Маленький Бобеш

Когда мать проходила мимо постели, Бобеш высунул из-под перины руку и дернул ее за юбку.

— Мама, — шепнул он, — папа все еще злой? Он все сердится?

— Нет, не сердится. Ты, Бобеш, вставай. Пойди на кухню и поздоровайся со всеми.

— Мама, мне все-таки страшновато.

— Не бойся. Потом и обновку отцу покажешь.

Бобеш приподнялся и сел на постели. Долго протирал глаза, вычищал из уголков глаз малюсенькие крошечки и разминал их пальцами. Глядя на них, подумал, откуда только в глазах такое берется. Потом слез с кровати и в одной рубашонке пошел на кухню. Остановившись на пороге, он тихим голоском сказал:

— С добрым утром!

Первым его заметил дедушка:

— А-а, Бобеш! С добрым утром, милок!

Бобеш осмелел и подбежал к дедушке. Отец взглянул на Бобеша, но не по-вчерашнему.

— Поди ко мне, сынок! — мягко сказал он.

Бобеш вопросительно посмотрел на дедушку, как бы спрашивая совета.

— Пойди, пойди к папе, — ободрил его дедушка. Бобеш нерешительно пошел, но, увидев, что отец улыбается, бросился к нему.

— Ну, как спалось? Значит, ты сегодня идешь в школу?

— И ты, папа, пойдешь со мной? — все еще робея, спросил Бобеш.

— Нет, Бобеш, не пойду. Мне нездоровится, голова болит. Мама тебя проводит.

— И сильно у тебя, папа, голова болит?

— Да изрядно.

— Ты на работу не пойдешь?

— Нет, Бобеш, — со вздохом ответил отец, и на лбу у него сбежались морщины…

После завтрака мать раздела Бобеша и стала купать в деревянном корыте. А для Бобеша ничего приятнее не было — уж очень ему нравилось сидеть в теплой воде. Все окружающее представлялось ему необычным, праздничным. Все было словно умытое, даже и воздух был какой-то другой.

Бобешу казалось, будто теперь все заняты только им, дома только о нем и говорят. А день так похож на воскресный, и сам он скоро отправится куда-то далеко-далеко.

Когда Бобеш искупался, мать нарядила его в новый костюм. К своему великому удовольствию, Бобеш наконец показался в нем отцу, и тому понравилось.

Бобеш, правда, при этом подумал, что отец не очень обрадовался. Он почти не улыбался — вот что было досадно. А позже, когда мать зашнуровывала Бобешу ботинки, от него не ускользнуло, как отец заметил:

— Если бы наперед знать, что случится… Может быть, Бобеш проходил бы и в прежнем своем костюмчике, который по праздникам носил.

— Ну, не стоит об этом говорить, отец, уж как-нибудь обойдемся, — возразила мать. — Тут, в городе, иначе нельзя. В деревне, наверное, и в том бы проходил, а здесь приятели сразу по-другому на ребенка смотрят, если он прилично одет.

Бобеш показал отцу и пенал. И тут же вспомнил одну вещь. Ведь он собирался поцеловать отцу руку за новый-то костюм! Подойдя к матери, Бобеш шепотом спросил ее, не сделать ли это сейчас.

— Поди, Бобеш, поди, — улыбаясь, ответила она.

Бобеш пошел к отцу. Тот стоял у окна, заложив руки за спину, и задумчиво смотрел на улицу.

Бобеш поглядел отцу на руки, увидел, какие они потрескавшиеся; ноготь на одном пальце был чудной, искривленный, а пальцы все в морщинах. Бобеш наклонился и легонько поцеловал отцову раскрытую ладонь. Отец вздрогнул и сразу обернулся.

— Ты что, сынок? — удивленно спросил он.

— Папа, дай мне руку!

— А зачем? — засмеялся отец и протянул правую руку с изуродованным ногтем.

Бобеш поцеловал руку и взглянул на отца. Полагалось бы еще сказать: «Большое спасибо, папа, за костюм». Однако Бобеш просто не мог этого выговорить. Он густо покраснел и хотел убежать, но отец взял его на руки. Бобеш посмотрел ему в глаза и заметил, что они все еще мутные, только подобрее и синее, чем вчера.

Потом приоделась и мать. Бобеш давно не видел ее такой нарядной. Верно, она и отцу понравилась, потому что, когда они уходили из дому, отец поцеловал ее и сказал:

— А знаешь, девчушка, ты сегодня особенно красивая.

Бобеша больше всего рассмешило, что отец назвал ее девчушкой.

