Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 40

— Симуляция Кипучей Деятельности, — сказал Иван.

Младший брат бросился на старшего с кулаками, но остановился и осел под взглядом отца.

Игорь понимал, что его огорчения копейки не стоят по сравнению с всенародным бедствием. Он стыдился, ругал и презирал себя, но совладать с собой не мог.

С первого дня войны братья спорили очень часто. Игорь считал Ивана каким-то совсем не военным. А Игорь рвался в бой в самом прямом смысле этих слов.

3. «Полосатые дьяволы»

В первый год войны враг вдруг подошёл к окраинам города, в котором жили Смирновы. А город этот был как бы воротами в глубь богатейшего края нашей страны. О городе этом слагают стихи, поют песни; с гордостью говорят об этом городе те, кто здесь родился и вырос. И правильно говорят. Сколько стоит город, столько лет старые капитаны сидели здесь, на высоком берегу Чёрного моря, обсуждая всякие морские истории ещё тех давних времён, когда были бригантины, дубки, шаланды, короче — парусники.

Потом разговор шёл о пароходах, о теплоходах, в гражданскую войну — о крейсерах. Но и теперь, когда снаряды и бомбы ложились у самой городской черты, старики капитаны (старых моряков в городе этом часто величают капитанами) обсуждали военные действия.

Едва занимался день, многие тысячи горожан с кирками и лопатами шли рыть оборонительные рубежи. На эту работу выходили не по повесткам, а добровольно, по велению сердца, хотя смерть шагала рядом. Был приказ Ставки: «Город не сдавать и оборонять до последней возможности». Однако и без приказа ясно было, что население будет защищать город вместе с нашей армией. И биться будут здесь до последнего человека.

Но и при этом белоголовые старики капитаны, которые не могли рыть окопы, теперь, как только утихала бомбёжка, выходили на бульвар, продолжая свою неторопливую беседу, как сто лет назад…

— Скумбрии нема на базаре.

— А как ей быть? Скумбрия рыба мирная, она бомбу не обожает. Ушла. Побьём фашистов — возвернётся.

— А фрукта?

— Что — фрукта?!

— Богата фрукта пошла, та вывозить некуда. И кавун дался, и пшёнка…

Старики говорили про рыбу, арбузы и кукурузу, а смотрели в тёмно-фиолетовую даль моря, думая о своих детях и внуках, которые были на линии огня: в окопах, на боевых кораблях — по всей черте обороны вокруг города.

Такой уж характер у жителей этого города: не вешать нос в беде.

А фашисты бомбили уже места, где строились укрепления, и всё ближе и ближе к городу стягивали полукольцо наступающих частей.

Тупорылые мортиры были нацелены в предместья города, дальнобойные орудия вытянули свои длинные хоботы, покрытые маскировочной сеткой; в пригородных рощах стояли танки с чёрными крестами и свастикой: всё было готово к тому, чтобы штурмом взять город, окончательно отрезанный с суши от всей страны.

В городе где-то кто-то в эти дни начищал серебряные подносы и солонки для встречи хлебом-солью фашистов, а кто-то составлял списки коммунистов и комсомольцев, чтобы первыми засадить их за колючую проволоку или повесить. И в этих списках, конечно же, одним из первых значился Яков Петрович Смирнов, ещё двадцать лет назад воевавший и бивший интервентов и предателей революции. Теперь его враги готовили ему первую виселицу или первую пулю.

Однажды семья Смирновых ненадолго собралась вся вчетвером.

— Ну что ты, Яков, пригорюнился? — спросила Наталия Ивановна. — Ты ж никогда не вешал нос.

— Беда, Наташа, беда. Смотри, сколько они захватили, как зверствуют. А в нашем городе я для них один из самых ненавистных людей.

— Да не будут они здесь, Яша, не будут!



— А я не говорю, что будут, — возразил Яков Петрович. — Просто я думаю, что с гитлеровцами может явиться в родные края мой школьный товарищ, Дубровский. Вот если это так и если это будет в его власти, он со мной рассчитается. Бо-ольшой у нас с ним счёт. Только не на жизнь, а на смерть.

