Страница 77 из 97
А тут еще назревал второй съезд научных работников Сибири. Сроки не были установлены, говорили, может быть, съезд будет отложен до окончательного утверждения первого пятилетнего плана, а вдруг да вот-вот и состоится?! Нынче съездов, пленумов, совещаний, сессий и в Москве, и на местах не сосчитать, все газетные полосы заполнены отчетами. Во всяком случае, было уже известно, что съезд намечается провести по трем секциям: «Недра», «Поверхность», «Человек».
«Недра» — это, разумеется, будет секция геологическая, и там предполагалось очень интересное сообщение профессора М. А. Усова о поисковых работах на нефть, в секции «Поверхность» основным докладом намечался доклад профессора П. Н. Крылова о растительных ресурсах. Доклады Усова и Крылова, если они состоятся, должны были стать «гвоздями» всего съезда, тем более что и тот, и другой выдвигались Сибирью в члены Академии наук СССР. Обсуждение кандидатур на страницах краевой печати и в центральных «Известиях ВЦИК» прошло вполне успешно. Корнилов тоже готовил материалы в связи с этим обсуждением.
К третьей секции, «Человек», он, конечно, отношения никакого не имел и иметь не будет, не по его специальности, там будут доклады по этнографии, фольклористике, по истории Сибири.
Он теперь дома-то почти не жил, Корнилов, а все на работе, на работе. Так ему было легче — не мог он слушать пустоту соседней комнаты, не мог вспоминать, что еще недавно оттуда доносились шаги Нины Всеволодовны. Говорили — комнату отдадут товарищу Кунафину — он зачислялся в штат Крайплана.
Итак, Корнилов составлял сводку очень тщательно, она была обширной, цифровой материал сопровождался комментариями и резюме, и, должно быть, поэтому он и не заметил, что Сеня Суриков смотрит на него с каким-то особым значением. Он это умел, Сеня, смотреть на кого-либо с тем или иным значением. Да и сам-то товарищ Прохин стал в последние дни несколько строже, Корнилов и этому не придал особого смысла, еще бы, такая напряженная работа, такой ответственный период! А не заметив этого и будучи у товарища Прохина в кабинете по поводу все той же сводки, он сказал:
— Я думаю, Анатолий Александрович, было бы неплохо показать раздел «Гидроэнергетические ресурсы и перспективы развития речных путей сообщения в крае» Георгию Васильевичу. Он специалист. Смыслит в деле, у него статьи напечатаны по этим проблемам. И не одна. В журнале «Жизнь Сибири». И в других.
— Какому Георгию Васильевичу? — спросил Прохин.
— То есть как это какому? Разумеется, Бондарину!
— Ну, знаете ли... — развел руками Прохин.— Неужели вы не в курсе? Да его же у нас нет, Бондарина!
— Как это нет? Ушел? Куда же он ушел-то в такое напряженное время? Ведь вы же его не отпускали, просили и еще задержаться в Крайплане. Ведь пятилетний план окончательно верстаем!
— Странный вы человек, Петр Николаевич! Право... Не замечаете ничего. Будто вас ничего не касается. нету у нас Бондарина. Поняли: нету!
— Не понимаю...
— Кадры-то у нас должны серьезно проверяться, кадры решают все! Кадры нам присылают — бывшего князя Ухтомского прислали, например, но ведь и проверяют тоже. Без этого не обойдешься. Без этого в наше время нельзя.
В Красносибирске среди прочих многочисленных газет и журналов — партийных, сельских, профсоюзных, национальных, ведомственных, охотничьих, женских и детских — выходила молодежная газета, она так и называлась — «Молодой большевик», она по своему значению и тиражу уступала только краевой газете.
В редакции «Молодого большевика» был, разумеется, и главный редактор.
Им был товарищ Мартынов — примечательная личность! Совсем юноша — ему, наверное, только-только перевалило за двадцать,— он был человеком очень известным, один из признанных молодежно-комсомольских лидеров края, оратор, публицист, организатор и проводник всех начинаний Советской власти.
