Зеленый дом

Когда вернусь я в мой зеленый дом

Когда вернусь я в мой зеленый дом, что ждет меня с терпеньем и стыдом, я там на стол собрать хочу давно орехи, хлеб и терпкое вино. Любимая, на трапезу приди и ту, другую, тоже приведи, придите все — всё будет прощено, пусть нас помирит терпкое вино. И ты приди, кто в чуждой стороне так дорог нынче оказался мне, — придите, мне без вас не суждено разлить по кружкам терпкое вино. Цветите же, когда придет весна, акация, каштан и бузина, ломитесь ветками ко мне в окно и осыпайтесь в терпкое вино. Так соберитесь же в моем дому все те, кто дорог сердцу моему, — мы будем петь (о чем — не все ль равно?) в дому, где ждет нас терпкое вино. 14.4.1944

Из сборника

«ПОГРЕБОК»

(1946)

Возвращение бургенландца

1. Сын бургенландца Весь сельдерей повыдерган из грядок, уложена вся пшенка за варок, у матери давно везде порядок, в похлебке тоже третий день жирок. Туманами подернуты закаты… Пора уж, батя, и тебе до хаты. Я жду тебя, — уж я укараулю, хотя свободной ни минутки нет; я всю собрал картошку и цибулю, дрова переколол в поленья дед, мать на табак не разрешила траты… Пора уж, батя, и тебе до хаты. Она козу пасет на дальних кручах, одна в залог уходит далеко — там много трав целебных и пахучих; на кухне выкипает молоко, и сумерки уж больно длинноваты… Пора уж, батя, и тебе до хаты. На помидоры — урожай особый, и шильхер тоже очень удался, но сливовицу нашу ты не пробуй, пусть даже мать пожарит к ней гуся: в ней порошок, — но мы не виноваты… Ты, батя, приходи скорей до хаты! 2. Отец бургенландца Померзла помидорная рассада, по грядкам видно: на носу зима. Осенний шильхер выспел то, что надо, и пшенкою забиты закрома. Поленницы пусть шатки, да не валки, на юг убраться птицам невтерпеж… Когда ж услышу стук дорожной палки, когда ж, сынок, из города придешь? Никто меня не кормит до отвала, и я желудком очень нездоров; твоя жена мне денег не давала, наколотых ей вечно мало дров, — чтоб всё понять, не нужно и смекалки; а стук часов ночами так похож на долгожданный стук дорожной палки, — когда ж, сынок, из города придешь? Она сама гоняет коз к разлогу и сына к плавням шлет за тростником, корсет натянет, выйдет на дорогу и долго вдаль глядит, как под хмельком; но сливовицу ты из рук нахалки не пей, не то подохнешь ни за грош… Когда ж услышу стук дорожной палки, когда ж, сынок, из города придешь? 3. Жена бургенландца Посохли флоксы, выспел шильхер славно, вся кукуруза сложена в сарай, на грядках нет работы и подавно, а гуси улетают в южный край; я сею мак, мне временами худо, тогда иду под вечер за порог… Когда ж моя окончится причуда, когда же ты вернешься, муженек? Запасец дров твоим отцом наколот, он вообще-то целый день в дому, на хвори жалуется и на голод: не буду резать курицу, ему назло, — он всё бурчит, бурчит, зануда, что про меня, мол, всё ему вдомек… Когда ж моя окончится причуда, когда же ты вернешься, муженек? Коль ты прибавишь малость к тем деньжонкам, что я с продажи сливок берегу, то сможем мы разжиться поросенком, — я мак давно готовлю к пирогу; а так — узнать кому да и откуда: не здешний он, тот возчик-паренек… Когда ж моя окончится причуда, когда же ты вернешься, муженек? 4. Бургенландец идет домой На палке трясется котомка, дойти б уж домой поскорей. На лужицах льдистая кромка, повыдерган весь сельдерей. И, радуясь каждой примете, шагаю, маленько спеша: зарежу козу на подклети, у плавней возьму камыша. Папаше несу, старикану, табак и еще ветчину, сынишке игрушку достану, уважу, понятно, жену. Забудем о прожитом лете, ужо натомилась душа! Зарежем козу на подклети, у плавней возьмем камыша. Готова ли каша из пшенки? Довольно ли в печке огня? Семь месяцев в дальней сторонке мгновеньем прошли для меня. Никто ни за что не в ответе, да можно ли жить, не греша — не резать козу на подклети, у плавней не брать камыша?

Погребок

Субботний зной, не торопясь, отхлынул, восходят звезды и ласкают глаз. Кирпичник кружку в горло опрокинул и за другою тянется сейчас. Домой плетется стадо; сколько денег принес — истрать уж всё, да не мусоль: прогнили доски стенок и ступенек, но под окном цветет желтофиоль. Нет росписей на балке потолочной — оттуда колбаса глядит, с крюка. Тут зашибает брынзу дух чесночный, тут красный перец — радость языка. Сюда идут в любой из деревенек бобыль, поденщик и другая голь. Прогнили доски стенок и ступенек, но под окном цветет желтофиоль. Еще домой идти, пожалуй, рано, еще по кружке можно взять вполне. Летит веселый грохот с кегельбана, — хочу сыграть, подай-ка шар и мне! Есть погребок в любой из деревенек, везде табачный дым вонюч, как смоль, — прогнили доски стенок и ступенек, но под окном цветет желтофиоль.