Обделенные душой (ЛП)

В свои тридцать восемь охранник — самый старший среди всех, дежурящих сегодня при восточных воротах; и в силу своего старшинства он единственный, кто имеет право носить оружие. Правда, его пистолет и близко не такой элегантный и внушительный, как те, что были в ходу во времена, когда его народ называли индейцами, а не Людьми Удачи. Или — тьфу, пропасть! — «притонщиками». Этим ужасным прозвищем наделили их те самые люди, которые сделали так, чтобы игорные дома оказались единственным для племён способом вернуть себе достоинство, и самоуважение, и богатства, которые у них отнимали в течение столетий. И хотя казино давно уже канули в небытие, прозвище осталось. «Люди Удачи» — это почётный знак. «Притонщики» — это безобразный шрам.

Уже далеко за полдень. Очередь за «гостевыми» воротами, выходящими на Главный мост через ущелье, насчитывает, по крайней мере, тридцать машин. Хороший день. В плохие очередь вытягивается за дальнюю оконечность моста. Примерно половине автомобилей будет отказано во въезде. Если ты не житель резервации или если у тебя нет законных оснований для нахождения здесь — поворачивай обратно.

Обычно можно услышать:

— Да мы только хотим немного поснимать и ещё купить какие-нибудь изделия Людей Удачи. Вам разве не хочется продать свои товары? — Как будто существование племени зависит от того, сколько безделушек они смогут всучить любопытствующим туристам.

— Вы можете развернуться вон там, слева, — таков его привычно вежливый ответ. — Híísi’ honobe!

Разочарованию детишек на заднем сиденье, конечно, можно посочувствовать; но в конце концов, виноваты их родители, которые не знают и не уважают обычаев арапачей.

Конечно, не все племена такие строгие изоляционисты, но опять же, не многие из них достигли такого успеха, как арапачи, в плане построения процветающего, самодостаточного и финансово благополучного общества. Их резервация — из «высоких»; ими восхищаются, и им завидуют некоторые из «низких» резерваций, тоже заработавшие немало на игорном бизнесе, но разбазарившие свои богатства, вместо того чтобы предусмотрительно сделать инвестиции на будущее.

Что же касается ворот, то после подписания Соглашения о расплетении их закрыли наглухо. Как и прочие племена, арапачи отказались признать законность этой практики — так же, как в своё время отказались от участия в Глубинной войне. Хулители называли их «сырными дырками», намекая на то, что нейтральные земли Людей Удачи испещряли карту воюющей страны, словно дыры швейцарский сыр.

Так и получилось, что вся страна, а за ней и значительная часть мира пошли по пути утилизации лишних и нежеланных детей, а арапачи вместе с остальными членами Американского конгресса племён провозгласили если не полную независимость, то, во всяком случае, неприсоединение. Они не станут следовать этому закону, а если их попробуют принудить — вот тогда Конгресс племён может объявить о своём выходе из федерации, тем самым действительно превращая Соединённые Штаты в швейцарский сыр. После войны, нанёсшей колоссальный убыток национальной экономике, Вашингтон решил, что будет умнее махнуть на это дело рукой.

Само собой, уже многие годы идут громкие судебные процессы: имеют ли право арапачи требовать предъявления паспортов при въезде; однако племя стало весьма искушённым во всех этих юридических танцах. Охранник сомневается, что паспортная проблема вообще когда-нибудь будет решена. Во всяком случае, не при его жизни.

Небо над головой затянуто тучами, грозящими дождём, словно капризный ребёнок слезами, а страж ворот продолжает исполнять службу: отдельным автомобилям он разрешает въезд, остальные заворачивает обратно.

И вдруг, как снег на голову, очередная машина оказывается полной беглых расплётов.

Уж кого-кого, а их он узнал сразу, как только они подвернули к воротам. От них так и веет безнадёгой, словно мускусом. Хотя ни одно из племён не поддерживает расплетение, арапачи единственные, кто предоставляет беглым расплётам убежище — к вящему недовольству Инспекции по делам молодёжи. Арапачи свою позицию не афишируют, но сарафанное радио работает, так что для охранника разбираться с расплётами — работа привычная.

— Чем могу помочь? — спрашивает он у совсем молодого парня-водителя.

