Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 97

– Что перестать, Олег?

– Смотреть на мир глазами старой больной собаки. Ты хоть напейся, что ли! За десять лет я тебя ни разу не видел пьяным. Живой же ты, черт побери! Ну говори, чем могу помочь? Сам говори!

Игорь взял его руку, погладил прончатовские пальцы.

– Спасибо, Олег! Не знаю, чем мне можно помочь. А за вечеринку спасибо! Я понял, что для меня весь этот дурацкий шик…

Прончатов наклонился к Игорю Саввовичу совсем низко.

– С женой плохо? Не лги только! Пришли будни? Правду говори!

– Бредишь, Олег! Ни разу не поссорились. Хорошая жена!

Прончатов замолк. Редкий это был случай, когда сам тагарский бог не знал, что говорить, что думать.

– Ну хорошо, Игорь! – сказал он. – Поживем – увидим! Пошли!

В гостиной ничего не изменилось. Женщины сидели тесно, как бабы на посиделках, и были серьезны, как те же бабы, занятые пряжей, и было забавно видеть бабское, древнее, деревенское в облике трех ультрасовременных женщин.

– Послушайте, люди добрые, какая беда со мной приключилась! – вдруг громко и нервно сказала Неля и при этом скучно улыбнулась. – Хочу влюбиться до чертиков, а не могу… Ну, чем я прогневала господа!..

Гости молчали. И даже Прончатов молчал. Оставаясь образцовым семьянином, Прончатов время от времени влюблялся, и любил со всеми онерами – цветами, стихами, ревностью и любовными размолвками. Игорь Саввович знал со слов Олега, что первый секретарь обкома партии Левашев при случае деликатными намеками дал понять Прончатову, что хорошо бы вообще стать солидным человеком, а если уж Прончатова время от времени «пронзала» любовь, не делать из нее зрелищное предприятие. Прончатов вышел от Левашева смущенным, а позднее сказал Игорю: «Хорошо он со мной говорил, если честно признаться! Старше меня на год, а разумом держал меня на ковре. – Прончатов подумал и с улыбкой признался: – Поймал меня на тщеславии. Я же всех возлюбленных не могу не продемонстрировать друзьям и не друзьям. Тщеславие, брат! И фразу хорошую нашел Левашев: „Любовь в рекламе не нуждается!“

Игорь Саввович спросил: «Как же он тебя отпустил чистеньким?» Прончатов ответил быстро и просто: «Хорошо информирован. Знает, что я не блужу, а влюбляюсь… Кстати, он тобой интересовался. Хочет знать, почему ты постепенно отходишь от дел…»

– Ко мне приезжала из Ростова бабушка, – выждав паузу, тихо и таинственно сказала Рита. – Она рассказала, как они безумно веселились в молодости: играли во флирт… – Она старательно изображала веселое оживление. – Игорь, дайте-ка мне мою сумочку. Спасибо! Вот это знаменитый у наших бабушек флирт…

Засаленные десятилетиями, распухшие от частого употребления и от времени, но изготовленные из веленевой бумаги, с затейливыми виньетками по краям, на стол легли карточки игры, популярной и легендарной в начале века среди чиновников, мещан, а позднее нэпманов и провинциальных барышень. На каждой карточке крупно было напечатано название цветка, под ним литерами поменьше шел пророческий и любовно-игривый текст.

– Правила игры просты, – важно и преувеличенно торжественно сказала Рита. – Я протягиваю карточку, например, Игорю, говорю: «Резеда!», а вы читаете соответствующий текст. Итак, начали! «Резеда», Игорь! Остальные разбирайте карточки. Ну, позабавимся!

Игорь Саввович прочел с неожиданным любопытством: «Если Вы хотите знать, что я думаю о Вас, прочтите „Настурцию“. На той же карточке под „Настурцией“ значилось: „Возможно, я Вас могу полюбить. Только не будьте таким ветреным“. Он засмеялся, озабоченно почесал затылок, поразмыслив, остановился на „Гиацинте“, под которым стояло: „Все может быть, если Ваше прекрасное сердце не занято“. На это Рита мгновенно ответила „Ландышем“: „Все зависит только от Вас“.

– Смотрите-ка, еще с ятем! – восхитилась Неля. – Беседка, оказывается, писалась через ять. Лиминский, где вы найдете теперь увитую плющом укромную беседку, в которую приглашаете меня «Гладиолусом»? Вы и здесь порете дичь… «Гортензия»! Это вам, несносный Лиминский!

