Сибирские сказки

Волк проглотил комочек хаяка, облизал губы.

— Кто у них появился на свет?

— Сын, говорят.

— Какое ему дали имя?

— Обруч, говорят.

— Плохое дали имя, — сказал волк и задремал.

Прошло ещё несколько голодных дней.

— Волчище, не могу больше так мучиться, давай поедим запас.

— Не время ещё, терпеть надо, самый большой голод впереди.

Завертелась лиса, забеспокоилась и начала бегать взад и вперёд. Хочется ей в погреб, но боится волка.

— Старина, ты бы сходил к соседу нашему Хара-Каану.

— Э-э! Я покажусь, а он подумает, что иду его стадо резать, и напустит на меня своих собак…

— Мне, что ли, сходить?

— Иди, авось, снова чего принесёшь.

Того только и ждала плутовка. Она быстро скрылась за дверью, только хвост её мелькнул. По старому следу она спустилась в погреб и съела весь хаяк. Потом соскребла со дна остатки, собрала с пола крошки, скатала в комок, величиной с напалок рукавицы из телячьей кожи, сунула под мышку и пошла к волку.

— Где так долго пропадала? — спросил волк.

— Снова на праздник попала.

— Какой такой праздник?

— У младшей невестки первенец появился.

— Как думают назвать ребёнка?

— Днище.

— Неслыханное имя!.. А чем потчевали гостей?

— Угощения разного было очень много, наелась до отвала.

— А мне чего принесла?

— Пища вся была жидкая и горячая, её не понесёшь. Вот всё, что я могла захватить для тебя.

И она бросила ему кусок хаяка.

Волк съел и задремал.

Прошло ещё несколько дней.

Чувствует волк, конец ему приходит, не в силах он больше голодать.

— Пойдём в погреб, — сказал он, встав на ноги и пошатываясь от голода, — пропадаю совсем!..

— Пойдём, волчик, — сказала лиса, виляя хвостом.

Пришли они в погреб.

Увидел волк пустую кадушку и взвыл от горя и обиды:

— Н-ны! Рыжая, так вот куда ты ходила на праздник, вот где тебя потчевали!..

— Как ты смеешь так говорить, — завизжала лиса, — сам всё слопал, когда я в гостях у Хара-Каана бывала… Потому ты, хитрец, и не хотел из дома уходить.

Лиса визжала так громко, будто бы и впрямь виновником был волк.

— Вам, лисицам, никогда нельзя верить. Чем больше лести у вас на языке, тем больше злодейства на уме. Каждое ваше слово, каждая ваша слеза — ложь…

Долго-долго они бранились, а потом разошлись в разные стороны.

Обманутый волк, поджав хвост, ушёл в лесную чащу, а обманщица-лиса, заметая следы, скрылась в кустах.

Сказитель М. Н. Тимофеев-Терешкин.

Вражда

Ребята, вы ведь ели мёд? Правда, какой он сладкий да душистый?

Вот слух, что мёд очень сладок, дошёл до мишки-медведя. Кто не хочет сладкого да вкусного отведать? Захотелось и мишке-медведю полакомиться. Узнал он, что сладкий мёд хранят пчёлы в дупле старого дерева, и пошёл искать его. Ищет по лесу, присматривается к каждому дуплистому дереву. Навстречу ему бежит голодный серый волк.

Видит волк, что мишка-медведь что-то ищет в лесу. Он и спрашивает:

— Друг мой, куда торопишься, что ищешь?

Мишка-медведь был добр. Он и не думал скрывать, что ищет мёд.

— Звери говорят, что мёд очень сладок. Страсть как хочется медка отведать, — отвечает мишка-медведь.

— Неужели мёд слаще мяса? Нет, неправда, — не поверил волк.

— Знаю, мясо вкусно. Но говорят, что мёд ещё слаще.

— Возьми меня с собой, мишка-медведь, отведать сладкого мёду, — просит волк.

— Пойдём, что найдём, пополам поделим! — согласился добрый мишка.

Вот пошли наши друзья по лесу искать мёд. Идут они, прислушиваются к каждому шороху.

Медведь на слух был слаб, а волк слышит прекрасно. Услышал он, где-то недалеко на дереве, будто пчёлы гудят.

— Слышишь, мишка-медведь, где-то близко пчёлы жужжат?

— Давай, прислушаемся!

Да, действительно, слышится жужжание со стороны высокой старой лиственницы.

Побежали они к лиственнице и видят: высоко-высоко есть дупло. Около дупла кружится много крылатых насекомых.

— Видишь пчёл? — спрашивает мишка-медведь.

