Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 90

Продолжая развивать наступление, 24 декабря мы вели бой за села Ивановка, Пожидаевка, Красная Поляна, а к исходу дня 27 декабря вышли в район сел Плаховка, Головиновка, Полевое, Петровка.

Гитлеровцы всполошились, — они не ожидали от наших войск такого наступательного порыва. Потеряв обжитые места, они сочли, что наиболее выгодным для их обороны может быть рубеж Крюково — Плаховка — Головиновка — Полевое — Семеновское. Этот рубеж они стали усиленно готовить в инженерном отношении и приспосабливать к длительной обороне в условиях зимы.

И снова та же картина зверских расправ с мирным населением. Сотни людей угнаны в Германию, сотни расстреляны…

Воины нашей дивизии дали священную клятву партии и Родине отомстить гитлеровским палачам за невинные жертвы. И они мужественно выполняли эту торжественную клятву.

Условия, в которых мы действовали в ту пору, были сложны. Открытое поле, стужа, снега… Группа истребителей, отобранная из молодых, физически развитых и наиболее отважных бойцов, коммунистов и комсомольцев, пробиралась в тыл врага, поминутно рискуя быть окруженной и уничтоженной. Противник вел за ними неусыпное наблюдение… Обмануть его было не так-то просто. Но наши солдаты и офицеры проникали в логово врага и наносили ему очень чувствительные удары.

В этих ночных рейдах особенно отличилась разведывательная группа младшего лейтенанта Подкопая. Предприняв ночную вылазку на станцию Мармыжи, она уничтожила многочисленный отряд немцев. Это была дерзкая операция, и противник долго не мог опомниться после ночного налета.

Хорошо была организована подготовка разведывательных, штурмовых и истребительных групп в полку, которым командовал майор Василий Соколов. Вместе со своим комиссаром, старшим политруком Олегом Кокушкиным, они искусно руководили деятельностью групп, и оккупанты не знали ни дня покоя.

Олег Кокушкин и сам не раз ходил в разведку, в дивизии его знали как человека высокой отваги.

Я мог бы назвать по памяти десятки фамилий солдат и офицеров, и за каждой этой фамилией — мужество, благородный риск, редкостная находчивость, неукротимая воля к победе.

Словно сейчас он предо мною — невысокий, хрупкий юноша с озорной улыбкой — Михаил Попов-Печер. Этот веселый паренек ухитрялся наклеивать наши листовки на двери домов, в которых обитали эсэсовцы, и даже подсовывать им листовки в карманы!

Гитлеровцы за ним охотились, преследовали, окружали, почти ловили… Почти. А Миша Попов-Печер оставался невредимым. Он снова появлялся в логове врага и добывал очень ценные сведения.

Такими же бесстрашными разведчиками были старший лейтенант Харитонов, политруки Шалыгин, Семенов, Плужников, Робустов, Лукьянов, Захода, Зубенко, Серегин…

Комсомолец Андрей Серегин хорошо знал немецкий язык и проявил себя как отличный наблюдатель. Какая выдержка нужна была этому пареньку, чтобы не раз пробираться в расположение врага, подслушивать разговоры гитлеровцев, переходить линию фронта, неся важные сведения, снова и снова, не дрогнув, идти на смертельный риск!

Люди совершали смелые дела, словно и не замечая, как это трудно давалось. Храбрец возвращался в свое подразделение, скромный, немногословный, и в поведении его не было ни малейшего признака рисовки или желания преувеличить исполненное дело. Война уже давно стала нашим привычным бытом, и риск, и опасность, и смерть были для наших воинов обычными понятиями.

Какие трудные дни и недели ни пришлось переживать на фронте — у нас были не только огорчения и тревоги, но и радости. Мы получали множество писем с заводов и фабрик, из институтов, колхозов, других воинских частей. Иногда казалось, что за делами дивизии с надеждой и гордостью следит вся Родина. Это понятно, ведь сводки Совинформбюро уже не раз отмечали боевые успехи наших соседей гвардейцев. Упоминали и о нас, А каждое имя, названное в сводке, становилось известным миллионам советских людей. Поэтому многие наши солдаты и офицеры получали письма от незнакомых, но искренних, верных друзей и подруг.

