Семь песков Хорезма

— Отдохни малость, поезжай в Хорезм. Расскажи йомудам и каракалпакам о вашем разговоре. Вот тебе моя рука... рука настоящего друга, на меня ты можешь положиться.

Катенин в честь туркменского сердара дал обед, пригласил и джигитов, приехавших с Атамурадом в лагерь. К вечеру туркмены уехали.

После проводов сердара Катенин, взяв под руку Игнатьева, сказал тихонько:

— Ты, Николаша, этому подъесаулу Лихареву не говори, что его отец погиб... Постепенно сам узнает.., Жаль сироту — всю дорогу до самой Хивы будет маяться. Пусть узнает на месте... Людям своим объяви, чтобы собирались. Заночуем и отправимся в путь.

На рассвете русский отряд снялся с Эмбы и устремился на юг к Аральскому морю. Погода стояла теплая. Лишь изредка на голубое небо набегали облака, заслоняя солнце. Травы, напоенные влагой, еще не обожженные зноем, были в самом соку, от них шел здоровый бодрящий запах, и солдаты чувствовали себя превосходно. Над степью тут и там взлетали птицы, желтыми тенями проносились стада сайгаков, неожиданно почти из-под копыт выскакивали зайцы и крупными скачками уносились прочь. Казаки пускались в погоню, поднимали крик, отчего вокруг начинался переполох: взлетала над гнездом мелкая пернатая дичь, выскакивали из нор и снова прятались суслики, тяжело взлетая, поднимались в небо степные орлы. Степь оглашалась беспокойным звоном... Ночью было свежо, спали, укрываясь шинелями. Шатров и палаток не разбивали, ибо короток был летний сон. Чуть свет трубач играл зарю, и отряд двигался дальше. На четвертый день вдали засинело море. Здесь Катенин распрощался с миссией Игнатьева:

— Ну что, Николай Павлович, поезжай влево, а я — вправо. Ты на Усть-Юрт, я — на Раимский пост. Прибуду в Раим, сразу пошлю пароход в Чернышевский залив.

Еще на Эмбе они решили ввести пароход «Перовский» в устье Амударьи и плыть вверх по реке насколько будет возможно, чтобы изучить ее судоходство. А чтобы хивинцам не показался подозрительным ввод парохода в Амударью, там же сообщили Омариль-хануз «Подарки хану — тарантас, напольные часы, мебель и прочие вещи — повезем до самой Хивы пароходом». Омариль-хан нахмурился, но не возразил.

Отряд Катенина свернул на восток и скрылся за горизонтом. Полковник Игнатьев после недолгого отдыха построил своих людей, сказал: «Ну с Богом, служивые», и тоже отправился в путь. Предстояло, по расчетам, тридцать дней идти по Усть-Юрту, затем спуститься к морю, где часть посольства сядет на пароход, остальные пойдут берегом моря и, переправившись через залив Ай-Бугир, войдут в Кунград.

XV

Атамурад намного опередил русскую миссию. Прибыв в середине июня в Кунград, он вывел повстанцев-иомудов из города, сам с сотней джигитов остановился в ожидании Игнатьева у Мухаммед-Фена. Сердары сердцем приняли желание России завязать с Хивой крупную торговлю, и непримиримая вражда между ханом и кочевниками постепенно начала затухать. Сначала прекратились стычки на северных окраинах ханства, затем в городах, где еще находились отряды повстанцев. Глашатаи-джарчи, переезжая из селения в селение, объявляли народу о приближении людей белого царя, о больших переменах, и дело шло на лад. Обстановка улучшилась настолько, что в Кунград приехал из Хивы племянник хана Мат-Мурад в сопровождении нукеров. Он поселился во дворце кунградского мехрема, попивал чай, сидя на топчане, и смотрел на Амударью. Впервые после долгих лет кровавой вражды сошлись за дастарханом непримиримые противники, Мат-Мурад, мирно беседуя с Атамурад-сердаром, пытался понять, какую силу применил оренбургский губернатор, что разъяренные, как львы, иомуды превратились в добрых друзей.

— Дорогой Мат-Мурад, добро оплачивается добром, — несколько свысока отвечал Атамурад. — Россия идет в Хорезм с добрыми намерениями — не пристало нам встречать ее злом. Новый генерал добр, — даже главного калтамана кайсакских степей, Исета, помиловал.

В свите Мат-Мурада находился родной брат Исета — Азберген, бежавший когда-то от Перовского в Хиву.

