Страница 55 из 63
— Ничего… — машинально ответила Эля и вдруг спохватилась: — Куда вы меня ведете?
— Успокойтесь, — человек уверенно вел Элю дальше. — Ничго плохого больше не будет. Смотрите, мы пришли…
И действительно, Эля разглядела ступеньки, в конце которых четко выделялись очерченные дневным светом дверные щели.
— Теперь слушайте, — человек остановился. — Что могло произойти, вы понимаете. И считайте, что ничего не было. От нас никто ничего не узнает, да и промолчать об этом тоже в ваших интересах. Кто мы, что мы, забудьте! И помните, пока вы молчите, вы в безопасности. Вам ясно?
— Да… — едва слышно произнесла Эля.
— Тогда идите. И, если сможете, простите моих солдат…
Эля почувствовала, что ее наконец-то отпустили, и на подгибающихся со страху ногах начала подниматься вверх по лестнице. Потом, неожиданно очутившись под сводами той же брамы, она так-сяк привела в порядок испачканную и перемятую одежду. Дальше кое-как отдышавшись и еще не отдавая себе отчета обо всем, что случилось, она пошла улицей, где все так же светило солнце и задорно позванивали трамваи…
Сидя в плетеном кресле-качалке и держа в руке неразвернутую газету, дядя Викентий, ритмично покачиваясь, смотрел в потолок, а рядом, умостившись в модерном кресле с поручнями в виде танковых гусениц, вязала Тереза. Как всегда, шторы на окнах были приспущены и, создавая приятный полумрак, одновременно снижали долетавший с улицы городской шум.
В конце концов прекратив раскачиваться, дядя Викентий отложил газету и сокрушенно сказал:
— Черт знает что, просто полоса какая-то…
— Щось таке вычитал? — Тереза подняла голову.
— Да нет, это дома… Эля сама не своя ходит. Это ж надо, шпана совсем распоясалась, среди белого дня чуть вещи не отобрали…
— Ну и що? — Тереза прекратила вязать. — Ты ж сам казав, що якийсь офицер вмешался и все добре кинчилось.
— Ну, пускай так… — дядя Викентий взял было газету и снова отложил в сторону. — Но и тут тоже… Прихожу к тебе и просто чувствую — что-то неладно… Неужели это из-за меня?
Не отвечая, Тереза наклонила голову, и спицы в ее руках начали быстро двигаться. Однако, после недолгого молчания, она негромко сказала:
— Так, Янчику, и через тебе теж…
— Но я-то тебе чем не угодил? — не понял дядя Викентий.
— Давай не будемо, Янчику, — примирительно начала Тереза, но дядя Викентий продолжал настаивать:
— Нет уж, друг мой, раз начала, договаривай!
— Добре, — Тереза отложила вязанье. — Ты памятаешь наш ранок у фрау Карличек?
— Где?
Дядя Викентий удивленно посмотрел на Терезу, и мгновенно перед его внутренним взором возник уютный венский пансионат, тот самый, в котором они первый раз провели ночь вместе. Видение было настолько четким, что дядя Викентий, покрутив головой, лишь многозначительно гмыкнул и подтвердил:
— Конечно, помню, но неужели ты до сих пор на меня сердишься?
— Та не в том дило… — Тереза ласково улыбнулась. — Я тогда, пока ты спал, все прикидала, як мы дали житимо. Скильки я маю посылаты тоби, доки ты вчишься, де потим шукаты мисце…
— Понимаю… — дядя Викентий наклонился к креслу и поцеловал руку Терезы. — Ну, извини, дорогая, это я бука-бяка, пустил все по ветру, но когда ж это было, а ты все не прощаешь.
— Ты трохи погоди с жартами… — Тереза предостерегающе подняла руку. — Я хочу, щоб ты зрозумив. Ось ты знову явился. Так неожиданно, и я… Я знову, як замрияна дивчина, начала знову щось розмирковуваты. А ты ж невыправный, мий Янчику…
— Почему ты так думаешь? — искренне удивился дядя Викентий.
— А про театр ты забыл?
— Да нет, — усмехнулся дядя Викентий. — Мне кажется, наоборот, это ты там была такой… такой…
— Нет, це ты був такий, Янчику, — быстро возразила Тереза. — Я гадала, мы будемо жыты тихенько, никому не заважая, а ты… Ты всих взбаламутив. И мало тоби було розмов про той театр, ты ще и з генеральшею у фаэтони катался!
— Ты что, дорогая, ревнуешь? — изумился дядя Викентий.