Каждое такое письмо для воинов было радостным, вдохновляющим событием. Нас словно бы согревало в лютую стужу первой военной зимы могучее и ласковое дыхание Родины.





К нам приезжали поэты, прозаики, драматурги, артисты, композиторы, музыканты, и где-нибудь в глухой деревеньке или просто в землянках, блиндажах у переднего края завязывалась дружеская беседа и звучали песни, скрипка, баян…

Воины всегда были рады этим гостям, но подразделяли их на две категории: одни бывали у нас лишь наездами и чувствовали себя вблизи переднего края, как говорится, не совсем свободно, а другие сроднились с армией и делили с бойцами все невзгоды фронта.

Мастера пламенного слова, писатели-фронтовики, были отличными политработниками, и воины высоко ценили их боевую деятельность.

Своими людьми были в дивизии скромный и смелый Борис Полевой, спокойный и решительный Саша Твардовский, неизменно бодрый и веселый Евгений Долматовский, бойкий песенник Яков Шведов, заправский служака Виктор Кондратенко, невысокий, подвижный и отчаянный Михаил Нидзе, задумчивый и собранный Григорий Скульский — хорошие ребята, настоящие фронтовики.

Встречи с писателями много давали солдату: он мог как бы со стороны взглянуть на свои повседневные дела и еще глубже осознать их значимость. Для советского воина литература — понятие высокое и дорогое, очерк, песня, рассказ и даже заметка в дивизионной, армейской или фронтовой газете — событие, памятное на всю жизнь. Счастлив и горд был боец, если его имя или имена друзей были отмечены печатным словом.

У меня сохранилась вырезка из газеты фронта об, одной из таких дружеских встреч:

«…Ждем минутку. Открываются двери. Изба быстро наполняется народом. Тесно. Полно и в смежной комнате, полно и в сенях. На груди у всех ордена.

Среди бойцов и командиров сотни награжденных, сотни представленных к правительственной награде. Каждый орден — это целая цепь героических подвигов. Каждый орден — это символ доблести. Ошеломляет, радует сознание, что их так много. Что каждый человек, стоящий перед нами, имеет за своими плечами замечательную, необыкновенную историю служения Родине. Улыбаются голубые глаза известного сегодня всей стране лейтенанта Кодолы. Рассказывает о своей борьбе с немцами смуглый казах Данкин. Герой Советского Союза Обухов держит в руке запал от гранаты. Все они неустрашимо действовали против врага лицом к лицу.

Красноармеец Зайко имеет на боевом счету свыше ста уничтоженных врагов. Командир Крюков еще под Халхин-Голом был награжден первым из орденов, которые украшают его грудь. Честно заслужили ордена Завалин и Подкопай. Но когда им приходится рассказывать историю своих подвигов, все волнуются. Нервно перебирают пальцами, которые безошибочно направляют в стан врага гранаты, спокойно нацеливали дуло противотанкового орудия, нажимали на спусковой рычаг пулемета.

И мы взволнованы. Нас захватывает, поглощает своим величием волна героизма. Простые слова простых людей — бессмертная эпопея любви к Родине. Кого избрать, о ком написать, когда перед нами их сотни!

Небольшого роста разведчик Попов-Печер неоднократно шнырял между немцами. Ходил к ним на квартиры, возил солому на их санях, приносил ценные сведения. Повар Андреев, который топчется у печки, вынес из-под неприятельского огня раненого полковника и успел вовремя сварить обед, накормить свое, подразделение. И сегодня ночью повар Андреев даст нам ужин, затем наденет белый халат и вместе с разведчиками отправится через заснеженное поле в деревню, где засели немцы.

Сколько томов надо исписать, чтобы рассказать о них всех, об их замечательном мужестве, об их исключительной скромности, об их чудесной, полной веры улыбке, являющейся залогом победы!»

Так писали В. Василевская и А. Корнейчук о встрече с бойцами и командирами нашей дивизии.

В эти дни мы получали много поздравительных телеграмм от родных и знакомых. Приходили патриотические письма от коллективов трудящихся. Вот письмо бойцам, командирам и политработникам дивизии от рабочих, служащих и инженерно-технических работников хлебозавода.