Страница 63 из 72
— Именно по этой причине мы их разыскиваем. Мы хотим восстановить справедливость, исправить ужасные ошибки прошлого. Теперь мы осознаем: Иисус Христос мог иметь ребенка в браке с Марией Магдалиной и при этом оставаться Сыном Божьим. Существование его семьи доказывает только то, что он также был и человеком.
Каталина вспомнила: Альбер приводил аналогичный довод. И это окончательно убедило ее в искренности Патрика.
— Почему бы не оставить их в покое и не предоставить им право жить так, как они хотят?
— Мы бы так и сделали, если бы могли. Однако…
— Забудь! Я не желаю ничего знать. — Каталина быстро заткнула уши. — Я не желаю ничего слышать ни о твоей проклятой организации, ни о негодяе, похитившем меня. Я знать не хочу, что припрятал для меня дед. Ни о чем и ни о ком. Ты представляешь, какого страха я натерпелась в багажнике? Вряд ли! Я ведь ни капли не сомневалась: он меня убьет! Я не отважная героиня боевика. С меня хватит дурацких историй о тайных обществах и тысячелетних поисках. Я хочу только одного: вернуться в отель, принять душ, завтра уехать в Мадрид и попытаться выбросить из головы все это безумие… Потомков ведь ищете не только вы, правда?
— Другие попытаются их уничтожить, — сказал Патрик. — Но ты можешь помочь нам найти их прежде, чем случится непоправимое.
Каталина с силой прижала ладони к лицу, поэтому голос ее прозвучал глухо, словно доносился со дна пропасти:
— У меня нет выбора, не так ли?
— Нет. Друзья Пьера не отступятся. Они явятся за тобой снова, и в другой раз тебе, возможно, повезет меньше. В полицию ты тоже не можешь пойти, поскольку тебе не поверят. Но мы тебя защитим. Когда же мы обнаружим потомков династии, они перейдут под нашу ответственность. Друзья Пьера поймут это. И тогда уже не будет смысла охотиться за тобой. Ты опять будешь в полной безопасности.
— В безопасности… — повторила Каталина.
Это слово вдруг исполнилось для нее особенным, глубоким смыслом. Жизнь тоже кажется исполненной особого, глубокого смысла, когда она висит на волоске… Но жизнь чего-то стоит только в том случае, если хватает мужества подчиниться необходимости и вы полнить долг. Любой ценой.
— Хорошо, Патрик. Я вам помогу найти их. И я знаю, где нужно начинать поиски. — Священник посмотрел на нее с любопытством. — Все тайники с сокровищами всегда отмечают крестом…
54
Париж, 1794 год
Гвардейцы ломились в Отель-де-Виль. Робеспьер и горстка его верных сторонников не щадили сил, пытаясь оказать им сопротивление. Они понимали: всем им придет конец, если солдаты ворвутся в дом. Но оставалась ли у них хотя бы призрачная надежда? Жребий был брошен. Франция начала одерживать военные победы над внешним противником, и заинтересованные взгляды обратились к делам внутренним. Народ устал от убийств, от вечного страха: любой гражданин мог быть объявлен без всяких доказательств «врагом революции» и приговорен к казни. Процесс политических и социальных преобразований зашел в тупик, дальше — только смерть. И к такому же концу — смерти — должны прийти те, с кем больше было не по пути, ибо только так остальные могли обрести мирную жизнь.
Зачинщиком мятежа стал Жозеф Фуше, начальник полиции. Робеспьер расправился с Эбером и Дантоном и пытался покончить с Фуше, боясь его. Человек острого ума, дальновидный политик, обладавший даром располагать к себе людей, умевший превосходно приспосабливаться, он проявлял готовность присоединиться к любой партии, лишь бы не выпустить власть из своих рук и сохранить голову на плечах. Как председатель Якобинского клуба, он был практически неуязвим. И его позиции только укрепляли победы французов в войне против Пруссии и Австрии — обстоятельство, не учтенное или недооцененное Робеспьером.