— При чем здесь я? Тебя там видели, и теперь стильки розмов…
— Да что тут такого? — рассердился дядя Викентий. — Ну и пусть говорят!
— Ты так считаешь? — Тереза откинулась в кресле и посмотрела прямо в глаза собеседнику. — А ты, милый, не догадываешься, что между первым твоим появлением и теперешним много чего могло быть?
— Кажется, по этому поводу мы уже говорили, — сухо возразил дядя Викентий. — Там ничего не было.
— Ни, було, Янчику. Тильки, на жаль, не те, про що ты думав.
— И что же?
— Вспомни, колы мы з тобою тикалы з Видня, ты чомусь назвався графом Сеньковським, и ты що считаешь, що австрийци не дотумкали, хто був насправди той граф? — Тереза разволновалась, затеребила вязанье, потом опять отложила его и тихо закончила: — Так що колы цисарци повернулись, они первым делом зай шлы до мене…
— И ты… — дядя Викентий весь подобрался.
— Ну что я, Янчику? Чи ты хотив, щоб мене повисылы?
— И значит…
— Значит, все було, Янчику… — едва слышно отозвалась Тереза.
— А я сказал, нет! — внезапно сорвался на крик дядя Викентий. — Не было, и все! Ни той войны, ни Австро-Венгрии! Ничего не было!
— Потим була Польша, — тихо возразила Тереза. — И була ЗУНР…
— Подожди-ка… — голос дяди Викентия дрогнул. — Ты что?.. До сих пор с ними связана?
— Так, Янчику… И це саме ты загнав мене у глухий кут…
Дядя Викентий надолго замолчал, и в воцарившейся тишине слышался только монотонный скрип качалки. Наконец дядя Викентий повернулся и сухо, по-деловому спросил:
— Кто ты у них?
— Связная. До мене в крамныцю несут грипсы, а я закладываю их в квиты и передаю дальше.
— Так… — Дядя Викентий задумался. — Значит, теперь мой черед…
— Не знаю, Янчику… Поверь, я б не начинала той розмовы, но тепер воны цикавляться саме тобой…
— Кто конкретно?
— Юрко Гричишин. Той самый… Як бачиш, Янчику, все повторяется…
— Ясно… — Дядя Викентий встал и принялся нервно расхаживать по комнате.
Так он раза три прошел из угла в угол, прежде чем спросить:
— Что он хочет?
— Встретиться, Янчику…
— Хорошо, встретимся…
В интонации дяди Викентия вдруг возникли жесткие нотки, и, едва уловив их, Тереза не выдержала:
— Оставь это, Янчику, не треба! Тикай звидси! Тикай! Нехай я одна пропадаты буду, мени тепер все едино!..
— Ну уж нет… Вот теперь-то я никуда не побегу!
Дядя Викентий остановился, придержал рукой все еще покачивавшееся кресло-качалку и как-то совсем буднично, от чего по контрасту его слова приобрели еще больший вес, сказал:
— Передай своему Юркови, я согласен…
Стоя возле окна, начальник отдела смотрел на поворот трамвайной колеи и, постукивая по стеклу пальцем, размышлял. Его подчиненный, капитан, стоя за спиной начальника, терпеливо ждал. Решение не приходило, молчание затягивалось, и, в конце концов, бросив рассматривать улицу, начальник повернулся к подчиненному.
— Ну, «Петрищенко», не подтвердилось ни хрена?
— Да уж… «старшина» из Стефы все выкачал.
— Ага, выкачивал… Особенно ночью… — начальник сердито фыркнул. — Черт, ловко нас этот «дядя» вокруг пальца обвел! Романтики, мать их… А мы, дураки, головы ломаем. И с чего это он при всем параде в театр поперся? А оно вона как поворачивается. Генеральша в коляске подвозит. Видать, и про племянника не забудет. Того и гляди, красавчик этот вторым адъютантом вслед скакать будет. Наезднички…
— Гх-гх, — осторожно кашлянул капитан. — Генеральша эта тоже, того… Папа ее из бывших…
— Само собой! Рыбак рыбака…
— А может?..
Начальник тяжелым взглядом посмотрел на подчиненного, однако после короткого колебания криво усмехнулся.
— Может, может… Она, брат, все может… Сам-то племянник что?
— На гражданку хочет. Имею сведения, насчет преподавания в институте интересуется. Он же образованный… Инженер.
— А вот это хорошо. Нам он тоже пока без надобности, зато потом… Потом будем посмотреть…