Игорь Саввович

Замена таблички «Психиатр» на табличку «Функциональная неврология» несколько помогла, но в корне вопроса не решила, и пришлось Игорю Саввовичу с осторожностью пробираться к врачу-психиатру, сидящему в кабинете с опасной табличкой.

Двенадцать дней назад тайно от жены и всего прочего мира, по совету матери, с которой он долго и осторожно, всемерно смягчая положение, говорил по телефону о своей непонятной болезни, Игорь Саввович пришел в опасный для карьеры кабинет. Его приняла молодая женщина – незамужняя, как понял по ее глазам Игорь Саввович. Она минут сорок беседовала с ним, удивлялась и многозначительно хмурилась и, наконец, сказав глубокомысленно: «Трудный случай!», назначила консультацию у профессора Баяндурова, принимающего пациентов в их больнице дважды в месяц. Фамилия Баяндурова у Игоря Саввовича была, как говорят, на слуху, мать и отчим несколько лет старались переманить Баяндурова в свой Черногорский медицинский институт, часто упоминали его фамилию с добавлением превосходных степеней. А в разговоре по телефону мать сказала: «Повидайся непременно с Гасаном Гасановичем Баяндуровым».

Совершенно пусто было в больнице, вообще никого, естественно, не было возле опасного кабинета, и над дверью горел разрешающий зеленый глаз. Постояв секунду-другую возле двери, Игорь Саввович постучал костяшками пальцев, увидев, что зеленая лампочка потухла, а красная зажглась, твердо вошел в кабинет, просторный и светлый. Профессор Баяндуров – только профессором мог быть человек в татарской тюбетейке на бритой голове – стоял к дверям спиной, что-то высматривал через окно, а молодая «психиаторша» сидела с озабоченным лицом. Поздоровавшись с Игорем Саввовичем, она робко пискнула:

– Гасан Гасанович, а Гасан Гасанович!

– Так и называйте меня! – сказал Баяндуров, поворачиваясь к пациенту. – Садитесь, пожалуйста, курите, если курите… Здравствуйте, Игорь Саввович!

Он был гигантом, этот легендарный даже для отчима и матери человек – вторая, после Валентинова, ромская городская и областная достопримечательность в людском, так сказать, исчислении. Когда говорили о Баяндурове, то всегда начинали с тюбетейки, которая якобы вышита бисером, на скрещенных линиях вставлены бриллианты, а все остальное – золотое шитье. После этого шла фраза: «Посмотрит, кивнет – вы уснули!» Третья сенсация звучала так: «Дуплетом режет трех уток». Профессор считался и был непревзойденным охотником.

– Игорь Саввович, – насмешливо сказал Баяндуров, – я не волшебник и не шулер. Я не способен своим пронзительным взглядом творить чудеса, тем более диагностировать! – Он сердился притворно. – Не вам, Гольцову, мне напоминать: говорите! Начинайте, Игорь Саввович, начинайте…

Он понравился Игорю Саввовичу, вернее, был так родственно узнаваем, что не мог не нравиться. Таким голосом, как Баяндуров, с больными разговаривали мать и отчим, пахло от них так же, как от Баяндурова, да и обращался он с Игорем Саввовичем как со своим человеком, то есть не ломался и не строил из себя знаменитость. Большой, моложавый, выбритый до синевы, с черными глазами и огромными вывороченными негритянскими губами – такой человек вызывал, наверное, у всякого симпатию. Вспомнилось, как в одной детской сказке после встречи со страшными волком и лисой заяц, чудом спасшийся, увидел медведя. Медведь был такой большой, что заяц сказал вдруг: «Привет!»

– Легко приказать: начинайте! – тоже насмешливо проговорил Игорь Саввович. – Я прочел две-три книжонки по психиатрии, в том числе и вашу, Гасан Гасанович, но ничего похожего не нашел. Минуточку! – Он поднял руку, чтобы Баяндуров справедливо не послал его к чертовой матери за дилетантскую вылазку. – Минуточку! Я хочу сказать, что упустил начало болезни и поэтому не знаю, с чего начинать, но все-таки попробую…

– Попробуйте! – совсем иронически буркнул профессор.

– По материнской линии и, видимо, по отцовской в моем роду психически ненормальных людей нет. Уверен, что не было и сифилиса! – заговорил Игорь Саввович медленно, но твердо. – Значительных травм, серьезных болезней, обмороков, потери памяти за собой не помню с рождения. Еще говорить?