Конвент проголосовал за арест Неподкупного, равно как и его ближайших сподвижников: Сен-Жюста, паралитика Кутона и Огюстена, младшего брата Робеспьера. Между депутатами Конвента произошло бурное столкновение. Некоторые получили ранения, в том числе и Робеспьер, правда, его рана опасности не представляла. Ему удалось отбиться и бежать вместе с десятком сторонников. Народное восстание едва не обеспечило им спасение. Беспорядки продолжались несколько часов, но затем верноподданнические чувства полярно изменились, и Неподкупный лишился всякой поддержки. Теперь ратушу на Гревской площади штурмовали.
— Глупцы, трусы, не сдавайтесь! — кричал Робеспьер на своих защитников, скопом навалившихся на створки двери.
Дверь подалась, и деревянный треск прозвучал в ушах тирана, как заупокойная песнь: «Вот начало конца». Он поспешно ретировался с нижнего этажа. Прыгая через ступеньки, он взбежал по лестнице на один пролет. С площадки он видел, как его сподвижники не смогли удержать дверь, и створки разошлись. Первые гвардейцы упали, сраженные выстрелами защитников, но следующая группа сумела прорваться внутрь, и завязалась рукопашная. Непрерывно гремели выстрелы, слышался звон стали.
Неподкупный заперся в комнате на верхнем этаже. Он не знал, что делать. Пути к бегству были отрезаны. Солдаты поднялись вверх по парадной лестнице и рассыпались по всему дворцу. Робеспьер посмотрел на пистолет, который он сжимал в руке, до боли стиснув рукоятку. Он чуть расслабил пальцы. Со всех сторон доносились крики. С грохотом распахивались двери, раздавались пронзительные вопли и оружейные залпы. Его убежище обнаружат с минуты на минуту. И тогда он, возможно, успеет прикончить одного, самое большее, двух гвардейцев. Но это ему не поможет. Его арестуют, и совершенно точно он умрет под ножом гильотины. Уж он-то позаботился (как никто другой во Франции), чтобы смертоносное лезвие не затупилось…
В тот момент, воскрешая в памяти пройденный путь, он с горечью осознал свое поражение. Его венчали лавры победителя, теперь венок увял. Отчетливо вспомнилась яростная борьба с Приоратом Сиона. Как могла уже одержанная победа проскользнуть между пальцами? Неужели после него во Франции вновь утвердится монархия? Ненавистный призрак опять обретет плоть, возникнет из небытия вопреки его стараниям и усилиям. Последний удар, обрушенный на арестованных членов Приората, не достиг цели, превратившись в обычную казнь. В доме на площади Шатле замурованы десять высокопоставленных членов братства вместе со своими семьями. В общей сложности почти сорок душ обречены умереть в подвале. Но Великий магистр Максимилиан Лотарингский избежал смерти. Он ухитрился ускользнуть, воспользовавшись смутой и беспорядками последних дней. Некто (Робеспьер не знал кто — из полиции или армии) распорядился освободить архиепископа, устрашившись Божьей кары, или по приказанию Приората, чья невидимая длань, казалось, проникала повсюду.
Увы, Франция отвергла преданного сына, печально думал Робеспьер, ощущая себя жертвой страшной несправедливости. Ему даже в голову не приходило, что виной всему он сам и его политика террора.
Топот и крики солдат приближались. Он не дастся им в руки живым. Позорная казнь не для него. Он выбирал самоубийство. Робеспьер приставил пистолет к виску и глубоко вздохнул. Он решил досчитать до десяти и нажать курок. Водно мгновение перед его мысленным взором промелькнули месяцы на вершине власти. Почему люди не оценили его по заслугам, не любят и не уважают? Так он думал перед тем, как начать счет: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…
В комнату ворвался солдат, распахнув дверь мощным пинком. От неожиданности пистолет дрогнул в потной руке Робеспьера, и пуля только задела голову. Гвардеец вместе с товарищем, вбежавшим за ним, бросились к Неподкупному, растянувшемуся навзничь на полу. Он остался жив, получив рану в висок. Кто-то поспешил обработать и перевязать рану. Никто не желал ему легкой смерти.
Его ждала казнь, как и всех его сподвижников и сторонников. Смерть не пожелала забрать его, пока он не заплатит сполна за свои преступления на эшафоте. Алая кровь забьет фонтаном из его обезглавленного тела. И пока его голова докатится до ивовой корзины, глаза, возможно, успеют увидеть в последний раз тех, кого он подверг террору и кто в отместку убил его.