— Мой друг ранен, — отвечает тот. — Ему нужна медицинская помощь.

Страж ворот заглядывает на заднее сиденье и видит там парнишку в бедственном состоянии, положившего голову на колени девушке лет двадцати двух — двадцати трёх, которая явно чуточку не того. Похоже, парнишка не притворяется.

— Вам лучше бы развернуться, — говорит охранник, — и ехать обратно. В Каньон-сити есть больница, до неё гораздо ближе, чем до нашей клиники. Я расскажу, как ехать.

— Нам туда нельзя, — отзывается парень за рулём. — Нам нужно убежище. Вы понимаете?

Значит, он прав. Беглые расплёты. Охранник смотрит на длинную цепочку автомобилей, ждущих, когда их пропустят сквозь бутылочное горлышко. Он ловит на себе взгляд одного из коллег-охранников — мол, что шеф станет делать? Их инструкции предельно ясны, и ему следует показать пример своим сотрудникам. Стоять на страже у ворот резервации — должность неблагородная.

— Боюсь, я не смогу вам помочь.

— Вот видите? — говорит девушка с заднего сиденья. — Я знала, что из этого ничего не выйдет.

Но водитель не сдаётся.

— Я слышал, вы принимаете беглых расплётов.

— Мы впускаем их в резервацию, только когда у них есть поручители.

Парень взрывается:

— Поручители? Да вы что, издеваетесь? Откуда беглому расплёту взять поручителя?!

Привратник вздыхает. Ну вот, в который раз объясняй всё по новой...

— Вам необходим поручитель, чтобы въехать в резервацию официально, — говорит он. — Но если вы найдёте сюда дорогу неофициально, то велики шансы, что вы найдёте себе поручителя потом. — Только сейчас охранник замечает, что лицо парня-водителя ему знакомо, но не может припомнить, где же он его видел.

— Да нет у нас на это времени! Думаете, он сможет перелезть через стену? — Водитель указывает на парнишку, в полубессознательном состоянии лежащего на заднем сиденье. Кстати, он тоже кажется смутно знакомым. Учитывая бедственное состояние юноши, охранник взвешивает, не поручиться ли за этих ребят самому. Но это может стоить ему работы. Ему положено отгонять посторонних от резервации, а не искать способы, как их сюда протащить. Сочувствие в круг его обязанностей не входит.

— Мне очень жаль, но...

И тут раздаётся голос раненого, невнятный и тихий, будто во сне:

— ...друг Элины Таши’ни...

Охранник удивлён.

— Нашей докторши?

Резервация насчитывает много тысяч жителей, но есть среди них такие, чья безупречная репутация широко известна. Семейство Таши’ни из числа самых уважаемых. И все знают о постигшей их страшной трагедии.

В очереди начинают повизгивать клаксоны, но привратник не обращает на них внимания. Подождут. Тут дело приобретает интересный оборот.

Парень за рулём смотрит на бредящего друга так, будто для него услышанное — тоже сюрприз.

— Позвоните ей, — просит раненый; его ресницы дрожат, и глаза закрываются.

— Слышали? — говорит водитель. — Позвоните ей!

Охранник звонит в клинику, и его быстро соединяют с доктором Элиной.

— Извините, что беспокою, — говорит охранник, — но у нас тут, у восточных ворот, появились ребята, один из них утверждает, что знает вас. — Он поворачивается к парнишке на заднем сиденье, но тот впал в забытьё, поэтому страж обращается к водителю: — Как его зовут?

Тот некоторое время колеблется, затем произносит:

— Лев Гаррити. Но она, возможно, знает его под именем Лев Калдер.

Охранник как следует вглядывается в раненого... Ну конечно! Он сразу узнаёт и Лева, и водителя. Это же парень, которого называют Беглецом из Акрона! Коннор Как-его-там. Тот самый, которого считают мёртвым. Что же касается Лева, то он приобрёл себе печальную славу в резервации ещё до того, как стал «хлопателем, который не хлопнул». Стоит только помянуть несчастного Уила Таши’ни, как тут же всплывает имя Лева Калдера и его роль в случившейся трагедии. А его друзья, скорей всего, ни о чём даже не подозревают. Наверняка Лев не любит распространяться о событиях того ужасного дня.