— Вижу… Их очень уж много! Наверно, мёду полно! — облизывается волк.

— Вот мы с тобой вдоволь полакомимся сладким мёдом! — заранее радуется мишка-медведь. — Давай, друг мой, залезем быстрей на дерево!

Подошли к лиственнице. Волк, сколько ни царапал дерево когтями, влезть не мог. А мишка-медведь, как акробат, быстренько поднялся наверх.

Волк остался на земле и кричит:

— Мишка, есть пчёлы?

— Жужжат. Наверно, есть.

И правда, когда мишка-медведь долез до дупла, он увидел, что там вьётся целый рой.

— Серый, слышишь, как они жужжат? — радостно спрашивает медведь.

— Я раньше тебя слышал! — хвастается волк. — А мёду много видно?

— Что-то большое серое видно, — отвечает мишка-медведь.

Он сунул лапу в дупло и разорвал осиное гнездо. Злые осы кинулись на медведя и давай жалить его со всех сторон. Медведь только фырчит, отдуваясь и отмахиваясь от ос. А волку кажется, что медведь так от жадности хватает мёд, что и слово не может вымолвить. У волка от зависти слюни текут. Бегает он вокруг дерева и истошным голосом воет:

— Оставь мне! Я тоже хочу сладкого мёду!..

Бедный мишка-медведь даже не слышал, что кричал волк. Он уже забыл, что за сладким мёдом на высокое дерево поднялся, стал отмахиваться от ос обеими передними лапами и сорвался с дерева!..

Медведь шлёпнулся прямо на волка.

— Ах ты, бессовестный обжора! — взвыл волк и бросился на медведя.

— Ох, серый, остановись!.. Там…

Волк не дал ничего объяснить мишке-медведю, начал кусать его.

Тут бедному медведю ничего не оставалось, как защищаться.

Началась страшная грызня. Волк мог разорвать мишку-медведя на куски, но сила медведя спасла, да и осы их жалили.

Разбежались волк и медведь в разные стороны.

С тех пор они навсегда стали врагами.

Написана по народным мотивам Н. Якутским. Перевод Л. Золотарёвой.

Удюргай-батыр

На зелёной мураве, около речки быстротечной, среди белых берёзок стоял ветхий домик. В этом домике жили старик со старухой. С малого возраста, не разгибая спины, трудились они для скупого и жадного богача Хара-Хаана. Богач Хара-Хаан был похож на огромного паука — если кто по нужде непредвиденной попадал в его сети, он не выпускал его до самой смерти.

На старости лет старуха совсем уже перестала двигаться. Тогда Хара-Хаан заставил старика трудиться за двоих. Но горевали старики не от тяжёлой работы, а от того, что нет у них детей, которые продлили бы их род.

Однажды, возвращаясь с работы, шёл старик через берёзовую рощу. Хотя не было ветра в этот вечер, почему-то ласково шептались листья белых берёз. Где-то так радостно пела птичка, что старик, усталый и голодный, не мог уйти, не оглянувшись в ту сторону, откуда доносилось пенье. Но увидел он не птицу, а большой-пребольшой удюргай (удюргай — нарост на коре берёзы). Остановился старик, сошёл с тропинки, по которой ходил около семидесяти лет. Подошёл он к удюргаю, оглядел его со всех сторон. Тут перестали шептаться листья, умолкла птица. Старик подумал: «Может, что-нибудь сделаю из этого удюргая. Красивый чорон (чорон — чарка для кумыса) с узорами… Или резной черенок для ножа…» Срубил он удюргай и понёс домой.

Увидела старуха старика, согнувшегося под тяжестью удюргая, всплеснула руками и воскликнула:

— Эх, старик, из ума ты выжил… Зачем тебе такой огромный удюргай?

А старик уже придумал, что ответить старухе:

— У нас с тобой нет детей, а я, может, вырежу такое, что продолжит наше имя.

Тут старуха стала внимательно осматривать удюргай, заставляя усталого старика поворачивать его во все стороны. Вдруг она всплеснула руками.

— Да, смотри, старик, чудо какое ты принёс! Удюргай-то похож на ребёнка! Вот как будто ноги, вот руки, а вот голова! — Старуха уже видела ребёнка в ещё не отёсанном удюргае.

Старик ничего не ответил, но, отдохнув немного, сразу принялся за дело. Мог бы он быстро сделать, что задумал, да времени у него было мало — почти целый день работал он на Хара-Хаана. Семь лет мастерил он куклу. Часто старик, прервав работу, говорил старухе, устало улыбаясь: