Главная тайна ГРУ

Тут следует заметить, что в то время, когда Пеньковский был одним из руководителей отдела внешних сношений этого госкомитета (1961–1962), во внешней разведке была своеобразная традиция на «обкатку» молодых разведчиков в странах Запада в форме ознакомительных поездок недели на две-три. Кроме того, только по линии НТР через руки Пеньковского должны были пройти десятки документов на тех сотрудников, которые выезжали за рубеж с оперативными, а не только с ознакомительными целями.

Оперативные цели? Это могла быть встреча с перспективным источником, с которым предварительно установлен контакт в Москве, например, либо операция по получению материалов разведывательного характера. И все эти поездки в различные регионы мира и в конкретные города, предусмотренные программой пребывания делегаций в стране, разведчик использовал как «крышу».

За несколько дней до отъезда провел инструктаж и Пеньковский. Он куда-то торопился, был хмур и скороговоркой пояснил нашей группе, как себя вести в капиталистической Англии, фактически повторив наставления сотрудника контрразведки. Пожелав счастливого пути и еще раз призвав к бдительности в условиях провокаций западных спецслужб, Пеньковский бросил:

— Может быть, увидимся в Лондоне…

И действительно, я встретил его в посольстве, уже не такого хмурого. Как и в первый раз, он произвел на меня впечатление вечно небритого. На приветствие ответил вяло, явно тяготясь разговором со случайным человеком.

И в ГК КНИР, и в Лондоне я не мог даже представить, что передо мной сотрудник ГРУ и… предатель, именно тогда сотрудничавший с британской и американской разведками, и что в мире скоро появится «феномен Пеньковского». Что о нем будут написаны десятки книг на Западе, а уже на Экспо-67 в Канаде я смогу прочитать одну из них на английском языке. Что в 90-х годах в бывшем клубе имени Дзержинского — месте торжественных собраний чекистов всех времен — свободно куплю двухтомник Дж. Шектера и П. Дерябина «Шпион, который спас мир» с интригующим подзаголовком «Как советский полковник изменил курс «холодной войны». (Книга была написана в США с участием другого предателя — сотрудника КГБ Петра Дерябина, перебежавшего на Запад в 50-х годах).

На судебном процессе над Пеньковским были представлены фотодокументы и описания к ним, в частности тайника, куда в 1962 году Пеньковский закладывал информацию. Место это было взято под наблюдение и на тайнике захватили с поличным сотрудника ЦРУ.

Любопытно, что весной 1961 года я проводил учебную тайниковую операцию именно в том же подъезде дома № 5–6 по Пушкинской улице. Так же за батарею парового отопления я повесил на проволочке-крючочке спичечный коробок с учебной информацией. Учебная операция не была зафиксирована, хотя сотрудники бригады наружного наблюдения отметили в своих отчетах вероятность ее проведения.

Итак, судьба трижды меня сводила с Пеньковским. Правда, в третий раз — на Пушкинской улице — не то что «сводила», но предостерегала: мой визит в подъезд состоялся на год раньше!

А встречи в ГК КНИР и в Лондоне? Сомнений теперь не может быть, что обо мне он знал достаточно много: сведения из моей биографии и в короткой «объективке» раскрывали десять лет моей жизни — от секретного военно-морского училища до работы на Северном флоте в особом отделе и выхода за рубеж под прикрытием.

Еще в бытность моей учебы в училище в середине 50-х годов американская разведка пыталась проникнуть в секреты профиля его работы. Сам факт, что я был выпускником такого училища, мог заинтересовать западные спецслужбы. Почему? В системе нашей подготовки «красной нитью» проходило требование: готовить новую плеяду военных моряков — командно-инженерные кадры для флота. Поэтому ежегодно во время практики нам приходилось бывать на лучших кораблях (самых современных) нашего флота, передовых заводах и полигонах (это мне, как морскому артиллеристу). Но была еще и школа военной контрразведки и служба на Севере, затем — разведшкола и НТР. Конечно, не все было в открытом виде, но вычислить служебный путь все же можно было.

