Откровение

Он уставился на мальчика, пытаясь встретиться с ним взглядом, но тот, судя по всему, не замечал его. Шериф быстро оглянулся на брата Элиаса, однако проповедник только молча покивал.

Гордон, в свою очередь, откусил среднюю часть тельца зародыша, прожевал, проглотил... И тут же в глазах его появилось живое свечение, а лицо обрело нормальное выражение.

Он проследил за взглядом шерифа и увидел возникающий образ мальчика. Мальчика из его снов, в той же одежде. Гордон перевел взгляд на брата Элиаса, но тот уже занимался отцом Эндрюсом.

- Ваша очередь! - крикнул проповедник, перекрывая во и ветра. - Быстрей! Времени почти нет!

Священник поднял голову. Нет, он на это не способен. Он видел, как брат Элиас и шериф приняли участие в этом кощунственном извращении причастия, он видел, как они исполнили этот дьявольский ритуал и, хотя интуитивно понимал, что брат Элиас знает, что делает, не мог заставить себя совершить нечто подобное. Для него это было неправильно.

Для него это было зло.

Маленькая рука мягко обхватила его кисть, тоненькие пальцы сплелись с его пальцами. Он опустил голову и увидел мальчика лет одиннадцати-двенадцати, смотрящего на него снизу вверх. Детское лицо светилось невинностью, и отец Эндрюс почувствовал, как отрицательный настрой стал таять. Оглянувшись, он с изумлением заметил, что и шериф, и Гордон тоже смотрят на мальчика. Они его тоже видели!

Но это невозможно. Даже при том, что рука его чувствовала крепкое сжатие детской ладони, он отдавал себе отчет, что эта фигура - нереальна.

- Ваша очередь, - повторил брат Элиас. Двигаясь как сквозь воду, едва соображая, что делает, позволяя маленькой руке вести себя вперед, отец Эндрюс наклонился, чтобы взять последнюю часть тела зародыша. Он открыл рот и принял в себя маленькие иссохшие ножки.

После этого лизнул последнюю рану на руке Гордона. Фигура мальчика стала медленно растворяться. Брат Элиас воткнул в землю рядом с остальными последний из четырех крестов - тот, которым он сделал надрезы на руке Гордона. Земля под ногами покачнулась.

- Теперь я должен сразиться с противником! - возвестил он. И, показав на кольцо крови, окружающее поле крестов, добавил, обращаясь к Джиму и Гордону: - Пока мы остаемся в этом кругу, мы защищены от любых нефизических проявлений. Но мы не защищены от любых физических явлений. Противник знает об этом. Поэтому все, что будет нападать на нас, будет реальным. - Он повел рукой в направлении белых крестов. - Стреляйте во все, что там появится. Стреляйте не раздумывая. Вы должны защищать нас пока не завершится ритуал, или мы пропали. Помолимся.

Брат Элиас склонил голову.

Послышался пронзительный визг, но никто не обратил на это внимания, погрузившись в молитву. Проповедник читал "Отче наш", все повторяли за ним. Как только молитва закончилась, брат Элиас, не поднимая головы, начал произносить другие слова - резкие, гортанные, не похожие на человеческие. Потом поднял голову, воздел перед собой крест и начертал в воздухе три фигуры - крест, спираль и геометрический образ.

Гордон внимательно смотрел на проповедника. Ему показалось, что на лице этого человека мелькнуло какое-то непривычное выражение, напоминающее страх.

- Вы стойте здесь, - быстро и деловито произнес брат Элиас, показывая Гордону налево. - А вы - здесь, - указал он Джиму противоположное направление.

Мужчины заняли свои позиции.

И земля раскололась, и белые кресты повалились.

- О Господи! - выдохнул Гордон.

Из-под земли, помогая себе когтистыми лапами, выбирался гигантский младенец - размером с корову. Гнилая кожа отвратительного синевато-серого цвета висела клочьями. Гордон видел, как на висках у него пульсируют огромные вены. Часть лица сгнила напрочь, обнажив кости черепа. Это было не просто одно из сверхъестественных существ, с которыми они столкнулись на свалке. Это был явно оживший труп, мертвый ребенок, который благодаря неведомым силам в течение десятилетий сохранялся и рос под землей в районе Молочной фермы. Гигантские пальцы цеплялись за комья земли, оставляя на них пятна слизи и отваливающейся кожи.

