня, но значение этого нового перевода остается за пределами моего понимания.
— Возможно, Франческо имел в виду, что измерения, взятые в стадиях, следует начинать от стадиума. В таком случае стадиум является точкой отсчета. Тогда «де стадио» слово многозначное: от стадиона как физического объекта и в стадиях как мерах длины.
На стене — карта Рима с обозначениями древних арен. Из всех городов мира Колонна, несомненно, знал его лучше всего.
— Если принять такое предположение, то проблема со шкалой, с которой так и не справился смотритель, отпадает. Расстояние между странами не измеряют в стадиях. А вот в пределах города это вполне возможно. Плиний пишет, что протяженность городских стен Рима в семьдесят пятом году до нашей эры составляла примерно тринадцать миль. В поперечине, может быть, двадцать пять — тридцать стадиев.
— Думаешь, это приведет нас к крипте?
— Франческо говорит, что сооружение будет находиться в таком месте, где его никто не увидит. Он не хочет, чтобы кто-то знал о том, что внутри. Возможно, это единственный способ установить местонахождение крипты.
Я вспоминаю, сколько ночей мы провели в размышлениях о том, почему Колонна вознамерился построить хранилище в римском лесу, держа его местонахождение в тайне от семьи и друзей. Сходясь во многом, мы всегда расходились в выводах.
— Что, если крипта нечто большее, чем мы думали? — говорит он. — Что, если тайной является как раз местонахождение?
— Тогда что в ней может быть? — спрашиваю я.
Пол разводит руками:
— Не знаю, Том. Пока ответа нет.
— Я только хочу сказать… Ты не думаешь, что Колонна должен был бы…
— Сообщить, что спрятано в крипте? Конечно. Но вся вторая часть книги зашифрована ключом, который я никак не могу найти. В одиночку мне с этим не справиться. Как и с дневником.