Думается, появление таких фигур (а я в НТР был не один с такой биографией, прошедший через руки Пеньковского) в поле зрения англо-американской стороны могло носить в реестре западных спецслужб далеко не последнее место, если, конечно, Пеньковский навел на нас…

Следует отметить, что именно в это время западные спецслужбы не особенно отягощались высокоморальными принципами в отношении к советским спецслужбам, чьи сотрудники работали за рубежом. Были случаи побоев и захватов наших разведчиков, к ним применялись специальные медицинские средства. Об этих «медицинских находках» в области психотропных веществ из лабораторий и НИИ США и Канады, куда заказы поступали из ЦРУ, говорилось в открытой печати.

Это были годы нетерпимого противостояния, когда человеческая жизнь ценилась не столь высоко и бывала своеобразной разменной монетой в политической игре. Политические отношения были столь натянуты, что исчезновение кого-либо из советских людей могло взволновать лишь при условии значительного ущерба советской стороне. И обе стороны — западная и восточная — относились к таким фактам по-философски: «В политике все бывает».

Может быть, это преувеличение? Судите сами, но по более позднему случаю, когда соблюдение «джентльменских правил» в делах разведок уже вступило в силу.

В апреле 1979 года в одном из номеров швейцарского отеля был обнаружен труп. Его идентификация показала, что это было тело старшего экономиста секретариата Международной организации производителей какао и шоколада, штаб-квартира которой располагалась в Лондоне. Это был Леонид Панченко, советский дипломат, прибывший в город Аарауэр для работы на международной конференции.

Из дела полиции следовало: Панченко совершил акт самоубийства, вскрыв себе вены. Однако последовавшее затем более тщательное расследование с участием советской стороны показало, что он стал жертвой западных спецслужб.

Уже первые сведения, полученные от полиции, наводили на мысль о том, что речь идет не о самоубийстве, а попытке навязать именно эту версию гибели дипломата: обстановка в номере, орудие убийства, поведение прислуги, исчезновение документов. Характеристика дипломата также говорила в пользу версии не о самоубийстве, а об убийстве.

Медицинская экспертиза тканей тела в Москве (внутренние органы от советской стороны были скрыты) установила, что Панченко подвергался воздействию ЛСД, причем в завышенной дозе. Это был самый активный на тот период психотоксический препарат, известный на Западе, как вещество, вызывающее утрату человеком контакта с внешним миром и потерю контроля за собственным поведением.

Был сделан вывод, что ЛСД введен в организм Панченко посторонним лицом и с определенным умыслом. К тому времени было известно, что этим препаратом располагают спецслужбы Запада, используя его для воздействия на психику человека.

Панченко постоянно работал в Англии, и советская разведка располагала данными о повышенном внимании к нему местных спецслужб. Его разработку вел англичанин, который после гибели Панченко бесследно исчез. И в СМИ ушла версия о том, что Панченко подвергся психотропной обработке с целью заставить его быть «откровенным» — честно ли он работал с англичанами? Была и другая версия: преднамеренное убийство с помощью передозировки в связи с тем, что Панченко отказался сотрудничать со спецслужбой и угрожал рассказать о воздействии на его психику.

Это случилось в годы некоторого «потепления» отношений между Востоком и Западом. Отсюда и желание нашей стороны сгладить «острые углы» инцидента. Все же шел 1979 год и «братание» с Америкой было в разгаре.

Можно предполагать, что Панченко был подставлен западной спецслужбе советской стороной и, попав под их проверочную акцию «на честность», погиб, возможно, от случайной передозировки.

Но случаи психотропного воздействия имели место и в 60-е и в 70-е, позднее. Как результат таких попыток со стороны спецслужб Запада, люди, оказавшиеся в поле их зрения, становились невозвращенцами, чаще всего невольными. Схема была проста: задержание, психотропное воздействие, демонстрация письменного отказа от советского гражданства и от контактов с представителями советского посольства.