– Хватит говорить! – перебил его Баяндуров и, повернувшись к молодой врачихе, обескураженно развел руками. – Вот и извольте лечить этих всезнаек! Вам он тоже диктовал ответы по схеме Патерсон – Миль – Баяндуров? Этак любой с панталыку собьется… – И опять с ироническим, но свойским и добрым лицом повернулся к Игорю Саввовичу: – Хватит говорить, дорогой Игорь, сын Лены Веселовской! Эх, не в клинике будь сказано, красивей женщины я не встречал… – И сделался серьезным. – А ну, скажите-ка, милый мой, какой бы вы сами себе поставили диагноз. Да не бойтесь, не завоплю – дилетантщину из вас не вышибить… Ставьте диагноз!

Игорь Саввович прищурился.

– Эндогенная депрессия.

– Страхи контролируются?

– Ах, если бы…

Баяндуров стал удобно устраиваться в кресле, а Игорь Саввович думал о том, что все прочитанные книги по психиатрии он помнил от начала до конца, что, доведись ему учиться в медицинском институте, как хотели мать и отчим, можно было бы сейчас идти к экзаменатору. И вопрос о контролируемости страхов, который задал Баяндуров, тоже убеждал, что Игорь Саввович много знал о себе, но не понимал, в чем дело.

– Опишите ваш рабочий день, Игорь Саввович! – неожиданно бесцветным производственным голосом потребовал Баяндуров. – По порядочку! По часам и минутам. Ну вот этак: «Поднимаюсь в семь, при этом…»

Игорь Саввович тоже устроился поудобнее, так как разговор обещал быть долгим.

– Я просыпаюсь около восьми. Просыпаюсь не сам, – начал Игорь Саввович. – Чтобы разбудить меня, жена тратит добрых десять минут. И как только я прихожу в сознание, первая мысль… – Он помолчал, чтобы Баяндуров опять не обрушился на него за дилетантский профессионализм рассказа. – Первая мысль такова: «Опять жить? Умываться, одеваться, ехать на работу? Боже мой, кому и зачем это надо!» Еще минут пять я лежу на боку, потом поднимаюсь, бреду в ванную, где обкатываюсь ледяной водой. После этого две-три минуты я чувствую себя почти здоровым, и эти минуты – единственные за все сутки. А потом? Как бы это передать точнее? В груди начинает расти комок страха и боли. – Он помолчал, подумал. – Боль чисто физического свойства. Что-то похожее на судорогу прокатывается по грудной клетке, кажется, что останавливается в сердце и острой болью отдается в нем…

Все-таки профессор Баяндуров лгал, когда обещал не пронизывать Игоря Саввовича гипнотизирующим всепонимающим взглядом. Сейчас его немигающие глаза были устремлены в глаза Игоря Саввовича, тугая и острая волна воли профессора как бы вытекала из черных глазных провалов, и было такое чувство, какое бывает на рентгеноскопии, когда включаются экраны – холодок обвевал лицо и грудь.

– К тому времени, когда подходит служебный автомобиль, я уже представляю из себя то самое, что вы сейчас видите, профессор! – весело произнес Игорь Саввович. – В таком состоянии я приезжаю на работу – внешне спокойный и старательно улыбающийся на людях. – Игорь Саввович улыбнулся именно так, как он это делал на людях. – Страхи вызываются всем, что происходит и не происходит! Секретарь сообщает мне о наиболее важных событиях – страшно! Сажусь на рабочее место, беру первую попавшуюся бумагу – страшно! Поднимаю телефонную трубку – страшно! Анализ ничего не дает, хотя я беспрерывно и заведомо напрасно копаюсь в себе, что уже само вызывает страх. Думаю: «Чего я боюсь?»

Он замолк, и это продолжалось до тех пор, пока Баяндуров мягко не напомнил:

– Продолжайте, Игорь Саввович.

– Продолжаю… Анализ не помогает, напротив, страхи увеличиваются, а боль в груди делается такой, что хочется стонать.

Он опять остановился. Большелобая хозяйка кабинета, которая в прошлый раз деловито хмурилась и многозначительно хмыкала, сегодня, заслушавшись, видимо, забыла, кто она такая, где находится, и смотрела на Игоря Саввовича откровенно любопытными глазами, словно хотела сказать: «Так вот он каков, этот Игорь Гольцов!» К таким взглядам Игорь Саввович привык, так как северный город Ромск создал вокруг него и его друзей легенду об их якобы роскошной жизни, причем такой роскошной, что и сам город, создавший легенду, в нее окончательно не верил. Впрочем, некоторые основания у горожан были: Игорь Саввович был женат на красивой женщине, дружил с красивыми женщинами и мужчинами, были загородные прогулки, поездки на катерах, рестораны, Игорь Саввович и его друзья модно одевались, свободно вели себя – они были заметными; поэтому, видимо, и создалась легенда о невозможно роскошной жизни.