Маска Владигора

Спешившись, к крайнему дому подошла, по трескучим головешкам ступая, и дрогнуло от природы неробкое сердце ее: скрюченные, черные, как смоль, лежали здесь вповалку четыре трупа, среди которых даже маленький был мальчик. Отвращение преодолевая, присмотрелась к телам Кудруна, хоть девушка-служанка, от брезгливости изнемогая, тянула ее за рукав, умоляя скорее ехать дальше. Заметила Кудруна, что, прежде чем огонь коснулся тел, были изрублены мечом крестьяне эти, едва ли не располовинил каждого чей-то острый, жестокий, удальской клинок. Вдруг привлекло ее взгляд что-то ниткой пестрою расшитое. Наклонилась и вытащила из-под бревна часть обгоревшей личины, в которой сразу признала личину Владигора.

— Был здесь Владигор, был здесь мой муж! — воскликнула Кудруна и зарыдала.

Служанка взглянула на личину:

— Точно, его! Неужели… — и рот поспешно прикрыла ладонью, не желая причинить страдание госпоже предположением о гибели супруга ее.

Кудруна снова склонилась над телами, боясь признать в каком-нибудь из трупов тело Владигора, но никто из мертвых не походил ни ростом, ни сложением на ее супруга, и с облегчением вздохнула она, догадавшись, что меч, порубивший всех этих четырех, был Владигоровым.

«Только за что же он всех их посек? — думала Кудруна с тяжелым сердцем. — Даже женщин и ребенка не пощадил. Неужели стал он извергом, изуродован будучи чарами волшебника?»

После ходила она от дома к дому и везде натыкалась на обуглившиеся в огне тела, лежавшие под обгоревшими кровлями, стропилами и бревнами, и неотступно преследовала ее мысль: «Не Владигора ли это дело? Не он ли здесь бесчинствовал? Я-то думала, что Владигор — добрый и великодушный, а он, вероятнее всего, совсем не такой! Не может человек с безобразным лицом быть незлобивым и честным».

Дальше поехала Кудруна. День ехала, а ночью спала в лесу. Холодно уж было. Листва в лесах давно уж облетела, и стояли голыми и печальными деревья, ожидая, что скоро украсятся они другим нарядом, белым и пушистым. Только тем и спаслись в ту ночь Кудруна с прислужницей, что непрестанно подбрасывали сучья в большой, жарко пылающий костер.

На следующий день, выехав из леса, городище увидели они. Въехали в ворота и на площади толпу застали. Причитали, выли женщины, мужчины, на копья опираясь, ждали чьего-то знака — все напряжено было в лицах их и позах.

— Что у вас случилось? — спросила Кудруна, не покидая седла.

С искаженным от страдания лицом, шатаясь, подошел к ней чернобородый осанистый мужик:

— Госпожа, нет мочи говорить! Никак не изловим мы волка, кусающего до смерти детей наших.

Был тут недавно один пришелец, чужак, вызвался было волка того убить, а вместо этого нашего жителя убил, Криву-бочара. Пришелец тот таким уродливым был, что просто страх. И вот сказал он, что на лесной тропе волка застрелил, а после, когда в городище на спине его принес, оказалось — Крива! Прогнали мы того урода, и поселился он, говорят, в лесной избушке, где Крива раньше жил. Уходя от нас, оборотнем Криву назвал и советовал кол осиновый в грудь мертвецу вогнать. Не послушались мы его и Криву похоронили как всех прочих, по обычаю. Но волк сегодня снова к нам пришел и… — не смог сдержаться чернобородый, сморщился, слезы заструились по щекам, — и сына моего, Климушку, задушил, прямо в избе и задушил!

Захлебнулся мужик рыданиями, на корточки присел, голову обхватил руками, а толпа, от всего сердца сочувствуя горю отца и понимая, что с каждым может случиться беда такая, заволновалась:

— Сейчас идем! Поднимем урода на копья!

— Мечами его на мелкие куски изрубим!

— Тело его поганое предадим огню, а прах по ветру пустим! Идем, идем рубить урода!