Так вот, кроме всего прочего, товарищ Мартынов был близок и к Крайплану — ко всем его перспективным разработкам, наметкам и замыслам.
И объяснялось это необыкновенной какой-то любовью Мартынова к Сибири, к ее природе, к истории и людям, ко всему тому, о чем очень часто говорилось — «будущее Сибири».
Сначала Мартынов присылал в Крайплан и в КИС сотрудницу своей редакции — не очень-то расторопную, не очень грамотную, возрастом уже переросшую комсомол, но, по-видимому, еще не доросшую до ответственной партийной работы, она-то и получала в Крайплане всякого рода цифры и плановые соображения, о которых давала затем информацию на страницах «Молодого большевика» — вот, мол, какое будущее, какое грандиозное, ждет нашу Сибирь в самые ближайшие годы.
Информация получалась так себе — не броской и не яркой, хотя и дельной — факты сами по себе были дельными.
Но, видимо, это не устроило главного редактора, и вот он сам стал забегать в Крайплан и к Прохину, и к Вегменскому, а к Корнилову, пожалуй, и почаще других, беседовал с ними, записывал эти беседы, запасался цифрами, а тогда заметки и небольшие статьи о природных ресурсах Сибири, о геологических, ботанических, лесных и прочих экспедициях, современных и прошлых, об истории всякого рода географических открытий в Сибири стали в газете «Молодой большевик» прямо-таки увлекательным чтением.
И не только увлекательным, но и полезным. Корнилов завел даже специальную папочку для газетных вырезок такого рода, а Прохин, тот уже несколько раз прилагал эти вырезки к своим официальным отчетам и докладным.
Самое удивительное было в том, что Мартынов все понимал: ему слово-другое о деле скажешь, а он уже суть дела схватил, уже интересуется подробностями этого дела.
И никаких никогда ошибок, передержек, неточностей, даже неумелого обращения со специальной терминологией, столь обычных для газетных материалов, в статьях Мартынова не бывало. А вот эмоциональность была. Даже восторг был, но только не глупый, не телячий, а совершенно к месту. Доказательный и убедительный. Корнилов прочтет, бывало, такую вот статейку и даже изумится: сам же он давал Мартынову материал, сам беседовал с ним, а восторга почему-то в материале, во всей теме их разговора не заметил.
«Вот что значит молодость! — думал Корнилов о Мартынове.— Молодость и умение... Молодость и личность... »
Что и говорить, умел Мартынов подавать материал: тонны олова, которые намечено добыть в крае за предстоящее пятилетие, он вдруг переведет на число оловянных ложек — смешно получается и показательно; а то вдруг расскажет остяцкую легенду об одном чудом спасшемся охотнике...
Охотник этот заблудился зимой в Васюганских болотах, он погибал там, замерзал от холода, потому что его огниво высекало совсем слабую искру и не давало огня, но вдруг увидел он оконце в снегу, и там, на дне, была вода, от нее пахло керосином... Керосин принял слабую искру, загорелась вода, спасся охотник. Все это было написано с литературным вкусом, а, кроме того, все следовало читать так: ищите в Васюганье нефть! Ищите, ищите и найдете!
Трудолюбием Мартынов обладал необычайным — он был главным редактором газеты, он учился на вечернем факультете Института народного хозяйства, а еще он ездил в Томск, дополнительно слушал там лекции самых известных профессоров.
Многие томские профессора незадолго до того вызвались безвозмездно читать по особой программе лекции для краевого совпартактива, список слушателей был составлен лично товарищем Озолинем, и вот человек двадцать, а то и тридцать краевых руководителей, собравшись вдвоем, втроем, а то и по одному, несколько раз в год ездили просвещаться в Томск. В «Сибирские Афины» — так называли иногда этот город.
Знавал ведь когда-то Корнилов очень способных молодых людей, сам учился в свое время с блеском, ну и в те времена знавал, когда был уже приват-доцентом Санкт-Петербургского Императорского — тоже наблюдал этакие фигуры, как будто самой природой предназначенные поглощать и поглощать всякого рода знания и понятия, но такого вот Мартынова ему, помнится, не встречалось, нет.