Дедушка и бабушка попрощались с Бобешем, пожелали ему счастливого пути. Бобеш поцеловал и их и отца.

Они вышли с матерью на улицу и направились в противоположную от вокзала сторону. Бобеш важно вышагивал в своем новом наряде и следил за встречными детьми и взрослыми, смотрят они на него или нет. Но почему-то на Бобеша почти никто не обращал внимания, к его немалой досаде и удивлению. Ведь должны же были люди заметить, что на нем новый костюм! Когда они с матерью дошли до большой площади, Бобеш и сам перестал смотреть на прохожих.

Он припомнил, что однажды уже был тут, когда приезжал из деревни проведать отца в больнице. Теперь площадь показалась ему какой-то другой. Он увидел парусиновые навесы, под ними на прилавках были разложены разные фрукты; овощи, конфеты. При виде конфет у Бобеша слюнки потекли. Но он ни слова не сказал матери о том, что ему хочется конфет. Посреди площади возвышалась огромная колонна, а на самом верху колонны виднелась статуя, кое-где покрытая позолотой, блестевшей на солнце.

— Мама, что вон там наверху, на столбе? Это из золота?

— Нет, Бобеш, это только позолочено.

— А как позолочено?

— Сама статуя из камня, а камень покрыт сверху позолотой, такой, как вот на шоколадках. Только здесь позолота из чистого золота.

— А кто же мог так высоко залезть, чтобы золотить? Неужели так высоко достать могли?

— У них подмостки были или стремянка.

— Ага, такая, как в тот раз, когда меня с крыши снимали, да?

— Вот-вот!

— Ба-а, мама, ты знаешь, что мы забыли?

Мать даже вздрогнула:

— Что забыли?

— Пенал.

— Я уж думала не знаю что, прямо испугалась. Нынче, Бобеш, пенал не понадобится. Тебя учитель только запишет, и мы пойдем домой.

— И учить сегодня ничего не будем?

— Нет, Бобеш, я думаю, вы еще не скоро начнете учиться.

— Почему?

— Вам сперва надо немножко освоиться со школой. Некоторые дети, например, боятся школы.

— А почему, мама?

— И к учителю не сразу привыкают, и к школе. Чего доброго, и ты будешь бояться.

— Вот уж нет, мама!

— Ну, посмотрим, герой, — сказала мать.

— Гляди-ка, мама, вон идет Миладка, она напротив нас живет. И мальчик тоже из нашего дома — это Гонзик!

Поравнявшись с ними, мать Бобеша поздоровалась с двумя женщинами. Бобеш улыбнулся Гонзику и Миладке, но Миладка насупилась и не вынула палец изо рта.

— Веду вот и своего постреленка, — сказала Гонзикова мать. — С этой школой теперь новые заботы. От дома далековато — того и гляди, с ребенком чего случится, а провожать его каждый день я тоже не смогу.

Мать Миладки на это сказала, что она намеревается каждый день водить девочку сама; пусть Гонзик и Бобеш с ней вместе ходят.

— Ах, как я рада, госпожа чиновница! Ах, как я вам благодарна, госпожа чиновница! — заахала мать Гонзика.

«Батюшки, какое диковинное имя — „чиновница“!» — подумал Бобеш.

Мать Бобеша разговорилась с обеими женщинами, а Бобеш оглядывал Гонзика и Миладку. Гонзик тоже уставился на Бобеша, но Миладка держалась так, точно ни Бобеша, ни Гонзика тут не было. Она все глядела куда-то вверх, будто рассматривала крыши высоких домов на площади.

«До чего странная девочка», — подумал Бобеш. Ему было немножко досадно, что она не обращает никакого внимания на его новый костюм. Гонзик — другое дело, тот заметил, хотя сам он был не в новом.

— Хороший у тебя костюмчик, — сказал Гонзик. — Это у Адамеца сшили, да?

— Откуда ты знаешь? — спросил Бобеш.

— А я был у мастера, он мне сам сказал.

— Тебе нравится?

— А то как же!

— Видишь, нашивки на рукаве? Такие у адмиралов бывают, дедушка говорил. А это вот якорь.

— Что?

— Якорь. Морской, знаешь? Дедушка рассказывал, что якоря бывают на кораблях в море.

— У тебя и дед есть?

— Дедушка, — поправил Гонзика Бобеш. Ему не понравилось, что Гонзик назвал так дедушку.

Разговаривая с Гонзиком, Бобеш украдкой поглядывал на Миладку. Может быть, она хоть теперь заметит его обновку? Но Миладка по-прежнему не обращала внимания на Бобеша, все так же смотрела вверх на крыши.