Кудруна поняла, что речь идет о Владигоре и жители городища решительно настроены сотворить задуманное. Гарцуя между ними на скакуне своем, по-княжески властно закричала, поднимая руку:

— Властительницу Синегорья Кудруну видите вы, супругу Владигора! Уймитесь! Не ведаете вы, что тот урод — это князь синегорский, Владигор, и если уж советовал он вам кол осиновый в грудь оборотню вогнать, так послушать вы его должны бы были! Не урода Владигора вы должны поднимать на копья, а идти сейчас к могиле Кривы вашего да и посмотреть, как он там лежит! Если спокойно тело, недвижно, то думать нужно, как волка изловить! А поднимать на копья князя, крошить его мечами — это преступление, за которое дружина, мною из Ладора вызванная, все городище ваше предаст огню, а вас, бесстыдников да ослушников, сказнит без всякой милости!

Впервые в жизни Кудруна говорила с народом так властно, так жестоко, такими карами грозила. Но не видела девушка иного способа усмирить разъяренную толпу, собравшуюся убить ее любимого супруга. И строгость ее слов многих отрезвила. Волк, детей кусавший, не казался горожанам столь страшным, как дружина, присланная из Ладора, чтобы всех их казнить.

— А что, и впрямь надо бы на Криву поглядеть… — робко высказался кто-то.

— Дело говоришь, — отозвался другой, — пойдем, разроем его могилу. Ведь и до появления в наших краях урода… Владигора то есть, бегал же волк по городищу.

Народ зашевелился. Послали за лопатами, и скоро принесли не меньше полудюжины деревянных лопат, железом обитых по острой рабочей кромке. Тотчас пошли к могиле Кривы-бочара, которого похоронили там же, где хоронили всех умерших горожан, близ рощи липовой, на холме, за валом. Когда же разрыли землю, уже разрыхленную какую-то, встревоженную кем-то, увидели все, что покойник не в пеленах лежит, как хоронили всех, а нагой, и не на спине, а ничком, уткнувшись носом в землю.

— Да кто же его могилу-то переворошил? — шептали озадаченные горожане.

Кудруна, заглянув в яму, вокруг которой сгрудились не знавшие что и сказать горожане, приказала:

— Переверните его навзничь!

Охотников прикасаться к мертвецу вначале не нашлось, но, боясь, что разгневается княгиня, все ж таки перевернули его на спину, и тут возглас ужаса раздался, мигом из могилы вылезли те, кто переворачивал тело. Увидели все, что изо рта покойника волчьи клыки торчат.

— Ну, чего еще надобно, чем вас еще убедить?! — торжествующе проговорила Кудруна. — Живее кол осиновый несите! Больше не станет оборотень к вам ходить! — И прибавила: — А витязя, князя вашего, лишь за одно его лицо жизни лишить хотели! Эх, бесстыжие!

Горожане заторопились исполнять волю княгини. Застучал в роще топор, с шумом на землю повалилась осинка молодая. Заострили кол так усердно, что, когда кузнец по прозвищу Бугай, поплевав на руки да хорошенько размахнувшись, вонзил его в грудь оборотня, кол в землю глубоко вошел за Кривиной спиной. И выгнулось тело, и пробежала по нему дрожь, и лязгнули волчьи клыки, и рык раздался, глухой, утробный, и не шевелился больше мертвец. Забросали землей могилу, хорошо ногами утоптали и навалили на нее валун огромный. После же кланялись Кудруне:

— Спасибо, матушка правительница!

— Видим теперь, кто был виноват!

— Чуть было крови невинной не пролили, за одно лишь уродство человека невинного сказнить хотели!

Нашлись охотники проводить княгиню к лесной избушке, где жил изгнанный из городища Владигор.

Но Кудруна лишь попросила указать дорогу и в сопровождении служанки, давно уж ставшей ей подругой, поехала туда.

Когда конь ее вышел на поляну, где стоял неказистый домик, крытый лыком, сказала служанке, спрыгивая с седла, Кудруна:

— Здесь обожди меня, — и, предчувствуя еще более страшную беду, чем та, что уже случилась с Владигором, робея, на порог взошла. Дверь приоткрыта, повсюду кости, начисто обглоданные, вонь, грязь. Когда глаза Кудруны к темноте привыкли, увидела она: кто-то в углу затаился. Пригляделась — это был Владигор без личины. Шагнула к нему — зарычал с угрозой. Не просто уродлив был он, а страшен в уродстве своем: оборванный и грязный, стоял он на четвереньках, куча обглоданных костей перед ним лежала.

— Владигор! Владигор, мой милый! — протягивая руки к звероподобному существу, воскликнула Кудруна.