Джим вскинул винтовку и выстрелил, метя в голову чудовища. Пуля прошила безобразную голову; брызнули куски костей и плоти. Из раны хлынула черная кровь.

Джим выпустил вдогонку еще несколько пуль.

Гигантское существо упало. Голова его уже представляла сплошное кровавое месиво. Вся земля вокруг была залита черной кровью.

Еще один гигантских размеров младенец стал выкарабкиваться из земли в дальнем конце кладбища, а другой прокладывал себе путь прямо по окровавленному телу первого.

Здесь ли хоронили этих младенцев? - подумал Джим. Он вспомнил своего прадеда Эзру Велдона, которого никогда не видел. Происходило ли при нем то же самое?

Он перезарядил винтовку и начал стрелять снова.

К этому времени Гордон справился со своими чувствами и тоже открыл огонь по чудовищным созданиям. Их можно убить, повторял он про себя. Они - реальные. Они - физические существа. Первым выстрелом он промазал, но остальные пули попали в цель. Цель была слишком крупной, чтобы промахнуться.

Брат Элиас и отец Эндрюс стояли, глядя друг на друга. Вокруг них разверзалась земля, на поверхность выкарабкивались живые трупы гигантских младенцев. Горячий ветер бил им в лицо, неся с собой гнилостный запах разложения. Священник прикрыл глаза, почувствовав на себе давление неприятной и незнакомой силы, пытающейся пробиться сквозь его замкнутые чувства, пытающейся найти трещину в психической блокаде, которую он создал в своем мозгу.

- Откройтесь! - потребовал брат Элиас. Священник замкнулся, защищая себя. Окружающий его воздух сгустился и потяжелел от давящей силы. Он чувствовал, как его обволакивает зло, и чудовищность этого чувства не шла ни в какое сравнение с тем, что он когда либо переживал ранее. Он задрожал, ощущая нарастающее давление извне.

- Откройтесь! - орал брат Элиас.

Мое время близко, подумал отец Эндрюс, вспомнив строку из Библии. Я готов принести себя в жертву. И в этот миг... в этот миг ощутил силу! Его слабая и шаткая воля укрепилась пришедшей извне железной решимостью; его оцепеневший и усталый мозг мгновенно распростерся, охватывая знание обширное и безграничное, при этом совершенное и организованное.

И затем он начал тонуть, таять, рушиться, подавленный властью этой новой силы, которая иссушала все его существо, всасывала его в себя и тем становилась еще сильнее. Он слышал свой собственный голос среди этой пучины, но и голос, и мысли съеживались, исчезали, исчезли.

Сила отныне перестала быть бестелесной; рассеянной воле больше не было нужды действовать через несовершенные и случайные сосуды. Горячая и жгучая, укрепившаяся брошенными жизнями столь многих существ, сила отныне стала свободной, обрела форму, которой могла воспользоваться, форму, которую могла контролировать полностью и в совершенстве. Сила смотрела зрячими глазами на окружающий мир и воспринимала его живыми чувствами.

И создания, противостоящие этой силе, внезапно оказалась такими слабыми, такими незначительными.

- СКЛОНИСЬ ПЕРЕД СВОИМ НОВЫМ БОГОМ! Голос прозвучал столь мощно, столь внушительно, что шериф с Гордоном обернулись. Даже чудовищные младенцы, карабкающиеся из земных расщелин, приостановили на секунду свое движение.

- ПОВЕЛЕВАЮ ТЕБЕ СКЛОНИТЬСЯ ПРЕДО МНОЙ.

Голос был очень похож на голос отца Эндрюса, и явно исходил из его приоткрытого рта, но мощность его была неправдоподобной.

Брат Элиас ринулся вперед, крепко схватил священника за плечи и прямо в лицо, что было сил начал выкрикивать чужие слова Ритуала Изгнания, но даже его зычный голос казался жалким и беспомощным по сравнению с голосом отца Эндрюса.

Жуткий смех священника просто подавил его. Оглушительный звук, от которого, казалось, содрогнулись чернеющие небеса, эхом прокатился по горам.

- У ТЕБЯ НЕТ НАДО МНОЙ ВЛАСТИ!

Брат Элиас заговорил еще быстрее; странные слова вылетали изо рта, словно ему надо было успеть высказать все в кратчайший промежуток времени, который уже заканчивался.