— Папа, — сказал Иван, — расскажи нам про этого Дубровского…

Игорь тоже хотел узнать о Дубровском, но Яков Петрович отрицательно покачал головой:

— Теперь не время. Мне заступать на смену. Об этом бандите расскажу как-нибудь другим разом…

И поспешно ушёл.

Действительно, в те дни было не до семейных бесед. В окуляры обычного дальномера с командного пункта передовой, которая была в трёх кварталах от дома Смирновых, гитлеровцы видны были как на ладони. Наши наблюдатели видели, как враг накапливает технику и живую силу в районе соляных промыслов, где мальчиком Яков Петрович гонял футбол, а Игорь бегал туда по воскресеньям. Старые, заброшенные соляные промыслы были кладом для ребят. Нигде не было такого чудесного футбольного поля и велосипедного трека. Сама природа создала здесь эти спортивные сооружения. До войны Игорь проводил тут почти все свои свободные от занятий дни. Ведь старые соляные промыслы были совсем близко от города. А теперь там был основной плацдарм гитлеровцев, откуда они собирались вот-вот ударить по городу.

В эти-то дни и появились в городе чёрные бушлаты и полосатые тельняшки моряков, сошедших на берег. Фашисты называли их «полосатые дьяволы».

4. Кольцо вокруг города может сомкнуться

Игорь знал, что отец его бежал с Мельничной улицы на гражданскую войну, а вернувшись, не застал уже в живых бабушку Татьяну. Это не скрывали в семье Смирновых. Младший сын пытался пробраться на фронт так же, как сделал это больше двадцати лет назад Яков Петрович. Но времена были другие, война другой, и то, что смог сделать Смирнов-старший, не получалось у Игоря-якоря, Смирнова-младшего.

— Мал ещё, — сказали Игорю, — возвращайся в училище.

Какой уж там фронт! Хотя фронт этот был от города не многим дальше, чем во время гражданской войны.

Дома Игорь видел из окна жёлто-красные вспышки тяжёлых орудий фашистов, которые зажали город в полукольцо и били по жилым кварталам. Враг был так близко, что в город долетала даже шрапнель. И самым опасным было то, что полукольцо вот-вот могло стать кольцом. Трудно даже предположить, какие это сулило беды. Фашисты высвободили бы большую часть флота, который осаждал город, и бросили бы эти корабли на другие участки фронта.

А там ещё не была подготовлена оборона, там были важнейшие заводы и нефть — то, к чему так рвался враг.

Нет, нельзя было сдавать город. И нельзя было дать сомкнуться вокруг города кольцу врагов. А между тем враг этот уже отрезал и захватил село, где была водопроводная станция, и перекрыл все водовводы в город.

Люди остались без воды. Это не менее страшно, чем остаться без пищи. Что с того, что вокруг было море — оно-то солёное. Пожалуй, самое солёное из всех морей в нашей стране.

Теперь в городе рыли не только противотанковые рвы, но и колодцы. Воду выдавали по карточкам, и сколько раз бывало в семье Смирновых: мать отставляла свой стакан и говорила Игорю и Ване: «Допейте, не хочу». Но мальчики отказывались: «Что ты, мама, смотри — у тебя губы потрескались. Пей, это твоя вода».

У колонок, где выдавали по талонам воду, собирались очереди, и фашистские лётчики на бреющем полёте расстреливали беззащитных женщин и детей.

Гитлеровцы рассчитывали захватить город с ходу, они уже не раз хвастались по радио, что войдут в город «завтра к обеду».

В эти-то дни из моряков наших кораблей, что стояли в порту, был сформирован полк морской пехоты.

Загорелые до черноты моряки в бескозырках с развевающимися ленточками шли в бой, презирая смерть. Полосатые тельняшки шли цепями, как волны синего моря. И шли они, как волны в бурю — вал за валом. Остановить их нельзя было…

Сколько раз казалось: вот-вот враг ворвётся в город. Он подходит всё ближе и ближе, сжимая кольцо. Вот он уже совсем близко. Но выходили в контратаку моряки, шли чёрной лавиной — только тельняшки полосатились и сверкали белизной белки глаз и зубы, — и враг откатывался назад. Эти ребята в тельняшках и бушлатах прямо с катеров и с десантных судов через борт кидались на шквальный огонь фашистов.