Услышав об Исете, он подсел к Атамураду и забросал его вопросами.

— Атамурад, неужто это так, как говоришь?

— Я лживых слов не произношу.

— Значит, и то, что тебе русский генерал назначил жалованье, тоже правда?

— Истинная правда.

— Атамурад-сердар, замолви за меня слово перед русским генералом. Я хотел бы тоже вернуться в степь и служить белому царю.

— Ладно, Азберген, я это исполню...

Шум, возникший в городе, прервал их беседу. Сна чала все подумали, что прибавилось воды в Амударье и она зашумела так сильно. Выскочив во двор, Атамурад и другие увидели бегущих горожан. Толпы с криками, толкаясь и давя друг друга в тесных улочках, бежали за город. Зычные гудки с реки еще больше подхлестнули обезумевшую от страха толпу.

— Вах, бараны! — выругался Атамурад-сердар. — Остановитесь, люди, это же русский пароход!

Он вскочил на коня и сопровождаемый хивинцами и своими джигитами направился к берегу.

«Перовский» разразился гудками потому, что сел на мель именно в том месте, куда хивинцы сбросили с каюков тысячи тонн привезенного камня, чтобы не пустить русское «чудище» к Кунграду. Мат-Мурад, год назад вместе с сановниками участвовавший в перекрытии реки, теперь довольно посмеивался. Атамурад-сердар, зная, что это дело рук хивинцев, сказал ему:

— Мат-Мурад, придется тебе заняться очисткой Амударьи. Если пароход с подарками Сеид-Мухаммед-хану не дойдет до Хивы, маградит снимет с твоей шеи голову.

Первыми причалили к берегу казаки, высадились, образовав две шеренги, чтобы оградить от толпы начальника Аральской эскадры капитан-лейтенанта Бу такова, подполковника Черняева и других офицеров, Подъесаул Кирилл Лихарев скомандовал: «Равняйсь... Смирно!», доложил о готовности конвойного отряда, Высокорослый, стройный, он был очень похож на отца, Крутолобый, брови черные, глаза полны дерзости и отваги Атамурад. глядя на ритуал, с любопытство»! разглядывал Кирилла На Эмбе, когда он услышал о сыне Сергея, часто думал о нем, и сейчас искал случая познакомиться. О том, что в посольстве находится Сергеев сын, знали и джигиты. Как только они увидели высокого подъесаула, похожего на Сергея-агу, сразу заговорили о нем. Кирилл, еще в детстве научившийся говорить по-узбекски, понял, что в толпе заинтересовались им, поднял руку.

— Рад видеть своих земляков! Да сохранит вас Аллах! — крикнул он, чем вызвал оживление в толпе.

— Лихарев, прочь фамильярность! — одернул его Бутаков. — Командуй отрядом!

Минуя полуразрушенные стены, вошли в широкие распахнутые ворота крепости. Двор был усажен сплошь фруктовыми деревьями, прочерчен узкими аллеями в украшен клумбами, на которых благоухали розы. В глубине двора виднелись дома с айванами. Вернувшийся после бегства в свою обитель Диван-баба, молитвенно сложив на груди руки, поджидал офицеров и идущих с ними предводителей повстанцев. Казаки расположились под яблонями и абрикосовыми деревьями. Пока они приводили себя в порядок, джигиты вскипятили чай и принялись готовить плов. Расселись на тахте, подобрав под себя по-турецки ноги. Бутаков повел беседу о городским головой. Кирилл Лихарев участвовал в бесе де в роли переводчика.

Диван-баба, слезливо жалуясь, врал:

— Урус-паша, кто знал, что к нам приплывет такой большой каюк! Если бы знали, никогда не стали бы перегораживать реку. А теперь что же... Теперь дадим вам малые каюки, на них и повезем в Хиву подарки.

— Ну, ловкачи! — засмеялся подполковник Черняев.

— Да я еще в Раиме сидел, а мне уже кайсаки доложили, что хивинский хан ставит семь плотин на реке, — сказал Бутаков. — Запрячь бы этого толстого хряка в бечеву, пусть бы тужился, тянул пароход до самой Хивы.

— У него персиян много. Их он заставит тянуть, — предположил Черняев.

— Зачем персиян? — не согласился Атамурад-хан. — Верблюдов пригоним!

— А что — дело говорит сердар, — поддержал Бута ков.— Верблюдами только и можно стащить с мели па роход. И каюки они потянут... Силища у них сказочная.