Оживился и Прончатов, печальный после коридорного разговора с другом. Только Митрий Микитич опять секретничал с телефоном. Пришедший в себя тагарский директор загреб ручищей стопку карточек, плотоядно осклабился, но, заметив, что Наташа карточки не берет, шутливо нахмурился и погрозил ей пальцем. Блондинка без улыбки взяла карточки – она была прекрасна своей бесстрастностью и простотой. Читая карточку, она по-ученому нахмурила большой ясный лоб. Наташа к двадцати семи годам умудрилась окончить консерваторию, факультет иностранных языков, в совершенстве владела тремя языками: немецким, английским и – не удивляйтесь! – остяцким, на котором разговаривали аборигены Ромской области, нуждающиеся в хорошем переводе.

– «Георгин»! – вкрадчиво сказал Прончатов. – Держи, Наташка!

И как раз в это время Неля, наклонившись, протянула карточку Игорю Саввовичу:





– «Роза»!

Он прочел: «Вы любите, но не хотите признаться». Подняв глаза, он увидел, что Неля соединяет многозначительным взглядом его и Риту. Это было нелепо и смешно.

Игорь Саввович втихомолку улыбнулся, наклонившись к уху Риты, шепнул:

– Ты уверена, что Неля равнодушна к Лиминскому?

Рита покачала головой, нахмурившись, покрутила пальцем возле лба.

– Гольцов, вы глупы…

– Рита!

Она засмеялась, потом погрустнела, потом опять засмеялась и тем голосом, каким они разговаривали на работе, но, обращаясь к нему на «ты», серьезно сказала:

– Неужели ты не понимаешь, как это противно – здоровый, веселый, развратный и глупый мужик? «Гелиотроп».

«Я тебя люблю безумно», – прочел Игорь Саввович и мгновенно ответил «Львиным зевом», где стояло: «Взаимно, если не шутите». После этого одновременно с Ритой он лениво бросил карточки на стол… Ну кто бы поверил, что знаменитый Прончатов, три красивые, умные, образованные женщины, Гольцов и сын профессора физики Лиминский играют во «флирт» и при этом истинно наслаждаются!

– «Роза»!

– «Орхидея»!

Между тем у Володечки Лиминского дела шли, пожалуй, оживленнее, чем у других. Нарочно не заметив два грубых выпада Нели, уставшей за неделю от изматывающей работы, он медленно, но – кто знает? – верно шел к желанной цели. Из-за недостатка карточек «флирта» в ход уже пошли клочки бумаги и карандаши, потный Лиминский писал как заведенная машина, старался изо всех сил и к тому времени, когда Игорь Саввович и Рита отыгрались, опять держал руку на колене Нели.

– Не скучай! – попросил Игорь Саввович Риту. – Забавно ведь, а?

– А пить мы еще будем, граждане?

– Напьемся, напьемся! – с энтузиазмом подхватил Лиминский, ничего до сих пор по тупости не поняв. – Игорь Саввович, голуба-душа, придвинь ко мне водочку, Риточка, вашу рюмку, Наташа, ваш бокальчик.., Олег Олегович, а ты чего? Логарифмы берешь?

Кажется, налаживалось: разлили вино, водку и коньяк, мужские пальцы с обручальными кольцами, женские – с перстнями и кольцами взялись за хрустальные ножки, но что-то опять не сработало: пустяк, мелочь, соринка, а здание бесшумно рушилось, рассыпалось на глазах.

– Хочу выпить за наших женщин! – не унимался Лиминский. – Дай им бог хороших мужей и всего другого, чего хотят! Ура!

Раздался медленный, наслаждающийся хохот Нели.

– Ей-ей, лучше не скажешь! – рокочущим от смеха голосом проговорила она. – «Дай им бог хороших мужей и всего прочего!» Голубчик, лапушка Лиминский, не надо мне желать того, что есть! Муж? Мигну – будет отутюженный красавец, полный ко мне любви и обожания, выну из сумочки ключ – завожу собственные «Жигули» последней модели, выну другой ключ – трехкомнатная квартира без смежных комнат. Эх, Лиминский! Глупый, смешной мужичонка… Ну чего еще там полагается, по-твоему, для радости? Дача? Есть. Девочки, бабоньки, подскажите, что еще нам надо? Счастья? А в чем оно? Дурак ты, Лиминский. Ну, сообрази, что нам надо? Эх, Лиминский, не знаешь и знать не можешь! Любви! Понимаешь! Любви надо! – Она гневно сжала пальцы. – Да с кем я разговариваю? Обворовал всех – себя, жену, незнакомую женщину, но поставил галочку в блокноте: «девятнадцатая»! Отодвинься от меня, Лиминский! – Она была страшна. – Хорошего мужа желаешь, а за коленки хватаешь. Идиот!